Ночь сурка

Ночь сурка
Инна Юрьевна Бачинская

Детективный триумвират #13
Празднование юбилея скульптора Леонарда Рубана пришлось на канун Нового года. В его имении собралась разношерстная компания, чтобы отметить сразу два праздника. Но веселье не задалось: сначала хозяин впал в депрессию и уединился в своей мастерской. Потом один из приглашенных, журналист Андрей, поехал в соседний поселок, чтобы пополнить запасы продуктов, и исчез. Отправившиеся на его поиски мужчины обнаружили лишь пустой перевернутый джип. А на следующий день светская львица, красавица Зоя, была убита, причем сделать это мог лишь кто-то из обитателей дома… Обратиться за помощью к властям было невозможно из-за снежного бурана, поэтому за расследование взялся бывший оперативник, а ныне преподаватель философии Федор Алексеев. Его под видом приятеля пригласил Рубан, как оказалось, давно опасавшийся за свою жизнь…

Инна Бачинская

Ночь сурка

Мертвое поле, дорога степная!
Вьюга тебя заметает ночная,
Спят твои села под песни метели,
Дремлют в снегу одинокие ели…
Мнится мне ночью: не степи кругом —
Бродит Мороз на погосте глухом…

    Иван Бунин. Метель

Действующие лица и события романа вымышленны, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Автор

Пролог

…В комнате двое. Один – крупный, краснолицый, громогласный – в кресле, другой – молчаливый и какой-то сонный – на диване. На журнальном столике между ними бутылка виски, стаканы и нехитрая закуска: темно-красный балык, блюдце с маслинами и кружками лимона, бутылка минеральной воды.

– Поехали! – командует краснолицый, поднимая стакан. – За удачу и успех!

Он выпивает одним глотком, крякает, закусывает лимоном. Бросает в рот кусок мяса.

Второй лишь пригубливает; греет стакан в руках.

– Ну? – Краснолицый перестает жевать. – Ты чего?

– Не могу, у меня вечером работа, – скучно объясняет гость.

– Ну так, для куражу! И работа пойдет!

– Голова нужна свежая.

– Чудак-человек! – ржет краснолицый. – А у меня всегда свежая, сколько не прими! – Он снова тянется за бутылкой, разливает. – За свободу! Теперь дело пойдет, у меня чуйка. Я пока на нарах парился, всю свою жизнь передумал. Мужик все должен попробовать, все путем. Вздрогнули! – Он опрокидывает стакан, морщится, хватает руками мясо, рвет зубами.

Гость пригубливает, берет веточку кинзы…

– За дружбу и сотрудничество! – следует новый тост. – Ох, и дадим мы с тобой копоти, Кирюха! Держись за меня, пробьемся! Жалко только, моя задумка тогда сорвалась. Невезуха. Ну, ничего, переиграем. Жалко бабу, конечно, понимающая была, мы с ней вроде как дружбу завели. Она сразу повелась, пожалела… им любую лапшу можно навесить. Не судьба. Ты, братишка, ни хрена в этой жизни не понимаешь, тебя еще учить и учить. А красивый был финт, скажи?

Он смотрит вопросительно, ожидая похвалы, и гость кивает. Лицо у него скучающее и презрительное. Он наблюдает за расходившимся товарищем, греет в руках стакан и лишь пригубливает. Молчит, слушает. Краснолицый много говорит, делится планами, хвастает, сыплет дурацкими тостами: за сотрудничество, за прекрасных отсутствующих дам и зачетных телок – а как же? За светлое будущее. Он все обдумал, взвесил, планы у него наполеоновские. Знай наших! Везуха! Фарт! Считай, набитый лох попал на бабки! Попадосик на бабулесики! Он радостно ржет. Глаза блестят, тосты становятся какими-то уж вовсе запредельными: за телефон без кнопочек, за тех, кто в море, за здесь и сейчас – на том свете не дадут. Он опрокидывает стакан размашистым движением. Закусывает. Запихивает в рот куски мяса, жует, с усилием глотает. Снова наливает. Опрокидывает. Жует.

