Наш край. Литературно-краеведческий альманах. Выпуск 15

После освобождения города Выборга, при отражении контратаки финнов, прямым попаданием снаряда орудие Голубева было разбито, а расчёт погиб. Голубев, раненый и контуженный, был засыпан землёй и с трудом выбрался на свежий воздух. Чуть позже он принял новое орудие.

В сентябре 1944 г., после выхода Финляндии из войны, дивизия была переброшена обратно на Псковскую землю, принимала участие в форсировании Чудского озера и боях на территории Эстонии.

Иван Дмитриевич, как опытный и умелый наводчик в бою 19 сентября 1944 г. в районе села Айду Вильяндиского района Эстонской ССР из своего орудия уничтожил одно противотанковое орудие, три пулемётных точки, зажёг четыре дома, где находились автоматчики, которые вели огонь по пехоте, убил двух снайперов.

За умелое ведение огня и отвагу ефрейтор Голубев приказом частям 46-й стрелковой дивизии №078/н от 5 октября 1944 г. награждён орденом Славы III ст.

22 октября 1944 г. за успешное ведение боевых действий 46-я стрелковая Лужская дивизия была награждена орденом Суворова.

После освобождения городов Тарту и Пярну, дивизия переброшена на 2-й Белорусский фронт в Польшу.

14 января 1945 г. при прорыве сильно укреплённой обороны противника севернее города Пултуск, Голубев сумел своевременно выявить огневые точки, при этом уничтожил самоходное орудие и два станковых пулемёта.

До 28 января 1945 г. расчёт ефрейтора Голубева осуществлял огневое сопровождение наступающих стрелковых подразделений на Висленском плацдарме в районе города Мариенбург (ныне Мальборк) и у населенного пункта Грабау (ныне Старогард-Гданьски).

За отвагу и мужество приказом войскам 2-й Ударной армии №018/н от 27 февраля 1945 г. командир 45-мм орудия ефрейтор Голубев награждён орденом Славы II ст.

Освободив Польшу и выйдя на территорию Германии, 46-я дивизия продолжила наступление.

Приказом от 25 марта 1945 г. за храбрость, проявленную в боях на территории Германии ефрейтор Голубев Иван Дмитриевич награждён орденом Славы II ст. повторно.

В боях за город Штеттин (ныне Щецин) Голубев показал себя смелым и решительным командиром орудия при отражении контратаки противника, уничтожил огнём своей пушки один пулемёт, трёх снайперов и рассеял атакующую группу немцев.

За проявленные мужество и отвагу приказом командира 46-й стрелковой Лужской ордена Суворова дивизии №037/н от 8 мая 1945 г. ефрейтор Голубев награждён третьей медалью «За отвагу».

Войну закончил Иван Дмитриевич в звании младший сержант на реке Эльбе.

Вскоре после Победы Голубев был демобилизован. Вернулся на родину к своей большой семье, снова стал работать в лесхозе, проживал в д. Углы.

В связи с тем, что Иван Дмитриевич был дважды награждён орденом Славы II ст., указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1955 г. в порядке перенаграждения Голубев Иван Дмитриевич награждён орденом Славы I ст.

Впоследствии Иван Дмитриевич работал на Октябрьской железной дороге и в совхозе «Молодейский». Скончался 15 января 1980 г.

Источники:

– ЦАМО Ф.33. Оп.686044. Ед. хр.4281. С. 3; Оп.686196. Ед. хр.4565. С. 2, 30, 31; Оп.690155. Ед. хр.590. С. 2, 28, 29; Оп.687572. Ед. хр.1669. С. 2, 66, 67; Оп.686196. Ед. хр.2053. С. 10, 202, 203.

– Борщёв С. Н. От Невы до Эльбы. – Л., 1970. С. 332.

– Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. – М.: Воениздат, 2000.

– Кавалеры ордена Славы. – Л., 1971. С. 120—142.

– Книга Памяти. Историко-документальная хроника. Псковская область. Т. 1. Изд-во организационно-методического центра по подготовке областной Книги Памяти. – Псков, 1993. С. 211.

– Корнеев Н. П., Алексеев О. В. Подвиги героев бессмертны. – Псков, 2005. С. 240—241.

– Псковская энциклопедия / Гл. ред. А. И. Лобачёв. – Псков, Псковское региональное общественное учреждение – издательство «Псковская энциклопедия», 2007.

– Псковский биографический словарь. / Под общ. ред. В. Н. Лещикова. – Псков, ПГПИ, 2002.

Васильев З. Д.

Вижу цель

В Ломах всегда начинали сенокос первыми: здесь низкие и сыроватые луга. Трава, какая бы сушь ни стояла, росла высокая, густая. Нынче она тоже вымахала по пояс.

Утром над Ломовской поймой висел тонкий, будто сотканный из паутины туман, а к полудню через белесую дымку начало жарко палить подслеповатое солнце. Иван Голубев, в закатанных до колена штанах, босиком, шёл в цепочке косарей последним. Невысокий, щупловатый, в мокрой от пота белой рубашке, он работал с необыкновенным усердием и с какой-то лёгкостью. Острая коса почти беззвучно срезала траву, укладывала её в бесконечный и ровный рядок. Иван торопился: приближался обеденный час, и до наступления его хотелось непременно закончить этот прокос. Работавшие впереди уже управились с делом, воткнули косы в землю и, раскрыв кошёлки с едой, присели на сухие продолговатые кочки.

– Будет тебе, кончай! – звали мужики. Голубев тоже сел на сухую, мягкую кочку, развязал небольшую белую котомку, достал бутылку с холодным, ядрёным квасом. Пил он жадно и торопливо, то и дело вытирая горячей рукою вспотевшее лицо. Потом взял горбушку хлеба, белый ломоть сала, аккуратно разрезал его на тонкие кусочки и стал неторопливо, аппетитно жевать, запивая прохладной простоквашей.

Прошло, наверное, с десяток-другой минут этого безмятежного отдыха, как вдруг прискакавший на лошади человек громко крикнул взволнованным голосом:

– Товарищи, война! Гитлер напал!

…Во дворе Новосельского военкомата, куда Голубев вместе со своими ломовскими добрался только к вечеру, шумело и волновалось людское море. Лейтенант с листком бумаги в руках обходил строй новобранцев, называл фамилии. Одна за другой колонны уходили на станцию.

Иван вернулся домой поздним вечером того же дня. Его не мобилизовали по семейным причинам: у Кати оставалось на руках шестеро детей, один меньше другого. Утром, чуть свет, он отправился на сенокос. Работал почти без передышки, стараясь сам доделать всё то, что не успели завершить ушедшие на фронт односельчане. Вокруг по-прежнему было до звона в ушах тихо, и эта настороженная, притаившаяся тишина угнетала душу, до боли щемила сердце: что же будет дальше?

Тёплым и ясным июльским утром на хутор Ломы нагрянули немецкие мотоциклисты. Они ворвались в избы и, щелкая затворами автоматов, подчистую забрали почти все запасы продуктов.

С этого дня для Голубева и для всех его односельчан начались долгие, тяжёлые дни фашистской неволи. Иван Дмитриевич попытался было завязать связи с партизанами, но их отряды, однажды появившись у станции Молоди, надолго ушли в другой район, совершая глубокие и затяжные рейды. Но и этого одного появления народных мстителей оказалось достаточным для гитлеровцев, чтобы дотла сжечь хутор Ломы, а его жителей жестоко избить и арестовать. На долю Голубева выпали ещё более тяжёлые испытания. Едва Иван Дмитриевич вышел из заключения, как вдруг глубокой ночью его и старшего сына Михаила вновь схватили гитлеровцы и отправили в Псков, в концентрационный лагерь. Побег из лагеря спас их от неминуемой отправки в Германию. До дома оставались считанные километры, но немецкие ищейки напали на след патриотов и заточили Голубевых теперь уже в лагерь строгого режима.

Несколько месяцев Иван Дмитриевич и Михаил пробыли в этом страшном аду. Но однажды, в глухую и дождливую осеннюю ночь, они нашли лазейку в проволочных заграждениях и выбрались на волю. На этот раз – окончательно.

Отец с сыном добрались до деревни Углы, разыскали семью. Вскоре Голубев вновь исчез.

Наступили холода, стало подмораживать, а Иван Дмитриевич в густом сосновом бору строил землянку за землянкой: здесь, на всякий случай, можно было бы надёжно укрыть всех жителей Углов, у которых к тому же квартировали и семьи из сожженного хутора Ломы.

Но землянки не понадобились. Вскоре по деревне Углы пронеслись советские «тридцатьчетвёрки». Иван Дмитриевич горячо обнял первого встреченного им молоденького солдата, который держал в руках ещё не остывший от долгой стрельбы автомат.

А на другой день Голубев собрался в военкомат, не ожидая ни повестки, ни иного другого приглашения. Пошёл сам. Катя собрала мужу кружку да ложку, положила в холщовый мешок кусок чёрствого хлеба и щепотку соли.

– Вот и всё, – села она рядом с Иваном, бледная, без кровинки в лице.

Босоногие ребятишки, сбившись в кучу, таращили свои глазёнки на отца. Иван поднялся, взял на руки и расцеловал каждого. Взглянул на жену: по её осунувшемуся восковому лицу ручейками текли слёзы, в глазах застыли отчаяние и страх. Она бросилась в протянутые руки Ивана, прижалась мокрым лицом к его горячим колким щекам и заплакала навзрыд.

– Будет тебе, мать, будет… Береги ребятишек, сама крепись, а обо мне особо не горюй: что всем, то и мне.

Иван Дмитриевич взял лёгонький походный мешочек и вышел из дому.

* * *

В селе Рождествено, что под Сиверской, расположились части 46-й стрелковой дивизии. Только что вышедшая из боёв, она пополнялась людьми и оснащалась новой техникой, вооружением. Иван Голубев и его сосед по хутору Иван Тарасов попали в один расчёт 45-миллиметровой пушки. Оба были этому несказанно рады. Да и расчёт подобрался дружный. С сорок первого воевали вместе командир орудия москвич Михаил Андреев и заряжающий ростовчанин Сергей Козуля. Голубева назначили наводчиком, Тарасова – ездовым.

Дни были до предела загружены. Новоприбывшие солдаты учились искусству ведения боя. Каждый день марш-броски, стрельбы. К вечеру гудели ноги, усталость валила на землю.

Наступил день, когда командование отдало приказ на погрузку в эшелон. В пути солдаты узнали, что они едут на Карельский перешеек.