Силки на лунных кроликов

Когда профессор вернулся спустя три с половиной дня домой, он прямиком рванул в погреб. Он не думал, что так всё получится, не знал, как всё обернется. Но это университетское руководство сидит на шее и погоняет им, как лошадью. В тот первый день он выехал на работу, как обычно. Но к обеду ему сказали собраться и выезжать в Минск на симпозиум доцентов. Он не смог даже заехать домой.

Ноги подкашивались, желудок сжимался. Кусок в горло не лез, ведь он знал, что дома в погребе ждет его малышка. Его Алиса.

Быстро открыв замок, он откинул крышку и сбежал по ступенькам. В нос ударил запах нечистот. Свет, как ни странно, горел. Стены были вымазаны дерьмом, повсюду была моча, ведро заполнено до краев. Алиса лежала на полу, без движения. Он тут же подхватил ребенка и положил на матрас. Она вся горела. Сперва профессор подумал отнести ее наверх. Но тут снова в нем заговорило чувство страха. Он не мог так рисковать. Даже когда на кону стояла жизнь Алисы.

Мужчина потрогал лоб. Горячий. Нужно быстро принимать меры. Он принес холодной воды, сделал компресс на лоб. Девочка открыла глаза на мгновение. Он попытался поговорить с ней, но, казалось, сознание ее было далеко. И всё же она смогла выпить лекарство от жара. Кашлянув несколько раз, ее тело обмякло. Это, очевидно, был бронхит или воспаление легких. Температура в погребе стала слишком низкой. Нужно было включить обогреватель.

Профессор судорожно метался из стороны в сторону, думая о том, что делать, если девочка умрет. Он вдруг поймал себя на мысли, что это было бы не так уж и плохо. По крайней мере, никакого страха быть пойманным. Он просто избавится от нее, как избавился от велосипеда. Но тут же мысль растворилась, как грязное пятно под действием щелочи. Какие мерзкие мысли иной раз приходя в голову человеку. Он пару раз ударил себя по голове. Несильно, но так, чтобы почувствовать собственный гнев. Конечно, малышка не умрет. А если вдруг ей станет хуже, он просто возьмет ее на руки и отвезет в больницу. А что будет потом? Неважно…

Алиса металась из стороны в сторону на промокшей простыни. Весь матрас был мокрым – хоть выжимай. Пахло мочой. И еще у девочки открылся понос. Просидев в погребе целую ночь, профессор всё же решил перенести девочку наверх. Он уложил ребенка в свою постель, продолжая делать компрессы. Когда она приходила в себя буквально на пару минут, он поил ее водой и парацетамолом. Затем она снова засыпала. Но уже к вечеру судороги прекратились, она перестала бредить.

Чистые постели, мягкая кровать и рассеянный солнечный свет, проникавший в комнату сквозь тонкие занавески, помогли ей. Пока девочка спала наверху, мужчина отчистил погреб от нечистот, сменил матрас, постелил свежее белье. Старое стирать смысла не было. Только сжечь. Стоило купить еще один матрас на всякий случай.

Хоть в погребе и была какая-то вентиляция, запах въелся в стены так, что, казалось, не выветрится никогда. Он не мог допустить, чтобы девочка пришла в себя и увидела его комнату. Тогда она поймет, что может жить наверху. А для него это было смерти подобно.

Когда ее состояние значительно улучшилось, он перенес ее обратно. Включил обогреватель на максимум, чтобы девочка не замерзла.

– Ты злишься на меня? – спросила девочка, открыв глаза.

– На что это?

– Я сама включила свет.

Профессор улыбнулся и погладил ее по голове.

– Нет, конечно. Нет.

Казалось, она не помнила ничего из последних дней. Ни того, что он бросил ее на три с половиной дня, ни того, как она пила мочу, ни дерьма на стенах, которое размазала сама. Ничего.

В следующий раз он оставит ей воды побольше…

Единственное, что Алиса хорошо запомнила, – это ярость. Ярость, которая наполнила ее душу. Гнев, который вырвется наружу…

Глава 12.

Подзорная труба

1.

Майор вертел в руках бумажку. Вглядывался в нее, как первоклассник, который только что научился читать. Буквы и цифра прыгали перед глазами. Родство между девочкой и женщиной, которую звали Катерина Малько, составляло девяносто девять процентов.

В кончиках пальцев Павел чувствовал покалывание, как будто там разразилась гроза. лоб стал мокрым от пота. Неужели это правда? Он даже слегка ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит. Нет, это был не сон. Быть может, конечно, ошибка. Но не сон. Теперь нужен повторный анализ, а также анализ на отцовство.