Гость наблюдает, на лице его выражение гадливости и скуки.

Стакан вдруг падает у краснолицего из рук, он откидывается на спинку кресла, бормочет: «Чего-то мне… это…» – закрывает глаза; прижимает руку к груди, хрипит, хватает воздух широко раскрытым ртом, на глазах бледнеет и словно усыхает…

Гость сидит неподвижно. Смотрит. Краснолицый сползает с кресла, ноги скребут пол, он пытается встать; запрокидывает голову; пальцы рвут горло. Отвратительный шаркающий звук подошв и хрип постепенно стихают. Полусползшее с кресла тело застывает в неудобной ломаной позе; рот открыт; глаза бессмысленно уставились в потолок. Финита.

Гость встает с дивана, огибает журнальный столик; прикасается к шее краснолицего; лицо его сосредоточено, даже мрачно. Краснолицый мертв. Гость подносит к глазам руку с часами. Настороженно смотрит на темное окно. Открывает портфель, достает тонкие резиновые перчатки…

Методично обшарив ящики письменного стола, книжный шкаф, он отбирает и складывает в портфель какие-то бумаги. Туда же отправляются стакан, из которого он пил, вилка, смятые салфетки. Он протирает носовым платком столешницу, дверные ручки, кран в туалете. Закончив, стоит на пороге, внимательно осматривая комнату. Задерживает взгляд на мужчине. В глазах его пустота…

В прихожей он застывает у двери, прислушиваясь к звукам на лестничной площадке. Осторожно выходит из квартиры, бесшумно захлопнув за собой дверь. Стаскивает резиновые перчатки, сует их в карман и не торопясь спускается по лестнице…

Глава 1

Снег. Богема

…Снег, снег, снег… весь день, и вчера, и позавчера, рыхлый, липнущий к башмакам, к лыжам, к полозьям саней. И туман, выматывающий душу, какой-то потусторонний, густой, застревающий в глотке. Ни неба, ни долины, ни заснеженных холмов… ничего! Один белесый туман, скрадывающий звуки шагов, голосов и машин. И вдруг к вечеру, словно по мановению волшебной палочки, стало проясняться, заметно похолодало и чья-то щедрая рука сыпанула колючими звездами. Сразу же проступили гигантские сосны, укутанные в снег, похожие на привидения, и стала видна дорога. Завтра обещали погоду, солнце, мороз! Уррря! Жизнь продолжается и, кажется, налаживается, господа хорошие.

Черный «Лендровер Дефендер» продвигался галсами по занесенной снегом дороге – в этих местах дороги чистить не принято, да и некому; натужно ревел двигатель; человек за рулем, пригнувшись, вглядывался в снежные заносы, пытаясь рассмотреть придорожные столбцы, бормоча себе под нос:

– Чертов снег, чертов туман… ненавижу! Какого черта! Повезло как утопленнику. Зимние каникулы! Угораздило же… Сейчас бы на океан, солнце, песочек, коктейли, массажик… Девки почти голые… эх!

Но работа есть работа. Обещаны приличные бабки. Правда, речь о вылазке на природу не шла, а когда зашла, поворачивать оглобли было поздно. Хоть этот чертов снег прекратился, и можно смотаться в поселок, и джип старик дал, не пожмотничал. Шикарная тачка! А место паршивое, поворот, что там дальше, ни фига не видать, скатиться вниз – пара пустяков. Горы-то, горы… какие горы! Бугры, а не горы, одно название, а навернуться с концами хватит. И ведь недаром никто не живет! Народу с гулькин нос. Плохое место. Как говорит старик… реликтовый анклав. Курганы, идолы, говорят, по пять тысяч лет стоят, в землю ушли… удивительно, что не сперли черные археологи. И людей почти нет, одно старичье доживает. Городские ездят к здешним бабкам с болячками и хворями. Травы тут, говорят, растут особенные. И вода. И климат дикий. Скачет каждые пять минут, то дождь, то снег… тоже реликтовый, блин! Да тут одно лекарство – бухло. Сейчас затоваримся, и вперед!

