Наследники и самозванцы. Книга пятая

Остерман небрежно нацепил парик, рассматривая своё отражение в зеркале:

– Но у этой партии есть и слабая сторона: в неё не входит ни один, по-настоящему, влиятельный вельможа, такой как Трубецкой, Черкасский или Головкин, чей авторитет при дворе безукоризненно поддерживается и императрицей, и фаворитом. А, значит, и влияние сей партии не так уж и непоколебимо.

– А ведь верно.

– Поверьте, мой друг, в любом самом страшном и сильном сопернике можно найти слабую сторону. И у Волынского она тоже есть.

– Какая?

– Его беда в том, что он, в силу своих неуёмных амбиций, никак не может успокоиться тем, чтобы занять удобную нишу в окружении государыни, как это сделали, например, Вы или Миних. Да и я сам. Достигнув какой-то определённой высоты, Волынский тут же стремится к покорению новой, в желании быть первым и незаменимым всюду и сразу!

– Да, пожалуй.

Остерман нахлобучил поверх парика шляпу:

– И не случайно я где-то позволяю себе уйти в сторону, уступая главную роль Волынскому. Я прекрасно сознаю, что выдвижение яркого и властного соперника на первый план, его претензии на место первого советника государыни, создание им своей партии – всё это подрывает позиции не только мои, но… и самого Бирона.

Остерман многозначительно поднял вверх палец. Левенвольд понимающе кивнул:

– Поэтому, рано или поздно Волынский неминуемо должен будет столкнуться с фаворитом?

– Безусловно. И, если Бирон не сможет разглядеть что-то сам, то я сочту за долг уведомить его в этом. Поэтому пока все вокруг упиваются достоинствами и победами Волынского, я терпеливо, по крохам, собираю факты, которые можно списать на его промахи.

И, в подтверждение своих слов, Андрей Иванович вынул из ящика стола картонную папку, перевязанную тесьмой, и продемонстрировал её Левенвольду.

– Ого! Судя по объёму, я вижу, Вы чрезвычайно в этом преуспели! – удивился тот.

Придерживая папку подмышкой, Остерман второй рукой прихватил неизменную трость и направился к двери:

– Разумеется. Ведь, во-первых, не ошибается из нас лишь тот, кто ничего не делает, – нравоучительно сообщил он, – А, во-вторых, на одно и то же событие всегда можно взглянуть с разных сторон.

Левенвольд подхватил шляпу и устремился за ним:

– О! В этом искусстве, я знаю, Вам равных нет.

Андрей Иванович хищно улыбнулся в ответ на его комплимент:

– И вот что я Вам скажу. Звезда Артемия Волынского очень скоро сорвётся с небосклона и будет повержена ниц.

От его голоса у Левенвольда пробежали мурашки по спине:

– Что Вы намерены сделать? – шёпотом спросил он.

– Я намерен нанести визит герцогу Курляндскому. И очень рассчитываю на то, что Вы, друг мой, меня к нему отвезёте.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– А как же прогулка?

– Позже.

апартаменты герцога Курляндского

– Андрей Иванович! Какой сюрприз! – восторженно встретил его Бирон, любезно приглашая присесть, – Последнее время Вы нас совсем не балуете визитами.

– Я бы рад видеть Ваше сиятельство чаще. Да здоровье не позволяет, – посетовал тот, кряхтя, слезая с носилок и устраиваясь удобнее в кресле, поближе к камину.

– Из чего я заключаю, что обстоятельства, которые вынудили Вас прийти, крайне важны.

– Вы очень проницательны, граф.

– Чаю?

– С удовольствием.

Бирон отдал распоряжение слуге и обосновался в кресле напротив канцлера, скрестив пальцы рук в предельном внимании:

– Итак, что случилось?

– Не могу сказать, что случилось что-то внезапное, – тянул Остерман, создавая интригу, – Скорее, это череда событий, которые я наблюдаю вот уже некоторое время. Все они исходят от одного дерзкого человека. И несут пагубное влияние…

– Вы имеете в виду Волынского? – догадался Бирон, не дав ему договорить.

– Я рад, что мы с Вами так хорошо понимаем друг друга, – улыбнулся канцлер и расстегнул пуговицы на кафтане, стесняющие дыхание.

– Признаться, меня самого тяготит этот человек, – неожиданно посетовал Бирон, – Хоть я лично способствовал его выдвижению в министры.

– Вы абсолютно правы! – азартно подхватил Остерман, – Вы выдвигали его на должность министра, и не более! А чем отплатил Вам этот неблагодарный человек? Он заполнил собой всё пространство вокруг государыни, вытеснив оттуда всех, кто прежде был мил её сердцу.

– Это так. Анна и дня не может обойтись без его общества. Он первым является к ней с утра с докладом. И они воркуют более часа. Стоит ему отлучиться, как она скучает. И просит послать за ним, – Бирон нахмурил брови, – Вы, должно быть, назовёте это ревностью?

– Я назову это прозорливостью.

– Похоже, Вы располагаете фактами, куда более значительными. Говорите же!

Андрей Иванович, получив такой откровенный посыл, понял, что пробил его звёздный час и решительно развязал тесёмку на папке.

– Ваше сиятельство, опасения, что Вы испытываете, небеспочвенны. И я Вам сейчас представлю яркие тому доказательства. Первое, что сделал Волынский, заступив на должность министра, так это поспособствовал продвижению своего соратника Эйхлера в должности личного секретаря императрицы, – и протянул Бирону приказ об этом назначении, заверенный подписью самого фаворита, – Смекаете? А это, по сути, внедрение тайного агента в покои к государыне. Эйхлер молод, умён, приятен в общении. Анна Иоанновна в его лице быстро приобрела верного друга. А Волынский – осведомителя. Откуда, по-вашему, он черпает идеи, зная лучше всех, как и чем угодить государыне?

– Вот чёрт! Я и не предполагал тогда, что этот Эйхлер его соратник.

– Не вините себя. В то время о соратниках Волынского было рано говорить. Их попросту не было. Зато сейчас – целая партия! И этот факт должен настораживать нас всех, – Остерман чуть наклонился вперёд, – Заметьте, Ваше сиятельство, ни у кого из придворных вельмож нет своей партии. А у Волынского есть. Мне известно, что они регулярно собираются вечерами в его доме и обсуждают различные проекты.

– Это похоже на заговор! – всколыхнулся фаворит.

– Вот именно, – поддакнул канцлер, отхлебнул чаю и продолжил, – Правда, до некоторых пор эти разговоры сводились лишь к тому, как лучше организовать то или иное развлечение для государыни, включая охоту, зверинец и прочее.