Кавалергардский вальс. Книга четвёртая

– А ты смелый, кавалергард. Я обожаю отчаянных мужчин!

Расхрабрившись от комплимента, Чернышёв попытался приосаниться, но не устоял на ногах и свалился прямо на дамочку, припечатав её своим телом к сиденью.

Она на удивление расхохоталась ещё громче. И вдруг притиснулась к Сашке и горячо поцеловала в губы.

Чернышёв обалдел. Сознание его продолжало лихорадочно кружиться хмельной каруселью. Он туманно посмотрел в лицо незнакомке и пробормотал недоумённо:

– … Надя?

– Чёрт с тобой, пусть будет Надя, – кокетливо усмехнулась она, привлекая его к себе.

Набережная рек Мойки и Фонтанки

Павел посетил стройку нового замка, что возводился по его личному проекту у истока двух рек – Мойки и Фонтанки. Место было выбрано императором не случайно; здесь прежде располагался деревянный Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны, где, собственно, 20 сентября 1754 года Екатерина Алексеевна и родила великого князя Павла Петровича.

Павел считал, что замок, возведённый на месте, где он родился, непременно принесёт ему защиту и спокойствие. А, чтобы заручиться поддержкой ангела-хранителя семьи Романовых – святого Михаила, он повелел будущий замок именовать Михайловским.

Все эти условности и тяга к символам говорили о том, что император боится. Он, помня предсказание инока Авеля, чувствовал себя окружённым врагами, и неумолимо торопил строительство. Число рабочих на стройке доходило до шести тысяч одновременно, и обязаны они были работать и днём и ночью (при свете факелов и фонарей).

К началу 1800 года здание уже было возведено. Оно коренным образом отличалось от всех построек Санкт-Петербурга, так как напоминало европейский замок-крепость XV века. Сделанный в виде квадрата, внутрь которого вписан восьмиугольный внутренний двор, замок был полностью окружён рвом, наполненным водою, и попасть в него можно было через мосты, которые поднимались и опускались на цепях и охранялись часовыми.

С февраля начались отделочные работы. Придворные мастера: скульпторы, камнерезы и художники не успевали так быстро создавать все необходимые детали, как требовал государь. И Павел решил: чем создавать новое, быстрее будет использовать что-то готовое. По его приказу были разобраны несколько павильонов в Царском Селе и целый дворец в Пеле. Из Академии художеств были вывезены колонны, фризы и скульптуры. Со стройки Исаакиевского собора везли мрамор. В Таврическом дворце разобрал паркет из дорогого дерева.

В результате замок приобретал вид мозаики из не сочетающихся и противоречивых направлений в архитектуре и искусстве. Но Павла ничуть не смущало такое хаотичное смешение стилей. Позже искусствоведы скажут, что «Михайловский замок самый выразительный символ Павловской эпохи; в его облике явственно воплотились художественные вкусы и своеобразие личности императора Павла».

Расчищенную площадь перед замком, которую, Павел распорядился именовать площадью Коннетабля, ему захотелось украсить памятником Петру I, которого он считал великим русским царём. Но создание памятника – дело не быстрое, а Павел спешил! И тогда на складах отыскался памятник Петру скульптора Бартоломео Растрелли (отца знаменитого архитектора Зимнего и Екатерининского дворцов); он пылился там уже более пятидесяти лет.

Этот памятник заказал мастеру ещё при жизни сам Пётр в 1716 году в ознаменование победы над шведами. По замыслу Растрелли царь Пётр был изображён в одежде римского императора, верхом на коне. Но великий царь так и не дожил до окончания работы скульптора. Последующие правительницы, Екатерина-I, Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна не озаботились тем, чтобы увековечить великого предка.

Елизавета Петровна намеревалась установить памятник отцу на площади перед Зимним дворцом, но была не в восторге от произведения Растрелли, и долго оттягивала с решением. И в итоге Елизавета скончалась, а памятник вновь остался не у дел.

Екатерина Алексеевна, после вступления на престол, решила отдать дань великому царю-реформатору и установить в его честь достойный памятник. Осмотрев статую работы Растрелли, императрица, обладающая природным хорошим вкусом, решительно отвергла её и пригласила для создания монумента французского скульптора Фальконе. Чьё творение (в современной трактовке «медный всадник») и было установлено на Сенатской площади со скромной надписью «Петру первому. Екатерина вторая».