Двигатель натужно ревел, машину заносило. Водитель вдруг выругался и ударил по тормозам – впереди, словно с неба упал, появился человек.

– Охренел?! – завопил водитель, опуская окно. – Жить надоело?

– Это я, извини, – сказал мужчина, обойдя машину, – узнал тачку. Ты в поселок? Захватишь?

– Ну! Испугался до чертиков, никого – и вдруг человек! Как привидение, – сбавил тон водитель. – Говорят, тут полно всякой чертовщины. Прошу! – Перегнувшись через пассажирское сиденье, он открыл дверцу.

– Прекрасная погода для прогулки, но не рассчитал – снег липнет, идти невозможно… и скользко, – сказал мужчина. – Думал, хана, останусь до утра. Заблудился в трех соснах. А тут ты! Повезло.

Он неловко завозился, усаживаясь, и вдруг резким движением ударил водителя кулаком в лицо. Тот вскрикнул и отшатнулся. Нападающий ударил еще раз и еще. Человек на водительском сиденье затих, нога сползла с тормоза. Нападавший вывалился из машины и отпрыгнул в сторону. Джип, набирая скорость, покатился по дороге. Миновал поворот и, натужно взревев и сбив хлипкую ограду – поперечные жерди на невысоких столбцах, отделявшие дорогу от глубокой низины, – на секунду завис на краю, словно раздумывая, и тут же рухнул вниз. Перевернулся два раза и замер. Происшествие заняло три-четыре минуты от силы. Человек оглянулся – дорога была пуста, движение после снегопада не восстановилось. Это был плохой участок – спуск, поворот, узкое место; свои знали, а чужих, если случались, предупреждали, и они выбирали более длинную кружную дорогу. Чужие залетали сюда редко – как правило, случайно, сбившись с пути.

Мужчина, оглянувшись еще раз, подошел к снесенной хлипкой ограде, наклонился. Метрах в тридцати внизу он увидел черное пятно упавшей машины – фары и красные сигнальные огни все еще горели. Он подумал, что они погаснут к утру, не раньше. Человека уже нет, а они будут гореть.

Он вернулся на дорогу и не торопясь пошел в обратную сторону…

* * *

…За три дня безвылазного сидения в Гнезде они надоели друг другу до чертиков. Паршивый чертов снегопад! Тем более выпито все, что способно гореть – позорный недосмотр организаторов. От домашнего вина оскомина и першение в горле. Все подозревали, что в загашниках есть, но дядя Паша стоял насмерть: нету, и баста! Берег на Новый год.

Все в конце концов кончается, как хорошее, так и плохое, к счастью; в природе наметились положительные сдвиги – проясняется, температура упала, снег весь высыпал и снегопад прекратился. Жизнь, похоже, налаживается, и на радостях уехал в поселок доброволец – за спиртным.

