Кавалергардский вальс. Книга четвёртая

– Такую женщину, как ты, трудно забыть, – и в подтверждение слов смял её в объятьях и впечатал в подушку.

– Ты просто зверь, – произнесла она вожделенно.

Одеваясь, Сашка «поедал» Ольгу глазами:

– Я ещё увижу тебя?

Она кокетливо улыбнулась:

– Я сама дам тебе знак о нашей встрече.

И подвела Чернышёва к большому зеркалу на стене, в котором отражение умещалось во весь рост. Жеребцова взялась за раму и,… обнаружилось, что это вовсе не простое зеркало, а потайная дверь. Она подтолкнула к ней Сашку:

– Мне не хотелось бы, чтоб тебя видела прислуга; всё-таки, я замужняя дама.

– Конечно, – соглашаясь, кивнул он.

– Ступай. Спустишься по лестнице и очутишься на набережной. До встречи, мой пылкий лев! – и она поцеловала его на прощание.

Английская набережная

Выбравшись на Английскую набережную, Сашка перевёл дух и принялся подробно восстанавливать в памяти всё, что ему довелось услышать и увидеть.

Самое понятное то, что у Ольги с Витвортом любовная связь и, с помощью Чарльза Ольга хочет вернуть из-за границы брата – Платона Зубова. Вроде бы безобидное желание сестры. Но звучали известные фамилии и странные намёки. Адмирал де Рибас, князь Фёдор Растопчин. И ещё шла речь о каком-то старике, чьё влияние на императора необходимо устранить.

Сашка напряг ум; «стариком» при дворе чаще всего называли Суворова. Он сейчас в Польше, ожидает потепления, чтоб вернуться в столицу. Уж не его ли влияние на государя хотят устранить Жеребцова с Витвортом? Чем же так неугоден им прославленный в боях фельдмаршал?

Но главное, что настораживает, это их желание «подобраться» к цесаревичу Александру. Его поддержка, сказал Витворт, «обеспечит половину успеха». Успеха в чём?! Похоже на заговор.

Сашка почесал затылок. Что делать? Рассказать Александру Павловичу о том, что заговорщики хотят вовлечь его в какой-то тайный план? Внезапно Сашка вспомнил, что время уже перевалило за полдень, а он обязан был явиться с утра к Александру.

– Чёрт! – он огляделся; Зимний дворец был отсюда в нескольких шагах. И Чернышёв бросился туда бегом.

Ольга Александровна Зубова, а по мужу Жеребцова, слыла одной из красивейших женщин Петербургской аристократии.

И, если блистательную Марию Антоновну Нарышкину именовали в свете королевой, то, глядя на Оленьку Жеребцову, говорили: «очаровательная прелестница». Белокурая, голубоглазая, с аппетитными формами, с очаровательными ямочками на щеках, хохотушка и озорница. В свои тридцать четыре года она выглядела молодо и привлекательно. А по характеру и образу жизни и вовсе напоминала девчонку.

В желании вырваться из-под опёки родителей, она рано вышла замуж за ничем не примечательного камергера Алексея Жеребцова, которому вскоре родила двух детей. Но замужняя жизнь на Москве её тяготила; супруг наскучил, дети были целиком доверены нянькам, а молодая жена от скуки занялась уроками танцев, в чём заметно преуспела.

Когда её брат Платон Зубов возвысился в свете, благодаря любовной связи с императрицей Екатериной, он перетянул из Москвы в Петербург всех родственников и пристроил их на высокие должности. Супруг Ольги сделался статским советником и его избрали предводителем дворянства Ямбургского уезда. Но Ольга, вкусившая праздной столичной жизни, не горела желанием ехать с мужем в эту «глухомань» и бросилась в ноги брату.

Платон уведомил зятя, что отъезду Ольги противится сама императрица; желая, чтобы сестра фаворита украшала её двор. Жеребцов удручённый уехал один. А Ольга осталась блистать при дворе.

Перед её прелестями в своё время не устоял и сам Павел Петрович, будучи ещё великим князем. Он влюбился в Ольгу и отчаянно домогался её. Однако она, предпочитала высоких и красивых мужчин, и не желала отвечать взаимностью цесаревичу. И только, благодаря опять-таки стараниям Платона, ей удалось избежать этой неприятной связи; государыня Екатерина лично попросила сына оставить Ольгу в покое.

По-настоящему разжечь пламя страсти в её сердце удалось только статному красавцу с тонкими чертами лица и завораживающим взглядом, Чарльзу Витворту. Он был на двенадцать лет её старше и, пленил молодую чаровницу английской сдержанностью, манерностью и загадочностью.