Только сейчас Павел вдруг понял, как долго и сильно укрепилось в нем недоверие к миру. Как слабо он мог верить в то, что люди обычно называют «чудом». Но это не было чудом. Девочка, пропавшая без вести двенадцать лет назад, нашлась. Тот, кто похитил ее, сам вернул ее миру, да к тому же еще написал ее имя. Он вспомнил грязный пакет из крафтовой бумаги, который мог отправиться на свалку.

Теперь работы только прибавится. Возможно, всё закончено для бедных родителей, живших в аду, но не для него. Это начало. Придется спихнуть остальную работу на другие отделы. Теперь это его работа. Найти психопата, который испортил столько жизней.

Майор знал, что это будет ударом для всех близких девочки. Но ведь она жива. Только как ей об этом сказать?

Алиса много времени проводила в кабинете психолога. Психиатрическая экспертиза показала, что девочка здорова, если не считать задержки в эмоциональном развитии. Но это не помешает ей жить. И ее агорафобия, в конце концов, – это не смертельное заболевание. Пройдет время, и всё наладится. Мир знал много похищенных и возвращенных детей. Многие из них смогли вернуться к нормальной жизни, завести семьи, собственных детей…

Павел вдруг представил Алису совсем взрослой женщиной и… фантазия оборвалась, не успев даже обрасти несколькими штрихами. Не было там ни семьи, ни детей, ни дома. Ничего не было. Панический страх охватил сердце мужчины, и он был вынужден сесть на стул. Тонкие руки Ани подхватили его. Почему-то сейчас ее прикосновения не успокаивали, а наоборот, раздражали его. Мужчина слегка отстранился, и молодая следователь почувствовала это. Между ними всё было кончено.

2.

Катерина пристально смотрела в результаты анализов. Так же, как и Павел накануне. Она примчалась из Гомельской области сразу же, как только ей позвонили.

– Это может быть ошибкой, так?

– Вероятность ошибки низкая. Но мы сделаем повторный тест. И еще сделаем тест на отцовство… Если вы не против.

Женщина удивленно уставилась прямо ему в глаза. Что-то неприятное, давящее было в ее взгляде.

– Думаете, она может быть моей дочерью, но не дочерью моего мужа?

Павел, конечно, не думал об этом. И ему было всё равно. Тест на родство с отцом делался в два, а то и три раза быстрее, и он дал бы дополнительную гарантию того, что Алиса их дочь. Но была небольшая вероятность того, что девочка могла быть зачата другим мужчиной, и тогда тест на отцовство не совпал бы. Это могло бросить тень на женщину, и создать кучу ненужных проблем расследованию.

Майор поежился. Хотелось послать женщину ко всем чертям, но он, конечно же, сдержался.

– Нет. Конечно, нет. Двойной анализ мог бы дать стопроцентную вероятность того, что это ваша дочь.

– Это не моя дочь.

Павел мог ожидать любой реакции: истерики, радости, слез, обморока – но только не этого. Разве мать, нашедшая своего ребенка, не должна быть счастлива?

– Но анализ лгать не может, – Павел попытался говорить спокойной.

– Вы же видели ее. Она не такая, как на фотографиях.

– Прошло двенадцать лет, Катерина Антоновна.

– Но я бы точно узнала свою дочь. Смотрите, – женщина полезла в сумку и судорожно начала что-то искать. Руки ее тряслись. Это была паника. – Вот.

Она показала майору цветную, немного поблекшую фотографию. Это был портрет маленькой девочки с большим бантом на голове. Светлые волосы обрамляли круглую головку с пухлыми щечками. В камеру смотрели светлые зеленоватые глаза. Та же девочка смотрела с экрана монитора, стоя рядом с желтым велосипедом.

– Тут ей только исполнилось пять. Это было в две тысячи пятом. Посмотрите же на ее волосы, на ее глаза, на ее улыбку!

– Я понимаю. Но дети с возрастом меняются.

– Неужели? – она снова злобно посмотрела на него. – Вы хотите подсунуть мне чужого ребенка! Я знаю!

Он едва сдержался, чтобы не заехать ей в глаз. Ради кого они только стараются? Но затем одернул себя и вспомнил: перед ним человек, который пережил горе. Сломленный человек. Разбитый.

– Сначала вы все хотели спихнуть вину на нас с мужем! А теперь пихаете мне чужого ребенка!

– Мы не вели это расследование, – успокаивал майор.

– А мне плевать! Вы все одинаковые!