Гнездо… громко сказано, с претензией и намеком как бы на родовой замок, а на самом деле – настоящая воронья слободка: приземистое неказистое деревянное строение о двух этажах с асимметричными крыльями. Но, к чести местной архитектуры, необходимо заметить, удобное и теплое. И комнат много – строилось для большой семьи, мнились шумные посиделки у камина и прогулки – зимой на лыжах, летом по грибы и ягоды, – но большой семьи не случилось, увы, и гости едут неохотно: уж очень места тут дикие, лучше развлекаться в городе; половина дома стоит пустая, туда уж век не ступала нога человека. Разор, запустение, пауки; кроме того, скрипы и шаги – не иначе, домовые и всякая другая нежить. Гнездо уже лет тридцать сонно доживает, но жрет исправно – то отопление вышло из строя, то крыша прохудилась, то трубы… набегает, одним словом, особенно принимая во внимание теперешние цены. Хотя цены не суть важны, хозяин – человек небедный. Не миллионер, конечно, но вполне небедный. А может, и миллионер, никто не считал. Одна коллекция картин чего стоит! И приличный дом в состоянии построить в приличном месте, а «эту позорную халупу», как называет Гнездо жена и хозяйка, прекрасная Марго, продать или пустить на дрова. Хотя какой дурак ее купит… только на дрова! Прекрасная Марго – не Маргарита, как мог бы подумать читатель, а Мария. Ей нравится быть Марго. Она ощущает себя Марго. Марго – четвертая жена Мэтра известного дома и за пределами скульптора Леонарда Рубана, классика при жизни, чьи работы в музеях по всему миру. В зависимости от продвинутости гостя, прозвище ему Старик, Глыба, Мафусаил – скульптор весьма не молод, ему через пару дней семьдесят пять. И самое уважительное и демократичное – Мэтр. День рождения хозяина совпадает с Новым годом – почти: двадцать девятое декабря. Дом полон гостей, юбилей нон-стоп перетекает в празднование Нового года; предполагаются бурное застолье, елка, фейерверк, гулянья, игры, флирт, а также горячие споры и разборки подшофе – случается, а как же! Публика собирается творческая, горячая, с огоньком и фантазией, часто пьющая; а днем – лыжи, пешие прогулки, солнечные ванны, самовар на открытой веранде с видом на холмы, курганы и единственную выпуклость, которую с натяжкой можно назвать горой; долгие беседы обо всем, включая политику, разумеется, и сплетни из мира прекрасного. Свобода полная плюс прекрасные пейзажи и кристальной чистоты воздух вместо городского смога, заторов на дорогах и толчеи. Хорошо бы, но увы. С самого начала что-то пошло вкривь и вкось, не катастрофически, а так, слегка, но по наклонной. Лыжи похерили сразу, равно как и пешие прогулки; валялись с утра до вечера по своим комнатам, а ближе к ночи стягивались на ужин в гостиной и пили. Одна радость – общение и треп, как уже упоминалось ранее. Горящий камин бросает красноватые блики на лица, потрескивают свечи, струится запах хвои от мерцающей шарами елки. Прекрасный пол в вечерних нарядах: голые спины, стразы, обильный макияж. Дамы даже в походе вполне способны надеть вечерний наряд, не замечали? Что же касаемо до погоды, то надобно заметить, что она особо не радовала: липкий тяжелый снег, нулевая температура и туман. Впрочем, об этом уже упоминалось ранее. Даже в таких странных местах, как это, чувствуются климатические сдвиги. В итоге Мэтр впал не то в запой, не то в депрессию, что для творческого человека, по сути, одно и то же, и уже три дня не кажется на глаза. Тем более ближайший друг и соратник не приехал, так как сломал ногу. Мэтр кричал и требовал, чтобы явился сей секунд, пусть с поломанной ногой, хрен с ней, будем на руках носить, но тот тоже расхандрился, раскричался и наотрез отказал. Сгоряча Мэтр обматерил его, что отразилось на общем настрое, и давление подскочило. Мэтр раскапризничался и заявил, что остается в Гнезде навсегда, а они все пусть идут на… в смысле, катятся на все четыре стороны, никто не держит! Уже не исправишь. Порчены цивилизацией – не хватает толпы, пробок и смога, воду пьют мертвую, из пластика, от чистого воздуха падают в обморок, а отлучение от Интернета и тусовки – вообще трагедия и смерти подобно!

Правда, никто особенно не переживал, к бзикам тут привыкли, сами такие – в Гнезде собрались старые добрые друзья, спетая компания, за исключением двух новичков-нужников вроде адвоката и летописца, задумавшего книгу о Великом мастере…

Всякая закрытая группа – общество в миниатюре. Есть лидер, есть оппозиция, городской сумасшедший, заговорщик, подлец, хороший парень, первая красавица, некрасивая подруга первой красавицы, коварная соблазнительница; соответственно имеют место подводные камни: зависть, ревность, приязнь, неприязнь, дружба, коварство, любовь и ненависть. Не забыть адюльтер. Как в любом другом человеческом коллективе. Если группа невелика, то одна особь сочетает в себе несколько ролей, причем прекрасно с ними справляется.