Олени не придут

Резкая зубная боль заставила Мари согнуться, тихонечко заскулить и начать сквозь слёзы давить на жалость:

– Драгоценности, деньги – возьми всё, что хочешь! Только не трогай! Разве ты не знаешь, я и так много натерпелась за последнее время!

– А, ты про это? – крыс продолжил разговор как ни в чём не бывало и зацокал языком. – Бедный Джанфранко! Они так и не поняли – ни он, ни один из окружающих людей! Всем нужна была жертва с актуальным для общества мотивом. Хотя нет, погоди! Когда он избивал тебя там, в коридоре, то был о-о-очень близок к разгадке. Он подумал, что ты по долгу крови помогаешь русским инсценировать его причастность. Ах, дурачок! Ты же была заказчицей! Хотя… мои тоже без раздумий уверовали в его вину.

Изумрудный зверёк наигранно покачал головой, сел на корточки и сплюнул:

– Но я – не они! Когда червь копался в цифровом хламе вашей семейки и нашёл твою связь с отцом семейства Моряковых, я оставил здесь, в вашем с Джанфранко доме, маленький кусочек себя, чтобы следить. Ты же понимаешь, что вся эта ситуация выглядела далеко не такой прямолинейной, как в вашем разговоре с Елизаветой в ресторанчике над голубиной пропастью. Ты ведь тогда не всё сказала, чертовка! Я это почувствовал! Я изучал файлы, неустанно наблюдал… И вот однажды увидел из-за спины страничку дневника – того, что лежит в тумбочке наверху справа от кровати на томике Достоевского, под двумя расчёсками и флакончиком с лубрикантами. Догадываешься, Маша, что я разнюхал?

Крыс сощурился, втянул носом воздух и зашевелил усами, демонстрируя мощь обоняния. В ужасе Мари вжалась в кресло, а затем, оценив расклад, пружиной устремилась в сторону спасительного, как ей казалось, выхода на задний двор. Но уже через семь шагов пришлось без сил опуститься на четвереньки – давление упало, сердце отказалось учащать ритм, включать такую нужную тахикардию. И даже наоборот, замедлило работу, оставляя мышцы без кислорода.

Она ещё не знала, но это первыми подействовали лекарства от острых состояний, запасённые в организме в виде управляемых молекулярных капсул. Крыс заранее активировал все запасы без разбора, и теперь в теле Мари начиналась настоящая медикаментозная буря.

– Любовь, – произнёс зверь, двигаясь небольшими прыжками за ползущей на четвереньках жертвой. – Скажу честно, я её пока не познал. Дружбу – да! Но любовь, чувство, которое заставило бы так надолго затаить злобу…

– Да что ты понимаешь, крыса! – прохрипела Рыжая, прислонившись к стене и учащённо дыша. – Я цвела! Я была любима! Я готовилась стать матерью!

Передохнув, она продолжила путь, превозмогая слабость.

– Красивая жизнь?! Ага! Стресс, выкидыш, пять лет скитаний, муж, которому через два года стало на меня плевать. Я старалась быть хорошей парой. Но… дети! Он не хотел даже приёмного! Чужая кровь… тьфу! Я жила, с каждым днём понимая, что несчастна всё больше!

Крыс забежал чуть вперёд и на маленьком экранчике встроенной в стену системы уборки дождался жертвы.

– Прости, я не успел тогда прочитать, ты как-то быстро закрыла дневник. Этот Никита, твой молодой человек… Почему Ренат Ямб застрелил его перед тем, как пойти на Манежную и убить президента?

– Мой Никита, – Рыжая коснулась лбом холодного пола, – он руководил отъёмом «Инверта» у Рената по приказу генералов.

– А! Так вот почему об этом никто не знает?! Никита был на службе, и информация засекречена.

– Влад подчистил следы. Он единственный остался верен дружбе. Он целиком меня понимал и помогал.

Крыс оскалился и довольно потеребил лапками, но вдруг скорчил обескураженную мордочку и перенёсся на следующий экран по ходу движения.

– Подожди, не понимаю. Почему тогда ты мстишь Моряковым? Виноват Ренат Ямб!

– Оба виноваты, твари! Устроили игрища, не задумываясь о чужих судьбах, о судьбах близких. Разница лишь в том, что сучка Елизавета извлекла из этого выгоду. А у Рената все передохли сами… Не буду же я мстить его сыну-инвалиду!

Зверёк на мгновение задумался:

– Позволю себе лирическое отступление. Ты знала, что он погиб, защищая члена семьи Моряковых.

– Ха-ха-ха! – хрипло пересохшими связками рассмеялась Рыжая, усилиями дрожащих рук и ног пытаясь поднять тело к раковине знакомого нам маленького кухонного гарнитура у запасного выхода, чтобы напиться. – Хоть какая-то радость!

