Белая фата для Алисы

– Ага, ноги – чтобы прямо из шеи росли, талия, как у осы, грудь, чтобы выпадала из лифчика. Глаза голубые, рост два метра, кожа – идеально чистая и розовая, как персик…

– Ну да, без веснушек.

– Знаешь, что меня в тебе привлекает больше всего?

– И что?

Она не сводила с него внимательного взгляда.

– Ты – живая, откровенная. В тебе все настоящее: твои глаза, уши, твой носик, твои чудо-веснушки, твои волшебные руки и чудные ноги с содранными коленками, выразительное лицо и приятный голос. Мне нравится, как ты молчишь. Я обожаю, когда ты смеешься. И даже как сердишься. Все мне в тебе нравится. Ты настоящая.

Алиса опустила голову. Заметив, что одна из пуговиц на ее блузке расстегнулась, она аккуратно застегнула ее. И тут же беспомощно рассмеялась.

– Естественно, я не выдуманный, какой-нибудь ходульный персонаж из мыльного сериала. Я живой человек из плоти и крови. А что, бывает иначе?

– Ты еще удивляешься! Да сплошь и рядом. У меня иногда складывается ощущение, что очень многие люди скроены по одному лекалу, с вложенными внутри одними и теми чипами и схемами, с одной и той же программой.

– Не понимаю.

– Лишний раз это доказывает, что ты – не такая, как все.

– А Николь? А Глория? Они как? Они по твоим меркам какие? – с вызовом спросила она.

Кевин глубоко вздохнул.

– В Николь есть и то, и другое. Но с каждым разом, в ней все больше становится чего-то наносного, лишнего, то, что сейчас называют гламуром. Николь обязательно нужно подтверждение, что она самая-самая, лучшая из лучших. И соответственно, чтобы рядом с ней был опять же самый лучший мужчина, настоящий супермен. Чтобы цветы – наисвежайшие, ресторан – самый престижный, одежда – последней коллекции самого модного дизайнера. Но кому, скажи, под силу постоянно поддерживать амплуа самого-самого? Первый ее муж с трудом продержался год, второй оказался более выносливым, почти три года пыжился изо всех сил, но все же удрал. Я уж не стал говорить Николь, что видел Бенджи с новой подружкой. Милая такая девушка, отнюдь не глянцевая красотка, но мне понравилась, славная такая. Они ждут ребенка. Бенджи доволен до чертиков. А Николь не понимает, что мужчина не может постоянно держать экзамен на Мистер Лучший Из Всех. Любому мужчине хочется, чтобы в семье ему было уютно, чтобы он мог наслаждаться простыми семейными радостями вроде сытного обеда, футбольного матча по телевизору, прогулки с ребенком. Николь этого понять не хочет. Для нее важнее другое: ее талия, грудь, престиж… Ты хочешь знать, почему я некоторое время встречался с Глорией?..

– Нет, не хочу, – энергично замотала головой Алиса.

На самом деле ей было небезынтересно узнать, что связывает Кевина с Глорией. И в то же время она опасалась, что его откровения причинят ей боль.

– Ты действительно ничего не хочешь узнать о Глории?

– Мне все равно.

– А мне совсем не все равно. Сегодня я почти всю ночь не спал, все ворочался с боку на бок, мысли не оставляли меня. Я думал, почему мне так с женщинами не везет…

– А тебе не везет? Ты не лукавишь? Вряд ли ты обделен женским вниманием, – съязвила она.

– Вниманием не обделен, в том-то и дело. Только не то внимание, что мне нужно. С детства я имел все, что мог пожелать любимый ребенок своих родителей. И уже тогда я понял, что для многих из тех, кто хотел со мной дружить, не я сам по себе был нужен, а мой, допустим, велосипед или компьютер, или пони… И даже, может, не все эти дорогие игрушки, но главное – попасть в телевизор. Ведь я сын того самого Ламберта и знакомство со мной может стать началом наиуспешнейшей карьеры. Скажу тебе, у них на то были свои резоны. До двенадцати лет мы с одним парнишкой дружили, не буду называть тебе его имени – сейчас он вполне известный актер – так вот однажды, когда мы с ним у меня дома играли в солдатиков, у нас были гости. Кто-то из силиконовой долины. Моего дружка заметили, пригласили на пробы, стали снимать. Уже в тринадцать он стал знаменит. Зато у меня началась адская жизнь. Все, кто попадался мне на пути, знали, что сын того самого Ламберта может, кое-что сделать для них. Меня стали воспринимать только как наживку, трамплин для удачной карьеры. Наконец это все меня достало.

– Наживка, говоришь… Ага… – Она почесала переносицу, в ее глазах мелькнул задорный огонек. – А если я тоже хочу в телевизор, а? Если когда я с тобой танцевала, я уже думала, а вдруг ты пристроишь меня в какой-нибудь сериал или шоу, или… даже не знаю что…

– Ты шутишь?

– А если нет?

Некоторое время Кевин сидел задумавшись, углубленный в самого себя. Он выглядел растерянным, несчастным. Алиса готова была откусить себе язык за дурацкую шутку.