От этой любви Ольга была сама не своя. Она ласково звала его «Шерли» (от французского cher). Ради него была готова на любые жертвы! И, чтобы быть с ним рядом, для неё не существовало никаких преград! Так самозабвенно может любить только русская женщина. И сердце английского дипломата дрогнуло.

При жизни императрицы Екатерины жизнь семейства Зубовых была просто сказочной. Они невероятно разбогатели, приобрели огромный вес в обществе и безграничную благосклонность государыни.

Но с приходом к власти Павла, их сказочная жизнь закончилась. Имения были конфискованы, богатства отобраны, положение унижено. Николая Зубова, старшего из братьев, Павел отправил в деревню. Платона выдворил из страны за границу.

Ольга осталась в Петербурге (возможно, в память о своей прошлой любви Павел проявил к ней снисхождение), но её влияние при дворе утратилось. Дом на Английской набережной – это всё, что у неё осталось от прежней жизни. Даже возлюбленный Чарльз, боясь связи с опальной графиней, покинул её. Всеми забытая и одинокая Ольга оплакивала несчастную судьбу, лёжа на холодной кровати в своей спальне.

Разумеется, Жеребцова начала питать страшную ненависть к Павлу, из-за которого потеряла всё. Она была так отчаянно прекрасна в своём горе, что постепенно вокруг неё стали собираться сочувствующие представители столичной аристократии, такие же обиженные на новый режим и потерявшие былые привилегии.

Чтобы развеять печаль, Ольга проводила у себя в доме музыкальные вечера, назло запретам императора. И каково же было её удивление, когда три года спустя к ней явился Витворт и пожелал возобновить их отношения. И Ольга, не помня себя от счастья, бросилась с головой в прежнюю любовь.

Ослеплённая чувствами, она не сразу поняла, что Чарльз настойчиво пытается втереться не столько в её постель, сколько в круг её общения. И, не задумываясь, поддерживала просьбы любовника свести его с тем или иным влиятельным человеком. И тоько, спустя какое-то время, поняла, что Витворт готовит заговор.

Но сердце любящей женщины делает её безумной и теряющей ощущение опасности. Ольга полностью растворилась в Чарльзе и в его тайной миссии. Тем более, что интересы Сент-Джеймского кабинета, по счастью, совпали с Ольгиными.

Зимний дворец

Покои великой княгини Елизаветы Алексеевны

Малышка Мария делала первые неуверенные шаги. Она наотрез отказывалась ползать, как это делают большинство детей. Крепко держалась за руки матери и неуклюже, но настойчиво шагала маленькими ножками.

Кстати тёмные волосы, из-за которых произошёл скандал, постепенно светлели, и к десяти месяцам головка Марии была увенчана воздушными кудрями русого цвета. А глаза из чёрных стали скорее коричнево-оливковыми. Но теперь это уже никого не интересовало; дурная слава прокатилась по дворцу, наделала шума, покалечила кому-то карьеру и репутацию. Но признавать свои ошибки по этому поводу никто не собирался.

Александр держал супругу за руку и невольно отмечал, что материнство чудесным образом украсило Елизавету; она немного поправилась, и эта полнота придала ей аппетитное очарование – лицо чуть округлилось, и щёки заиграли румянцем, появилась высокая соблазнительная грудь и круглые бёдра. Из стройной хрупкой тростинки с прозрачной кожей Елизавета превратилась в привлекательную молодую женщину, от которой веяло притягательной силой. И, поглаживая бархатистую кожу её руки, Александр чувствовал нарастающее желание.

Он прижался к супруге щекой и что-то заговорщически прошептал на ухо. Она смущённо порозовела:

– Сейчас?! Но Марию нужно покормить. А потом у неё дневной сон…

Александр нетерпеливо вздохнул:

– Лиз, у тебя целый штат нянек!

– Ты прав.

Она вызвала из соседней комнаты двух нянек и приказала:

– Марию следует накормить и уложить спать! – и, увлекаемая супругом, с виноватым выражением лица удалилась из покоев.

Няньки с понимающей улыбкой поглядели им вслед. Одна из них, постарше, Серафима, распорядилась:

– Я схожу на кухню за кашей, а ты усади принцессу за стол. И прибери игрушки.

Вторая нянька, молодая девица Дуня, усадила малышку на стул, пододвинув к столу. Аккуратно повязала кружевную салфетку девочке на шею и, отвернувшись, стала подбирать разбросанные игрушки в корзину.

Мария, оставшись без присмотра, ухватилась за скатерть, приподнялась и встала ножками на стул. И, шагнув со стула, полетела на пол вниз головой!

Нерадивая нянька бросилась к ребёнку, испуганно прижала к себе и начала успокаивать. Но Мария кричала так, что захлебывалась собственным криком.

Вернувшаяся с кашей Серафима удивилась: