Наш край. Литературно-краеведческий альманах. Выпуск 15

Иван стал лихорадочно разгребать землю, царапая руки обо что-то острое и холодное. Голубев не знал, как долго выбирался, но, когда показался просвет и повеяло тёплым ветерком, он уже не в силах был сделать даже взмаха рукою. Отлежавшись и придя в себя, наводчик поглядел вокруг. Со снесённым щитком, без колеса, валялась на боку пушка. Там, где были щели его товарищей, лежали груды раскрошенного камня. Стояла жуткая, мёртвая тишина.

Подошедшие бойцы помогли разобрать завалы. Погибших артиллеристов похоронили здесь же, на огневом рубеже. Голубев, не сдержав слёз, отошёл в сторону и, склонив непокрытую голову, долго сидел в тяжёлом раздумье. «Вот и Тарасова не стало, земляка закадычного. Как же написать об этом в Ломы? А надо написать, никуда не денешься…»

– Слушай, славянин, а корректировщика-то мы сняли, – сказал незнакомый молоденький солдат. – Сидел, сволочь, на заводской трубе и управлял стрельбой.

На другой день комбат Казанков позвал Ивана Дмитриевича и сказал:

– Принимай орудие, Голубев. Ребята в расчёте, кажется, подобрались неплохие. Блюди старые, добрые порядки.

Вечером, после ужина, собрались в землянке. Закурили, разговорились. «А что, прав комбат, – подумал Голубев, – хлопцы хоть куда. Считай, каждый огнём опалён. Только вот наводчик Светлицкий пока не обстрелян…» Сели писать письма, и Голубев, покопавшись в сумке, тоже достал листок бумаги. Хотелось написать о многом, а получилось всего несколько строк…

В сентябре сорок четвертого полк, в котором воевал Голубев, сняли с переднего края, погрузили в эшелон. Как же удивился и обрадовался Иван Дмитриевич, оказавшись под Псковом, в родном краю, где до дому, считай, рукой подать. Младшим командирам, собранным на инструктаж, сообщили, что вскоре предстоит выполнить необычную и сложную задачу и что всем подразделениям, от полка до отделения и расчёта, надо тщательно подготовиться. Сутками напролёт бойцы учились форсировать водные преграды, быстро погружать орудия и снаряжение на плоты и катера и также сноровисто разгружать их, с ходу завязывать бой за овладение плацдармом. Догадывались, что на этот раз придётся форсировать Чудское озеро.

Так оно и получилось. Как только стемнело, был отдан приказ на погрузку. У наспех сделанных причалов на тихой волне покачивались небольшие катера с прицепленными к ним широкими плотами. Один из них был предназначен для орудийного расчёта Голубева. Пушку и боекомплект снарядов закрепили на корме, на узеньком треугольнике носовой части установили пулемёт. Сняли с предохранителей автоматы. На шедшем сзади плоту разместили передок с лошадьми.

На озере было тихо. В тёмном небе висели крупные, яркие звёзды, под кормой приглушённо, с лёгким шелестом бурлил воду винт. Лица ласкал тёплый, едва ощутимый ветерок.

К Голубеву подошел наводчик Светлицкий:

– Святую воду бороздим, товарищ командир. Тут Александр Невский немецких псов-рыцарей изрядно расколотил. Вот в каком месте мы оказались.

– Стало быть, и нам надо сработать не хуже Невского, – ответил Голубев. – Понял, Светлицкий?

– Яснее ясного.

Голубев посмотрел на светящийся кружок циферблата: часовая стрелка стояла на цифре 2. Через полчаса или даже скорее должен показаться берег. Но вот брызнул яркий луч прожектора. Он шарил по тёмной глади воды, высвечивая плоты и катера. С берега потянулись белые, словно мелко иссечённые, нити трассирующих пуль. С катеров по прожектору ударили пулемёты и автоматы. Прожектор погас. Но на берегу по-прежнему громко заливались пулемёты.

Катер тихо качнулся, зашуршал днищем о крупную гальку. Работая по пояс в воде, артиллеристы быстро сняли пушку с борта, вывели на берег лошадей. Теперь вражеские пулемёты били уже из глубины, с высокой прибрежной гряды. Расчёту Голубева приказали поддержать огнём взвод автоматчиков. Артиллеристы миновали открытое место и остановились в мелком кустарнике у самой подошвы гряды. Пущенная нашими автоматчиками красная ракета упала у большого серого валуна, указав цель. Орудие открыло огонь. Пулемёт захлебнулся. В слабом, белесом свете Иван увидел на вершине холмов, продвигавшихся на ту сторону наших солдат.

Автоматные очереди слышались всё слабее и наконец совсем смолкли.

Наступавшие части всю первую половину дня шли вперёд, не встречая сколько-нибудь серьёзного сопротивления противника. Расчёт Голубева ни на шаг не отставал от стрелкового батальона. Пехота уже перешла железную дорогу и спустилась в огромную котловину. – Воздух! – вдруг раздался голос наблюдателей.

Артиллеристы, пустив лошадей в галоп, добрались до низкорослого ельника, тянувшегося вдоль железнодорожного полотна, спрятали пушку среди деревьев. Недалеко разорвалась бомба, не причинив вреда. Самолёты, отбомбившись, улетели. Зато ожили доселе мирно стоявшие стога. Замаскированные в них вражеские пушки, самоходки, крупнокалиберные пулемёты открыли по нашим боевым порядкам ожесточённый огонь.

Голубев приказал выкатить орудие на прямую наводку и установить в неглубокой свежей воронке. Рядом, откуда ни возьмись, появилась «дивизионка», тоже облюбовавшая воронку, но несколько поглубже. Подбежал командир батареи.

– Бей осколочными вон по тому стогу! – показал он на высокий островерхий стог, который возвышался прямо перед орудием.

С первого выстрела стог как-то осел, окутался дымом и вдруг вспыхнул ярким пламенем. Голубев послал туда ещё один осколочный. Крупнокалиберный пулемет замолчал.

– Отлично! Теперь ударьте по стогу, вон по тому, который рядом с кустом. Бронебойным, только бронебойным – там самоходка.

Её было хорошо видно: при стрельбе с неё частично слетела солома, и теперь самоходка стояла похожая на какое-то огромное чучело.

Но гитлеровские артиллеристы опередили. Вражеский снаряд разорвался неподалёку от орудия. Со стоном упал на землю Светлицкий: осколок насквозь прошил его плечо. Струйками стекала кровь и с руки прави?льного Ковалёва.

– Раненых отвести в тыл, – приказал Голубев уцелевшему заряжающему, а сам остался у орудия.

С непокрытой головой – упала и куда-то закатилась каска, – весь испачканный гарью, Голубев зарядил орудие, прицелился и ударил по самоходке.

– Давай ещё, ещё! Я подам снаряды! – пришёл на помощь комбат.

Иван навёл перекрестие под самый низ гусеницы самоходки, выстрелил. Теперь он уже не наводил орудие, а вёл огонь бегло, пока не израсходовал все три снаряда, поднесённые комбатом.

– Горит, видишь, горит зараза фашистская! – крикнул комбат.

Вдвоём (откуда берутся в такие минуты силы!) они выкатили пушку из воронки. Быстро вернулся заряжающий Прохоров, а за ним – с перевязанной рукой – прави?льный Ковалёв. Расчёт вновь стал боеспособным. Прицепив пушку к передку, артиллеристы двинулись догонять ушедшую вперёд пехоту.

– За мной, скорее! – встретил их запыхавшийся командир стрелкового отделения.

Над головами раздавались резкие щелчки разрывных пуль, то справа, то слева вставали высокие, вскинутые снарядами султаны земли. Расчёт снял пушку с передка и вместе с сержантом-пехотинцем покатил её вниз по отлогому косогору. У его неровного основания тускло блестела неширокая река с берегами, поросшими плотными и низкими кустами. Перед ними, на этом берегу, чёрным жирным дымом было охвачено несколько недвижно застывших «тридцатьчетвёрок».

– Где ставить орудие? – нетерпеливо спрашивал Голубев.

– Ещё метров десяток, братки! – всё звал вперёд сержант.

Пушку выдвинули на самый берег, в боевые порядки пехоты. Лишь успели закрепить сошники, как на песчаной отмели разорвался тяжёлый вражеский снаряд, забросав артиллеристов комьями мокрой земли. Свистящим роем летели с той стороны пули, непрерывно поклёвывая сталь орудийного щитка.

Быстро были найдены цели: в середине густого куста – пулемёт, чуть поодаль от него – вкопанный в землю танк.

Выстрел, который сделали артиллеристы по пулемету, был совершенно не слышен в ревущей буре боя. Единственно, что увидел Иван, – светлую высокую щель, напоминавшую узкий вход в тёмно-зелёную стену. Туда он послал и второй снаряд, который положил куст на землю.

Быстро развернув орудие, артиллеристы перенесли огонь на танк, вернее, на только видимую его башню. Первый снаряд рассыпал гигантский веер искр на сером бронированном теле фашистской машины, второй попал в основание орудийного ствола танка, и он как-то сразу подался вниз, повис, словно гигантский клюв. Но Голубев выпустил и третий снаряд, судя по всему теперь заклинивший башню, – она замерла в одном положении.

Мимо «сорокапятки», стреляя на ходу, промчались наши танки. На их броне сидели автоматчики, стрелявшие по тому берегу. Машины бросились в воду и по неглубокому перекату пересекли реку. Удар наших войск во фланг гитлеровских соединений был неотразим и сокрушителен.

За форсирование Чудского озера, захват плацдарма наводчик Голубев был награждён третьей медалью «За отвагу», за храбрость, проявленную в боях при освобождении Эстонии, грудь его украсил орден Славы III степени. Эту награду вручил солдату сам командир дивизии генерал Борщёв.

* * *

Отдохнув и приведя себя в порядок, артиллеристы ждали нового приказа. А на войне приказы отдаются быстро и подчас неожиданно. Теперь фронтовые дороги привели Голубева и его товарищей под Пярну.

К этому старинному городу советские части подошли утром. В сизоватой дымке виднелись островерхие черепичные крыши, слегка прикрытые кронами высоких деревьев, перед городом угрюмо тянулся старинный, поросший кустами вал. Наши стрелковые части подковой опоясали Пярну, надёжно окопавшись перед решительным броском.

Голубева вызвал на НП командир батальона Емельянов. Дал бинокль и сказал:

– Понаблюдай за дорогой перед валом… Увидел? Этот бронетранспортёр вот уже час поливает из пулемётов.

Иван вернулся в расчёт, поговорил с товарищами. Решили, вспомнив бой за высоту на Карельском перешейке, подойти скрытно. Прячась за кустарник, выкатили пушку на крошечную полянку. Ждать долго не пришлось: из-за поворота выскочил транспортёр, стреляя из крупнокалиберных пулемётов по нашему переднему краю. Артиллеристы удачно подожгли его первым же снарядом. По горящему бронетранспортёру, чтобы не ушёл из него ни один фашист, послали ещё один снаряд.

– Задание выполнено, – доложил Голубев комбату.

– Видел, молодцы! Вам приказано срочно явиться на НП второго батальона.

Здесь артиллериста, о храбрости и меткой стрельбе которого уже широко разнеслась слава, встретил командир полка полковник Зимин.

– Иван Дмитриевич, – по-дружески обратился к нему командир, – мы решили поручить вам очень важное задание. Слушайте меня внимательно…