Китайская ваза. Длинная пьеса для чтения

СУДЬЯ. А при чем здесь уголовный кодекс? Что вы на нем зациклились? У вас что, юридическое образование имеется? Как будто нельзя без кодекса человека судить. Как говорится, был бы человек, а статья найдется. А если не найдется, так новая напишется. Шаблонно и даже грубо, но… чертовски верно! Тем более, что вина гражданки Барашковой в ходе нашего разбирательства проявляется все более выпукло. Давайте по сути!

АДВОКАТ. Но уголовный кодекс…

СУДЬЯ. А я говорю – по сути! Господин прокурор.

ПРОКУРОР. Благодарю, ваша честь! А вот и вы, Настасья Филипповна! Невинная жертва. Действительно, красивы ужасно. Наша роковая женщина!

ПАРФЕН РОГОЖИН. Ну здравствуй, Настасья Филипповна.

Барашкова занимает место Рогожина на скамье подсудимых.

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА. И тебе здравствуй, Парфен Семенович… И вы здесь, князь.

МЫШКИН. Здесь… Настасья Филипповна! Ах, какая мука, какая мука…

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА. Оставьте, Лев Николаевич. Да и не было никакой муки. А мука была до того. Вся жизнь – одна сплошная мука.

ПРОКУРОР. Так значит, подсудимая Барашкова, вы не считаете ваше убийство гражданином Рогожиным злодеянием?

АДВОКАТ. Я протестую!

СУДЬЯ. Протестуйте. Можете даже плакат нарисовать. Но протест отклоняется. Отвечайте, подсудимая Барашкова.

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА. Конечно, не считаю. Какое же это злодеяние.

ПРОКУРОР. А что это вы, Настасья Филипповна, так тихо и вкрадчиво входили в дом гражданина Рогожина на Гороховой? Рогожин признается Мышкину: «Я еще про себя подумал дорогой, что она не захочет потихоньку входить, – куды! Шепчет, на цыпочках прошла, платье обобрала около себя, чтобы не шумело, в руках несет, мне сама пальцем на лестнице грозит…». Гражданин Рогожин, вы подтверждаете свои слова.

ПАФРЕН РОГОЖИН. Ну, было.

ПРОКУРОР. Господин делопроизводитель?

ДЕЛОПРОИЗВОДИТЕЛЬ (с обидой). Рогожину виднее.

ПАРФЕН РОГОЖИН. Вот то верно. Молодец, бумагомаратель.

ПРОКУРОР. А вы, гражданин Мышкин.

МЫШКИН. Да… кажется, говорил такое Парфен Семенович.

ПРОКУРОР (обращаясь к Барашковой). Али ждали чего?

АДВОКАТ. Ваша честь! Гражданин Рогожин, слова которого привел господин прокурор, дает недвусмысленное разъяснение, касающееся мотивов Барашковой. Моя подзащитная боялась Мышкина, своего отставленного жениха. «Это она тебя все пужалась», – говорит Рогожин Мышкину. И далее Рогожин приводит слова Барашковой, свидетельствующие о ее страхе перед Мышкиным: «На машине как сумасшедшая совсем была, все от страху, и сама сюда ко мне пожелала заночевать; я думал сначала на квартиру к учительше везти, – куды! «Там он меня, говорит, чем свет разыщет, а ты меня скроешь, а завтра чем свет в Москву», а потом в Орел куда-то хотела. И ложилась, все говорила, что в Орел поедем…». Вот так. В Орел. От Мышкина. Это, между прочим, не ваши, господин прокурор, домыслы, а безусловные свидетельские показания, которые могут подтвердить и гражданин Рогожин, и гражданин Мышкин. Эти их реплики присутствуют в материалах дела.

ПРОКУРОР. Нет, подтвердить, конечно, могут. Отчего же не подтвердить. В Орел. От Мышкина… Мышкина, значит, испугалась Настасья Филипповна. Вы сами верите в то, что говорите, господин адвокат? Даже гражданин Рогожин удивился, не ожидал такого поворота от Настасьи Филипповны.

АДВОКАТ. Я – верю. Испугалась… Мышкина… Глаз его испугалась, взгляда… В глаза посмотреть, в глаза. В человеческом плане испугалась. Понимаете, господин прокурор?

ПРОКУРОР. Ах, взгляда! Нет, взгляд, конечно, многое меняет! Все-таки не каждый день даже такая экзальтированная особа как Настасья Филипповна идет под венец и жениха у алтаря бросает…

АДВОКАТ. До алтаря влюбленные не дошли.

ПРОКУРОР. Конечно, не дошли! Я говорю образно, в человеческом плане. В глаза испугалась посмотреть… Нет, ну в глаза оно, конечно, тяжело… В глаза-то… Бросить, значит, сумела, а вот в глаза… Но думаю, дело все-таки не в глазах и даже не в Мышкине. Гражданка Барашкова, а вы что скажете про глаза?

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА. Да, ждала.

ПРОКУРОР. Вот-вот… Не того ли ждали от Рогожина, на что он сподобился, не к тому ли его подбивали? Не потому ли украдкой в дом входили, чтобы развязать Рогожину руки, чтобы, так сказать, настроить… должным образом… на убийство? И, кстати, что случилось той ночью?

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА. Что случилось – не твое дело! А на твои слова отвечу: да, того и ждала, что зарежет. Твоя правда. Все опостылело! Жить совсем не хотелось. Вот Парфен меня и зарезал по доброте душевной. Он ведь меня пожалел… Если бы я точно знала, что зарежет, быть может, и вышла бы за него и верна ему была, и предана как собака.

