Кавалергардский вальс. Книга четвёртая

Пока Александр читал доклад по ночным происшествиям в Петербурге за истекшие сутки (который ежедневно представлял ему губернатор Пален) и доклад по полковым делам (согласно поступающим доносам от командира полка), Павел пристально вглядывался в непроницаемое лицо цесаревича и размышлял.

Как ни крути, Александр – главный конкурент; он наследник престола. Умён, хорошо образован, молод и красив, сдержан и благороден; чем, несомненно, выглядит симпатичнее своего отца. И этим привлекателен для заговорщиков. С ним бы надо держать ухо востро.

Тем временем Александр закончил чтение доклада и умолк, в ожидании вопросов. Павел испытующе смотрел на сына, прикидывая, что бы такого спросить, покаверзнее? Чтоб заставить дрогнуть эту фарфоровую маску!

– Помнится, у нас был разговор о том, чтобы женить твоего адъютанта Чернышёва. Как прошла свадьба? – язвительно поинтересовался он, и по тому, как вдруг сын переменился в лице, понял, что попал в цель.

– Свадьба не состоялась, – нехотя пробормотал Александр.

– Отчего же?

– Мадмуазель Гольтцер отказала Чернышёву.

– Это он тебе так сказал? – император прищурился.

– Нет, Ваше величество. Я лично сватал адъютанта…

– И отказала?! – вытаращил глаза Павел, – Тебе? Сыну императора?! Ай, да девка!

И он громко расхохотался. Хватаясь за живот от смеха, он тыкал в сына пальцем, силясь что-то сказать, но не мог вымолвить ничего членораздельного.

Александр покраснел, как варёный рак:

– Что с Вами, отец? Что Вас так насмешило?

Павел, вытирая слёзы, наконец, выдавил из себя:

– Я представил твоё лицо при этом! А-ха-ха!

И, в душе ликуя, подумал: «Какой он, к чертям собачим, конкурент?! Чушь всё это и блажь!» Он благосклонно махнул рукой:

– Довольно. Ступай. Пусть Чернышёв твой ходит холостяком. И поделом ему; не заслужил он такую девицу, как Гольтцер!

Александр вышел из кабинета точно оплёванный. Поймал в коридоре Кочубея и сердито осведомился:

– Что Чернышёв?

– Не появлялся.

– Чёрт бы его побрал! Куда он подевался?!

Он, разгневанный, решил отложить дела. И, чтоб успокоиться, направился на половину жены.

Тем временем

дом О. А. Жеребцовой

Сашка с трудом разлепил глаза. Чёрт! И зачем он так вчера надрался? Теперь весь день придётся проваляться в постели с ощущением «лучше бы я вчера умер…». А ведь у него на сегодня были какие-то важные дела. Он попытался напрячь мозги и почувствовал тяжёлую головную боль. Н-е-е-ет! Это ужасно, так напиваться!

Он сосредоточил зрение на потолочной фреске: толстый амурчик сидел на облаке и метился стрелою в молодую парочку, гуляющую по земле. Сашка мысленно усмехнулся над амурчиком: «Ну и боров! Как под такой тушей облако не провалилось?» Представил себе провалившегося сквозь облако ангелочка и фыркнул. Тут же испугался: «Стоп! Какой амурчик?! Откуда здесь фреска? Где я, вообще?!»

Резко присел на кровати и огляделся.

Комната была огромная, с тремя окнами, занавешенными розовыми портьерами с кистями. Дорогая обивка стен, белая мебель на гнутых ножках. Мягкий турецкий ковёр на полу. Огромный трельяж, уставленный коробочками, флакончиками, гребешками и всякой прочей дребеденью. Всё говорило о том, что спальня принадлежит женщине, и весьма богатой… Сашка оглядел кровать, на которой сидел; большущая, с пуховым матрацем и ослепительно-белым, пахнущим лавандой, постельным бельём. Чернышёв взглянул на соседнюю подушку, хранящую вмятину от чьей-то головы, и наклонился, потянув носом – подушка благоухала ароматами духов.

– Что за чёрт? – прошептал он сам себе, – Я с кем-то провёл ночь?!

Осторожно заглянул под одеяло и не обнаружил на себе ни одной детали из одежды:

– И, похоже, ночь была бурной… Надо же; ничего не помню!

Затем увидел разбросанные по полу свои вещи. Наспех оделся и стал озираться в поисках выхода.

Двери было две. За одной из них оказалась маленькая комната с мраморной ванной.

За другой – небольшой будуар. Пробежав по нему крадучись, Чернышёв прильнул ухом к следующей двери и услышал голоса. Разговаривали двое – мужчина и женщина. Судя по интонации, беседа была деловая и доверительная. Сашку обуяло любопытство; он осторожно приоткрыл дверь и, голоса сразу стали вполне различимыми.

– … свести авторитет старика к минимуму. А ещё лучше, удалить его из расположения царя вовсе, – услышал Сашка окончание фразы, произнесённой мужчиной.

– Дело не хитрое, – ответила женщина, – Наша обезьяна доверчива; будет достаточно хорошей сплетни, чтобы милость сменилось на гнев. Я сама позабочусь об этом.

– Ты – просто чудо! Что бы мы без тебя делали?

– Я всего лишь женщина. Авантюры и интриги – это моя стихия. Но политика, Чарльз, – это игры для мужчин. Нам нужны светлые умы. Надо вернуть брата из-за границы. Если наша семья соединится, мы будем большой силой.

– Но как это сделать? Он итак был в немилости у императора, а своими скандальными похождениями в Курляндии и вовсе испортил себе репутацию! Павел ни за что не захочет видеть его снова в Петербурге.

– Нет ничего не поправимого, – убедительно возразила она, и вдруг голос её сделался медовым, – Шерли, милый, закрой глаза.

– Что такое? – удивился он.

– Ну, закрой, – кокетливо попросила она, – И открой рот.

– Что ты затеяла?

– Хочу угостить тебя шоколадом; знаю, ты его обожаешь. У меня есть особый сорт. Ну, же!

Сашка не выдержал и прильнул глазом к дверной щели. Солидный, подтянутый, изысканно одетый по английской моде мужчина доверительно открыл рот, зажмурившись. Дамочка взяла что-то с накрытого стола и быстро закинула ему в рот.

Лицо джентльмена, в предвкушении удовольствия, расплылось в улыбке, но тутже исказилось брезгливой гримасой, и мужчина принялся яростно отплёвываться:

– Ольга! Что за шутки?! Это… Это варёный лук!! – воскликнул он с отвращением, – Я его терпеть не могу! Зачем ты это сделала?!

– Преподаю тебе урок; можно съесть то, что ты терпеть не можешь, если тебе это преподносит рука, коей ты слепо доверяешь.

Мужчина насторожился:

– То есть?