…В мастерской горели два неярких боковых светильника. Холод был как на псарне. Рубан сидел в кресле в расстегнутой дубленке, надетой на полосатый черно-зеленый махровый халат, нечесаный, заросший седой щетиной. Окна на веранду были раскрыты, под окном намело сугроб. С одной стороны от него сидела на табурете Наташа-Барби, держала его за руку; с другой, на полу – Нора. Поодаль стоял Артур. Нора поднялась Диме навстречу, завиляла хвостом, ткнулась головой в колени.
– Отец, ты как? – спросил он. – Не простудишься?
– О, сынок! Вспомнил про старого папу, пришел. Спасибо, сынок. Если даже и простужусь, кого это трогает.
– Дима, я тут спросила Леонарда Константиновича, сказала, что мы все выпили. Он сказал, дядя Паша даст, – сказала Наташа-Барби.
Дим вытаращил глаза.
– Леонард Константинович сказал, что распорядится, – с нажимом повторила Наташа-Барби, смотря на него в упор, словно намекая на что-то. – Леонарду Константиновичу уже лучше…
Дим недоуменно уставился на девушку.
– В глотках пересохло? – спросил Рубан.
– Знаешь, если ты рассчитывал, что народ будет пить чай, то… сам понимаешь.
– Не идиот, не рассчитывал. Надо было взять у Паши.
– Так он же не дает!
– Неужели выжрали весь погреб? – удивился Рубан. – Однако. Искали?
– Где? Марго не знает.
– Надо было съездить в поселок.
– Так пытались же! – вырвалось у Дима.
Наташа-Барби схватила его за руку и сказала:
– Пытались, но дорогу завалило.
Она покачала головой, и тут до Дима наконец дошло: они не решились сказать отцу про журналиста! Он взглянул на Артура – тот пожал плечами.
– Леонард Константинович, я принесу вам поужинать.
– Спасибо, девочка. – Рубан погладил Наташу-Барби по щеке.
– Отец, тут еще один гость заявился на ночь глядя, – сказал Дим. – Говорит, ты пригласил.
– Я пригласил? Никого я не приглашал. Кто таков?
– Какой-то философ. В смысле, профессор философии. Друг нашего Ивана.
– Профессор философии? – недоуменно переспросил Рубан. – Какой к черту… – Он запнулся, подумал и сказал: – Точно, пригласил. Профессора философии… да! А кому не нравится, не держу, скатертью дорога. Где он?
– Переодевается. Иван забрал его к себе в комнату.
– Выйти разве на люди… – Рубан задумался, пожевал губами.
– Я могу привести его сюда, – сказал Дим, поймав взгляд Наташи-Барби.
– Ладно, уговорили. Засиделся я чего-то… Выйду! – решил Рубан. – Позови Пашу!
Наташа-Барби поднялась.
– Вы что, не сказали ему про журналиста? – спросил Дим в коридоре.
– Мы собирались, но Леонард Константинович выглядит неважно, – сказал Артур. – Подумали, что надо подождать до завтра, может, что-то прояснится.
– До завтра? Он увидит, что его нет за столом… Надо сегодня! Придумали, что соврать?
– Никто не ожидал нового гостя, – сказала Наташа-Барби. – Нехорошо получилось.
– Идиотская ситуация! Что теперь делать?
– Придется сказать.
– Слушай, тут такое дело… ты нравишься отцу, – шепотом сказал Дим, оглянувшись на Артура. – Может, поговоришь? Ты же видела, как он со мной. А тебе не откажет, даст.
– Это ваши дела, Дим, не хочу вмешиваться.
– Наташка, ты чего? Мы ж на нуле!
– Нет.
– Ну и дура.
Наташа не ответила; лицо ее сохраняло спокойное и мягкое выражение – похоже, она нисколько не обиделась…
…Рубан принял нового гостя в мастерской. Он был чисто выбрит и причесан, вместо халата на нем были джинсы и синий свитер.
– Федор Андреевич? – Он поднялся навстречу Алексееву. Бородатый коричневый терьер осторожно подошел к гостю, обнюхал. – Нора, фу! – сказал хозяин.
– Можно Федор. Добрый вечер, Леонард Константинович. Привет, Нора! – Он потрепал собаку по голове.
– Рад, рад. Весьма. Как вы добрались?
– С трудом, два раза терял дорогу. Все завалено снегом, после Зареченска уже не чистят.
– Места здесь глухие. Почистят, конечно, но не сразу. Бывали у нас раньше?
– Бывал. В студенческие времена в Ладанке был молодежный лагерь.
– Уже нет. Запустение, сорная трава, павильоны растащены. Тишина первозданная.
– Помню, речка была…