Минмин подошла, улыбнулась.
– Доброе утро. Позавтракали? – спросила Минмин. – Зайдёмте, позавтракаем. Сразу все станут добрее…
Лаобан уже суетился у столов, вынес большой, кипящий чайник, поставил его на стол. На столе уже стояли: керамический чайник с заваркой и чашечки. Позавтракали рисовой кашей и хворостом.
В зал кэджана вошел Доник, подошел к гонджу.
– Доброе утро, – сказал он. – Мы можем поговорить?
– Конечно.
Минмин указала на табурет рядом, он сел.
– Я вчера, после вашего ухода, поговорил с Ёнджуном. Мы хотели бы предложить вам путешествовать вместе до Ушань. Не знаю, согласятся ли ваши спутники?
Минмин вопросительно взглянула на Хей Яна, он утвердительно кивнул. Чем больше людей, тем более вооружённых солдат, те безопаснее.
– Мы не против, – ответила Минмин.
– Благодарю, – обрадовался Доник.
– Вот только… – Минмин оглянулась на своих спутников, – придется убрать настороженность и быть более дружелюбными, не так ли?
Хей Ян и Бай Ци, соглашаясь, кивнули.
Спустя половину шичень лошади были запряжены, повозка готова, вещи собраны и они тронулись в путь.
Ночью уже подмораживало и с утра не оттаявшая изморозь лежала на ветках, желтеющих листьях, на траве по краям дороги. Осень вступила в свои права. Гонджу, укутанная в теплую лисью шубу, сидела с Диди в повозке. Деревянные колёса медленно поворачивались, скрипя и подскакивая на ухабинах. До Ушань еще два дня пути. Удастся ли найти ночлег сегодня вечером? Гнать лошадей не стали, ехали размеренно. Хей Ян, сославшись на карту, заверил, что до следующего кэджана они доедут ближе к вечеру.
Гонджу выглянула из повозки, подозвала Хей Яна.
– Передай, пожалуйста, мужчине с которым я вчера беседовала, что я хотела бы пригласить его к себе в повозку и побеседовать.
Он кивнул, развернул лошадь, подъехал к повозке толмачей, передал просьбу. Повозки затормозили, Доник вышел, пересел в повозку гонджу.
– Я надеюсь моё приглашение вас не… не оторвало от… – начала Минмин.
– Что вы, что вы, я только рад, – перебил он.
– Могли бы вы рассказать мне о Чаохань? Какая там жизнь, какой там правитель, какие нравы? Чем отличается жизнь в Чаохань от жизни в Шань.
Он начал. Его глаза наполнились добротой, когда он описывал свой дом, город, его жителей, их традиции, нравы – он улыбался. Постепенно речь зашла о письменности. Немного поговорили о том, что в Чаохань нет своей письменности. У толмачей были большие затруднения при изучении диалектов Шань и Вэй, и письменности. Насколько поняла гонджу – язык Чаохань отличался от шаньского формой и строением слов. В Чаохань у слов имелись приставки, суффиксы, окончания.
– Как же вы собираетесь адаптировать письменность Шань под свои нужды? – удивилась Минмин.
– Я прибавляю дополнительные знаки.
– Как? Покажите.
Она достала из под скамейка дорожную сумку, немного покопалась в ней и извлекла пачку бумаги и коробку с угольками, обмотанными кусочками бумаги, остро заточенными по краю. Доник, от удивления, оторопел. Он видел бумагу ранее, но в таком количестве…
– Вэй Аймин, – сказал он, – вы необыкновенно богаты?
– Что? – удивилась гонджу.
– Так много бумаги… я за всю свою жизнь не видел столько. Вернее… видел, но только несколько книги. Они была полностью из бумаги и стоили невероятно дорого.
– Правда? – улыбнулась гонджу, – а что за книги?
– Писания Будхи и детские сказки. Писания Будхи… в сюеюань… в Шань они просто, в буквальном смысле слова, цитируются.
– О! – хмыкнула гонджу, – неужели?
– Да, вы слышали о них?
– М… доводилось читать… – кивнула гонджу.
– Так вы… – его глаза засветились, – так вы их читали… и… что вы думаете?
– М… слишком мудрёно для меня, сплошные изречения. Главное они просветляют ум и уводят людей от убийств и жертвоприношений, это мне нравится.
– А для меня это кладезь знаний. Я готов их цитировать снова и снова, например Будхи сказал…
– Давайте не будем углубляться в дискуссию, хорошо?
– Но эти знания… они… это предел человеческой мысли. Самое ценное и самое мудрое… из всего, что мне приходилось читать, эта книга…
– Лишь первый шаг на пути непознанного… Это лишь идеи, они открывают человеческий разум, а дальше человек должен сам развиваться… Это как круг знаний, чем больше знаешь, тем отчетливее понимаешь как много непознанного остается.
– Что? – переспросил, недоуменно, Доник.
Гонджу начала чертить на бумаге круги знаний. Она нарисовала три круга. В центре первого подписала: я знаю. Во-втором, большем, окружающим первый, надписала: я знаю, что я не знаю. В третьем, самом большем, окружающим оба первых, надписала: я не знаю, что я не знаю. И в площади пространства, оставшейся на листе крупными словами написала: абсолютное знание.
Доник с интересом изучил рисунок.
– Я понял, сказал он, – на его лице отразилось счастье. – Как мудро и вмести с тем просто.
– Объясните мне, – попросила Минмин, – каким образом вы записываете слова на вашем языке, используя письменность Вэй.
Она протянула ему лист бумаги и уголек. Он написал несколько вэньзы[86 - ?? wеnz?, (здесь) иероглиф.] и рядом с некоторыми из них сверху, с низу, по бокам, дописал дополнительные символы. Он объяснил, что дописанные символы или вэньзы созвучны с теми окончаниями и приставками, которые ему нужны. Он гордо продемонстрировал еще несколько надписей.
– Замечательно, – скептически покачала головой Минмин. – Но не легче ли придумать алфавит?
– Алфавит? – удивился Доник.
– Называйте мне по отдельности звука из вашего языка, – попросила Минмин.
Он начал произносить: ка, на, да.