Кавалергардский вальс. Книга вторая

По прибытии шествия во дворец, гроб Петра Фёдоровича был поставлен на катафалк рядом с гробом Екатерины в Петропавловской крепости для отпевания.

В столице все перешёптывались: насколько истинны чувства Павла к отцу, за которого он так отчаянно мстит, делая вид, что уважает его память? Ведь на самом деле он не был даже уверен, действительно ли этот человек его отец? Что же касается личности самого Петра-III, так все помнили, что он был пьяница, не умеющий царствовать и не способный вызвать чувства столь глубокого к себе уважения.

На всех этих событиях неотлучно находились кавалергарды, отдавая дань императрице и её по смерти коронованному супругу, неся круглосуточные почётные караулы возле гробов.

Их траурные маски глубокой скорби и печали были отнюдь не показными. С кончиной государыни Екатерины тут же обозначился и конец службы для всех офицеров Её императорского величества Кавалергардского корпуса. О чём, собственно, накануне отпевания покойницы и сообщил граф Мусин-Пушкин, озвучив кавалергардам приказ императора Павла:

«Его Императорское величество всемилостивейше повышает всех старых кавалергардов чином; и велит командиру представить бумагу: куда, кто и в какой род службы желает; ибо их служба кончится по прошествии шести недель от кончины блаженной памяти императрицы».

Шесть недель, отведённые Павлом на существование старого Кавалергардского корпуса, истекали 27 декабря.

8 декабря 1796 года

Зимний дворец

покои княжон Елены и Александры Павловн

Елена Павловна сидела на полу в комнате и сосредоточено разбирала блестящие металлические штучки, предназначенные быть шпорами для сапог. На сегодняшнем занятии Пётр Фёдорович пообещал Елене, что позволит ей надеть сапоги со шпорами и проехать в них верхом на Лауре. Елене ужасно хотелось самой прикрутить эти замысловатые колючие звездочки к каблукам. И она, вооружившись молотком, уже четверть часа примеривалась, но никак не могла разобрать хитрости крепления.

В покои вбежала Сашенька и закружилась по комнате. Елена покосилась на сестру, которую привыкла видеть последнее время удручённой и тихой, как тень:

– Что случилось?

– Ах, Элен! Папенька сказал, что Шведский посол, господин Клингспор нынче прибыл в Петербург с тем, чтоб отдать дань памяти бабушки Екатерины Алексеевны. И, пользуясь случаем, папенька имеет твёрдое намерение через него возобновить переговоры со Швецией о моей свадьбе с Густавом и рассчитывает непременно добиться того, чтобы этот брак состоялся!

Елена от неожиданности выронила молоток, и тот больно ударил её по пальцу; она вскрикнула и засунула раненый палец в рот. И рассердилась:

– Зачем?! Зачем он это делает?

– Он желает мне счастья, – развела руками Сашенька, – Неужели не понятно?

– Чушь! – возмутилась Елена, – Густав опозорил себя и тебя. Он не достоин быть твоим мужем! И, возобновив эти переговоры, отец только унизит себя! Бабушка ни за что бы этого не допустила!

– Именно бабушка допустила этот позор. А отец его исправит! – заявила Сашенька, топнув ногой, – Он заставит Густава жениться на мне. И все в Европе поймут, кто такой Русский император Павел и что с ним шутки плохи!

– Э-э-эй, опомнись! Что ты делаешь? Ты сейчас говоришь папенькиными словами! – поймала её Елена, – Он задурил тебе голову. Немедленно пойди к нему и отговори от этой нелепой затеи, пока не поздно! – приказала Елена, вставая в угрожающую позу.

– И не подумаю!

– Ну, смотри же! – пригрозила она ей шпорой зажатой в кулаке, – Не рассчитывай на моё участие, когда ваша идея провалится, и ты опять будешь рыдать в подушку и падать в обморок! Я к тебе даже не подойду! Последний раз тебе говорю: откажись! Это глупо и унизительно!

– Да?! – обижено заявила Сашенька, задрав высоко подбородок, – А, по-моему, куда более глупо и унизительно великой княжне прикручивать шпоры на сапоги!

И она гордо вышла прочь из комнаты.

Барятинский вошёл в покои великой княжны на очередной урок:

– Доброе утро, Елена Павловна. Почему Вы сидите на полу? Что-то произошло?

Елена подняла на него грустные глаза и тихо попросила:

– Пётр Фёдорович, помогите мне прикрутить шпоры к сапогам.

– С удовольствием!

Он ловко насадил металлические дужки в нужное место – чуть выше каблука, и двумя ударами молотка закрепил сначала одну половинку, затем другую.

В покои ворвалась опоздавшая мадам Ливен. Увидев Елену с кавалергардом, сидящими на полу и склонивших головы друг к другу, воспитательница дико взвизгнула:

– Что здесь происходит?!

Елена и Пётр от неожиданности подпрыгнули. Великая княжна вдруг гневно сверкнула глазами и выпалила:

– Мадам Ливен! Кто дал Вам право на меня кричать?!

…В комнате повисла тишина. Оба, и Петька и мадам Ливен, опешили; это прозвучал голос не маленькой послушной девочки, а властной и уверенной в себе госпожи.

Шарлота Карловна даже чуточку присела в страхе и залепетала:

– Простите, Елена Павловна… В-ваше высочество, я… мне показалось. Простите, что я позволила себе повысить голос; впредь этого не повторится.

Елена смерила её уничижительным взглядом, но, увидев, как затрепетали поджилки у воспитательницы, сменила гнев на милость:

– Велите подавать карету.

– Хорошо, – заискивающе пробормотала та и побежала исполнять приказ.

Петька восторженно посмотрел на Елену снизу вверх. Она, поймала его взгляд и заговорщически подмигнула.

Конюшенная площадь

Царские конюшни

Всю дорогу до конюшен ехали в тишине. Мадам Ливен виновато молчала, Елена Павловна была погружена в размышления, а Пётр просто тихо любовался великой княжной, сидя напротив.

В манеже Шарлота Карловна привычно заняла позицию за загородкой, а Елена с Барятинским пошли в конюшни.

– Пётр Фёдорович, отчего Вы такой молчаливый? – заметила великая княжна.

Петька тяжело вздохнул:

– Елена Павловна, мне грустно оттого, что это наш с Вами последний урок.

– Как? Почему? – забеспокоилась она.

– Не далее, как третьего дня, нас известили приказом императора о том, что после смерти Екатерины Алексеевны, Кавалергардский корпус распускается.

– И где Вы теперь будете служить?