Мгновенный разрывающий спазм межостистых мышц спины выгнул её позвоночник назад, и, распахнув дверцы шкафчика, в ручках которых её ладони пытались найти опору, Мари распласталась на полу поперёк узкого коридора. Сил перевернуться уже не было.

– Не смей так говорить! – звериный крик эхом раскатился по всем динамикам жилища. – Он был другом той, которая чиста и достойна!

С этими словами крыс исчез и больше никогда не появлялся в этом доме.

Тело Мари через пять часов нашёл садовник Расул и горько плакал до приезда полиции и скорой, подложив огромную натруженную ладонь под роскошные копны рыжих волос.

* * *

На Лужнецкой набережной экран зарябил помехами. Лис прервался, завис, будто находился сейчас не в этом времени и месте. Но через две секунды он, как ни в чём не бывало, вернулся к тысячам слушателей с широченной хитрой улыбкой:

– …сегодня, именно сегодня! Именно в этот момент я понимаю, что похож на вас! Я чуствую, что стал человеком!

Эпилог

14 месяцев спустя

Конница была обречена. Решившись на отчаянный прорыв, воины не предполагали, что действия их просчитаны надолго вперёд, и противник вынуждает самолично нестись в ловушку со всей гусарской удалью. Поднятые сабли сверкали в лучах солнца, плюмажи на головах и конских сбруях сгибались под потоками рассекаемого ветра. Когда через три хода пришло осознание фиаско, спасаться было поздно. Обняв на прощание шеи верных лошадей, гусары бросились на тяжёлые щиты и длинные копья окружения с гордо поднятыми головами.

Красная струйка брызнула на шахматную доску поверх разворачивающегося действа. Не ожидавшая такого сочного предательства от ягоды, только что сорванной с ветвей растущих вокруг вишнёвых деревьев, Мэй тут же смущённо вытерла оставленный на панели след белоснежным рукавом школьной сорочки, вернув цифровому ландшафту вид, подобающий королевам и королям.

Даниил не стал ругать дочь – с момента нового обретения себя он перестал негативно реагировать на бытовые мелочи. Скорее, даже наоборот – полюбил их, как самое честное, непосредственное проявление физической жизни.

А ещё он соскучился! Оправившись от эксперимента и перенеся шквал общественного интереса к своей фигуре, в конце прошлого лета Мэй вдруг изъявила желание учиться в школе. Настойчиво изъявила! И, понимая её потребность в общении со сверстниками, семья дала добро, отправив наследницу в престижный закрытый колледж – по соображениям и небольшого размера класса, и безопасности, и соответствия программы способностям ученицы.

За последующие месяцы Мэй расцвела. Осталась её любовь к уединению, феноменальная память и вдумчивость. Но к ним добавились самостоятельность, красота, женственность!..

Все полчаса, которые они с момента приезда находились в беседке дальней резиденции в ожидании скорого возвращения Леры, отец через камеру любовался дочерью, безусловно, найдя тысячный повод для гордости. Он мог бы, переносясь по цифровым каналам, навещать её хоть каждый день, но разумно решил не быть навязчивым и, чтобы ограничить себя, даже не стал пробовать договориться с Советом школы.

– Ты прекрасна!

– Я знаю, – слегка смутилась Мэй, поправив локон, и передвинула ладью на правый фланг.

На визуализации тяжёлый отряд с осадными башнями, баллистами и катапультами в окружении щитоносцев медленно двинулся в поход почти через всё поле. Но девичья рука провернула стрелку часов сбоку, ускоряя время:

– Твой ход, па!

Реплика эта должна была вывести Даниила из состояния задумчивости, и она своё предназначение выполнила! Но изображение отца вдруг зарябило помехами и буквально на две секунды разлетелось на куски, будто разорванное сильнейшим разрядом цифровой молнии. Когда фрагменты вновь соединились, испуганные глаза Даниила посмотрели на дочь и расширились от удивления, потому что Мэй согнулась и правой рукой обхватила область виска, очевидно, терпя боль.

– Ты… ты это… почувствовала?! – прошептал он, не задумываясь.

– Да! Как тогда, на празднике после референдума. Не волнуйся, сейчас пройдёт! – махнула дочь рукой.

Но «созданный по образу и подобию» достоверно знал тёмную природу этого сигнала, а потому относиться легкомысленно не мог. Тем более что молния била уже в третий раз.

«Это из-за дрифта. Она чувствует его. А что, если она догадывается? Что если она, как и я, видит фрагменты?» – задумался Даниил. Но звонкий требовательный возглас разрушил ветвление его мыслей:

– Па! Твой ход!