– Ты что, поверил? – Она положила руку ему на колено и заглянула в его растерянные глаза. – Актриса из меня совершенно никакая. И вообще, я никогда не мечтала попасть на экран. Искусство притворства не для меня. Мне не интересно играть чужие роли.

– Предположу, что ты и врать не умеешь.

Его голос повеселел, и у Алисы появилось уверенность, что он с облегчением услышал подтверждение, что ей ничего не надо от него.

– Во вранье так просто заплутать и показаться полной дурочкой, – сказала она с улыбкой.

Он весь подался к ней.

– Как здорово, что я нашел тебя.

Кевин порывисто обнял ее, и Алиса не отстранилась.

14

Гром и молния посреди ясного неба

Кевин поднялся и подал Алисе руку. Ей показалось, что она будто воспарила над землей. Кевин предложил ей пройтись к летней площадке, где выступали уличные артисты. На самом деле ей было все равно, куда идти, лишь бы быть рядом с ним.

– Мне кажется интересным наблюдать за уличными выступлениями. Иногда случается присутствовать при начале будущей большой звезды, когда она еще и не подозревает, что ждет ее впереди.

Кевин повесил себе на плечо ее сумку с карандашами и блокнотом и приветливо улыбнулся. Алиса подумала, что посещение концерта обещает быть весьма приятным.

Когда они подходили к площадке под деревянным навесом, были слышны переборы акустической гитары, хриплый баритон напевал что-то из репертуара Пола Маккарти.

Они расположились на нагретых солнцем скамейках с краю, что было весьма предусмотрительно. Ретропевца сменила похожая на черта девушка с издырявленным пирсингом лицом, в черной майке, кожаных шортах и высоких сапогах на полуметровой шпильке. Как чертовка ни старалась, ее слабый голосок тонул в грохоте фонограммы, что отнюдь не мешало расположившейся в первом ряду компании бурно реагировать на ее выступление.

На лицо Алисы лег розовый отсвет от клонящегося к закату солнца, пряди волос трепал ветерок. На самом деле она бы предпочла слушать шелест листвы и негромкий голос Кевина, чем шум и гам фонограммы.

Когда натужно шепчущая в микрофон певица ретировалась со сцены и ее место заняла группа гологрудых татуированных молодчиков, Алиса с надеждой посмотрела на Кевина. Он обернулся к ней с самой обворожительной улыбкой, какую она когда-либо видела и сжал ее руку, лежавшую на коленях. Его взгляд словно приклеился к ней: к ее колену, натянувшим тонкую ткань ее летних джинсов, к обнаженному плечу, выглядывающему из выреза блузы, к тонкому профилю, к едва заметной тонкой полоске вены на ее виске… Алиса всем своим существом ощущала этот не изучающий и оценивающий, но ласкающий взгляд.

Ее сердце забилось запутавшейся в сетях птицелова птахой. Она готова была и дальше продолжать слушать всю эту какофонию, раздававшуюся со сцены, она могла выдержать любые испытания, лишь бы греться в лучах его нежности.

Кевин снова отвернулся к сцене, а у нее сдавило виски от оглушительной канонады синтезаторов, гитар, барабанов, медных тарелок и топота ног татуированных молодчиков в солдатских ботинках. Она с удивлением посмотрела на Кевина – неужели ему все это доставляет удовольствие? Его лицо было напряженным, глаза смотрели в одну точку, но, похоже, ничего не видели. Кевин скорее напоминал пациента в кресле зубного врача, чем получающего удовольствие слушателя. Она тронула его за локоть. Он тут же наклонился к ней, и она услышала его громкий шепот:

– Может, уйдем?

Не дожидаясь другого приглашения, она вспорхнула со своего места.

– Тебе хватит развлечений? А то мы можем покататься на лодке. Здесь есть еще аттракционы, тир, – предложил Кевин, когда они достаточно далеко отошли от летней эстрады, чтобы звуки медных тарелок и электрических гитар не мешали разговору.

– Вообще-то мне пора домой, – извиняющимся тоном ответила она. Хотя на самом деле она вовсе не спешила оказаться снова в гулком одиночестве своей холостяцкой квартиры. Больше всего ей хотелось остаться с Кевином. Но только при условии, чтобы не было рядом ни прогуливающихся парочек и мамочек с детьми, ни бегущих трусцой физкультурников, ни шепчущих и орущих певцов и певиц.

– Ну что ж… Ты, наверное, устала. Давай я тебя провожу до дому, – сказал Кевин, и Алиса угадала в его голосе сожаление.

– Да нет, я совершенно не устала и свежа, как клубника на грядке, – заверила она его с улыбкой. – Если тебе очень хочется, мы можем пройти к заводи или пострелять по мишеням, – сказала она, стараясь быть вежливой. – Скажи, что тебе больше всего сейчас хочется?

– Больше всего мне хотелось бы… – Кевин подмигнул ей. – Я хочу, чтобы пошел дождь. А лучше ливень с молнией, громом. Чтобы шквальный ветер валил с ног, и потоки воды бурлили вокруг.