ПРОКУРОР. Вот и славно! В разговоре с Мышкиным Парфен Рогожин так и говорит о подсудимой: «Да потому-то и идет за меня, что наверно за мной нож ожидает!». Коротко, правдиво, ясно. «Да не было бы меня, она давно бы уж в воду кинулась; верно говорю. Потому и не кидается, что я, может, еще страшнее воды». Никакой иной цели в отношении Парфена Рогожина Настасья Филипповна Барашкова не ПРЕ-СЛЕ-ДО-ВА-ЛА. Она цинично использовала гражданина Рогожина в качестве орудия убийства – использовала намеренно, осознанно (!) – и, как совершенно точно отметил ранее господин адвокат, Барашкова виновна в доведении Рогожина до исступления и убийства. Не хотела наша «богобоязненная» Настасья Филипповна наложить на себя руки. Вот и ходила по лезвию ножа. И она вроде как ни при чем. А Рогожин, получается, один во всем виноват.

Воистину: cherche la femme. Ищите женщину! Особенно, когда ее и искать не надо. Барашкова стоит в центре драмы ключевых фигурантов дела. Именно она является причиной разрушения до основания судеб, опустошения и изничтожения душ двух хотя и своеобразных, но… неплохих в целом людей – Рогожина и Мышкина.

Невозможно описать все выверты гражданки Барашковой. Здесь никакого заседания не хватит. Отметим основные вехи. Фонтанирующее сумасбродство. Отказ от замужества с Гаврилой Ардалионовичем Иволгиным, издевательства над гражданином Иволгиным и его родственниками. Чего стоит вызывающее поведение к квартире Иволгиных, подчеркнутое неуважение к матери и сестре Гаврилы Ардалионовича, глумление над психическим нездоровьем Ардалиона Александровича. А бросание ста тысяч рублей в камин! Ведь сколько малоимущих граждан могли с этих ста тысяч прокормиться, наша «богиня» даже и не задумалась!

Нет, есть большое зерно истины в характеристике, которую Настасье Филипповне дал ее несостоявшийся супруг Иволгин в разговоре с Мышкиным: «Это страшно раздражительная, мнительная и самолюбивая женщина. Точно чином обойденный чиновник!».

Бесконечные тяготения к князю Мышкину, бесконечные игры с Парфеном Рогожиным. Все эти настойчивые измывательства… Возьмите хоть день рождения подсудимой. Цитирую: «Опоздал, Рогожин! Убирай свою пачку, я за князя замуж выхожу и сама богаче тебя!»; «Рогожин! Ты погоди уходить-то. Да ты и не уйдешь, я вижу. Может, я еще с тобой отправлюсь. Ты куда везти-то хотел?»; «Едем, Рогожин! Готовь свою пачку! Ничего, что жениться хочешь, а деньги-то все-таки давай. Я за тебя-то еще и не пойду, может быть. Ты думал, как сам жениться хотел, так пачка у тебя и останется? Врешь! Я сама бесстыдница!».

Затягивание в порочный круг своих интриг невинной Аглаи Епанчиной. Очернение чести и достоинства Евгения Павловича Радомского. Расстройство свадьбы девицы Епанчиной с князем Мышкиным. А побег из-под венца с сопутствующим уроном репутации и психическому здоровью Мышкина! Наконец, науськивание Парфена Рогожина на убийство!

О чем здесь вообще говорить?! Да на этой женщине пробу негде ставить!

СУДЬЯ. Ближе к делу.

ПРОКУРОР. Ваша честь! Гражданка Барашкова обвиняется в доведении гражданина Рогожина Парфена Семеновича до убийства.

Сгубили вы Рогожина, гражданка Барашкова. Довели человека до собственного убийства! И не то чтобы в порыве каком-то… единовременном… А довели, может, и порывисто, но системно! Сами утопиться или в петлю лезть не захотели, так решили Рогожиным воспользоваться как садовым ножом, на чувства и жалость его надавить. Налицо желание смерти за чужой счет! Сама… побоялась, так решила Рогожина подрядить. Вся игра с Рогожиным есть одна большая провокация и ожидание ножа!

СУДЬЯ. Ну, и…

ПРОКУРОР. И то наказание, которое понес гражданин Рогожин предлагается примерить подсудимой.

ПАРФЕН РОГОЖИН. Вот оно как обернулось.

МЫШКИН. Да как же так?

АДВОКАТ. Но разве не является отчаянное желание смерти криком больной души?

ПРОКУРОР. Является, является. Но при чем здесь Рогожин? Человек влюблен, а в нем видят потенциального убийцу. Сочувствие к гражданке Барашковой не должно мешать трезвому анализу ее «благодеяний». Дел она наделала, ох наделала!

АДВОКАТ. Гражданин Мышкин, как человек чуткий и большой знаток безумия, неоднократно свидетельствует о помешательстве Настасьи Филипповны. Можем ли мы судить психически нездорового человека? Налицо болезнь, описанная весьма характерно, можно, сказать, искусно.

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА. Успокойтесь. Я – здорова. Нашли кого слушать! Льва Николаевича… этого-то ребенка.

ПРОКУРОР. В самом деле! Вы часом сами-то не больны, господин адвокат? Приводите свидетельство одного нездорового на голову в подтверждение психического нездоровья другого. Куда же нас приведет благоволение таким свидетельствам? Не иначе – в сумасшедший дом! А вот генерал Епанчин Иван Федорович, человек здравого ума, в отличие от Мышкина, не считает Барашкову безумной: «Женщина вздорная, положим, но при этом даже тонкая, не только не безумная». Есть и другие свидетельства здравомыслия Барашковой. В частности, гражданина Рогожина.

АДВОКАТ. То обстоятельства, что большинство фигурантов дела считают Барашкову здоровой не означает, что она действительно здорова. А мнение Барашковой относительно своего психического здоровья и вовсе…