И вот теперь всеми забытая и отвергнутая скульптура Растрелли была извлечена на свет божий и, наконец, пробил её звёздный час! Павлу вычурный облик Петра в римском образе пришёлся по душе. Архитектор Волков торопливо изготовил пьедестал, облицованный мрамором, и украсил его бронзовыми барельефами «Полтавская баталия» и «Бой при Гангуте». И памятник был установлен перед Михайловским замком.

Павел, копируя гений своей матери, велел высечь на постаменте: «Прадеду правнук».

Сейчас Павел стоял рядом с памятником и наблюдал, как рабочие водружают на фасад над главными воротами замка длинный мраморный фриз. Этот фриз Павел распорядился забрать со стройки Исаакиевского собора. Фриз был огромным, состоял из трёх плит с высеченной на них во всю длину библейской строкой: «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ».

Неожиданно за спиной император услышал чей-то тяжёлый вздох:

– Кощунствуешь, государь…

Павел вздрогнул и обернулся; рядом стояла пожилая женщина в скромной одежде и грустными мудрыми глазами смотрела на него. Он опешил:

– Кто такая? Как смеешь говорить со мной?

– Кличут Ксенией. Иду по святым местам, – почтительно ответила та, тяжело опираясь на деревянную клюку.

Павел рассердился:

– Вот и иди себе с богом! – и заносчиво добавил, как бы в своё оправдание, – В доме этом будет жить императорская семья, значит, дом этот – святыня!

Странница грустно покачала головой:

– Нет, государь, жить ты здесь не будешь. Не прожить тебе и стольких лет, сколько букв в этой священной строке.

– Пошла прочь! – испуганно вскрикнул Павел, шарахаясь от женщины.

Она тоже, испугавшись крика государя, отшатнулась и отошла на несколько шагов. Затем, обернувшись, перекрестилась и пробормотала:

– Не дом ты себе строишь, а гроб.

Павел растерянно начал озираться и кричать во весь голос:

– Гвардейцы! Караул! Кто пустил?!… Гнать! Гнать отсюда всех посторонних!

Пока на шум сбежались охрана и придворные, странной женщины и след простыл. Павел был в гневе и отправил всех на поиски старухи.

А сам, оставшись один, испуганно оглянулся на замок:

– Что, если это знак? – и начал дрожащим пальцем пересчитывать буквы в строке, украшающей фриз, – … Сорок семь, – шёпотом посчитал он и ощутил, как пересохло от страха горло.

Сейчас ему шёл сорок шестой год. Что же, значит, у него совсем не осталось времени?! Страх обуял Павла. Он закутался в плащ и уселся в карету, велел ехать в Зимний.

По дороге вновь вспомнил о разговоре с иноком Авелем, и об убийцах, коих он сам «пригреет на своей груди». Павел в страхе начал примерять возможные кандидатуры врагов. «Пригретые на груди» могли быть только близкими людьми и, поэтому первыми приходили на ум члены его семьи – жена и старшие сыновья Александр и Константин, коих он удостоил звания цесаревичей.

Поразмыслив, Павел пришёл к выводу, что у всех троих есть веские основания его ненавидеть; каждого из них он достаточно оскорблял и плевал им в душу. Только вот кто из них способен решиться поднять на него руку?

Мария Фёдоровна для этого слишком глупа. Константин вспыльчив, простодушен и прямолинеен; для заговорщиков – одно наказание. А вот Александр?… Этот, с детства привыкший к лицемерию, мальчишка, не так прост. Хоть и трусоват. Но чем чёрт не шутит?

С такими тягостными мыслями Павел приехал во дворец.

Зимний дворец

Кабинет императора Павла

Войдя в кабинет, Павел приказал секретарю прислать к нему цесаревича Александра с докладом. И в ожидании сына стал мерить шагами комнату, заложив руки за спину.

Александр, услышав распоряжение отца, занервничал не меньше. Не зная, что именно хочет услышать от него император, он лихорадочно перебрал в голове все возможные и невозможные вопросы, сложил в папку бумаги по обстановке в городе и по вверенному ему Семёновскому полку. Неожиданно вспомнил о несостоявшемся вчера сватовстве в доме Румянцева и обратился к дежурному кавалергарду:

– Мой адъютант Чернышёв с утра был?

– Нет, Ваше высочество, не появлялся.

– Пошлите за ним. Пусть явится немедленно!

Спустя четверть часа ему доложили, что Чернышёва дома нет, и его сосед по квартире сообщил, что тот ночевать не приходил. У Александра дернулась щека: «Где его опять черти носят?» Но, делать нечего; надо идти на приём к отцу.