Выругавшись, Леонард выхватил у него кнут и огрел животное по крупу. Конь всхрапнул, обиженно покосился лиловым глазом, и сменил аллюр на корявый галоп.
– Ну вот, а ты говорил! – проворчал жестокий седок, протягивая мужику рубль, – Сие – надбавка за скорость.
Возница не ответил, спиною выражая сильнейшее неодобрение. Рубль, впрочем, взял.
Когда Леонард скрылся за дверью жилища фон Брауде, извозчик слез с козел и протянул коню морковку.
– Все торопятся, понимаешь, всем быстрей надоть, – бормотал он, гладя конскую морду, – А того понять не хочут, что конь – он тоже живой, тварь господня. Нешто ему не больно, кнутищем-то? Нешто он не устамши за день? Почто его надрывать зазря? Не на пожар, чай, и так бы доехали! Ну, может, на минутку подольше… А ты кушай, кушай, Саврасушка милый! Ишо часок-другой покатаемся – и домой. Ужо тоды и отдохнем…
Конь хрупал морковкой и благодарно тыкался замшевыми губами в щеку хозяина.
Представ пред светлые очи баронессы, поручик вручил букет и был допущен к ручке, кою он, воровато оглянувшись на мужа, поцеловал чуть ли не в плечо. Барону было ни до чего, он смотрел в другую сторону. Собственно говоря, в разные стороны, ибо, похмелившись с утра, крепко продолжил к полудню и фокусировать взор уже не мог. Разговаривал он исключительно междометиями, был ликом зелен, аки огурчик, и вскоре покинул гостя и жену, объяснив, что ему надо срочно обдумать план реконструкции некоего военного объекта. При этом, уходя, зачем-то прихватил бутылку рому и рюмку. Более они его в тот вечер не видели.
Через несколько минут Леонард вручил свой подарок, выразив надежду, что новая хозяйка брегета, взглядывая на сии часики, будет вспоминать иногда своего верного рыцаря.
«Вот, правильный мужчина!» – думала Ванда, разглядывая ювелирное изделие, – «Не мелочится, тыщ пять отвалил, если не больше! И даже с моим вензелем, надо же!»
Даритель был награжден поцелуем в губы. Незамедлительно сей знак любви был возвращен с гигантскими процентами! Затем поручик начал вольничать руками.
– Пойдемте в будуар! – сбивчиво бормотал он, распираемый любовным желанием (особенно в одном интимном месте!), – Я жажду обладать Вами, бесценная моя! Богиня!
Ванда тоже испытывала сладкое томление и стеснение в груди, которая из-за этого вздымалась с каждой секундой все более бурно.
– Хорошо, пойдемте! – снисходительно согласилась она, – Но ненадолго! И помните, что Вы мне обещали, Леонард Федорович: не трогать мой нижний бюст!
Попочка у Ванды была изумительно круглая и пикантная, руки так и чесались её осязать! Но, как говорится: давши слово – держись, а не давши – крепись!
В будуаре они упали на кушетку, снова зашелестели юбки, Ворота Счастья открылись, чтобы впустить героя. Но вдруг…
– А презерватиф, Леонард Федорович? – громом среди ясного неба прогремел строгий вопрос.
– Ой… Я… Я его потерял! – растерянно отозвался наш герой, у которого, фигурально выражаясь, авангард уже захватил плацдарм.
– Как потерял? Но, без него же нельзя! А другого у меня нет, они, между прочим, немалых денег стоят! – Ванда резко села на кушетке и одернула подол, – Извольте в следующий раз иметь сей предмет!
Наступление на Ворота Счастья было отбито!
Леонард был убит, раздавлен и размазан по пейзажу. Свидание было сорвано. Конечно, он обзаведется презерватифом, но когда это будет! Слияние с богиней откладывалось, и из-за этого молодой человек едва не зарыдал. Плечи его сгорбились, Красноголовый Воин зачах. Попытка уговорить даму на соитие без презерватифа потерпела сокрушительный отпор. Ванда была тверда в своих убеждениях, как кремень. Удовольствие – удовольствием, но не в ущерб же безопасности здоровья! Пришлось ограничиться платоническою любовью, сиречь, петтингом…
– Завтра в полночь! – прошептала красавица, прощаясь с неудовлетворенным кавалером, – Ждите меня за углом, в переулке. Я выйду, и мы поедем к Вам. Будьте готовы!
– Всегда готов! – молодецки выпятил грудь Леонард.
Весь день Данила драил полы и окна, выбивал ковры, вытирал пыль, обметал паутину по углам. Даже под печку совал швабру, чем вызвал у домового немалое раздражение. Срочно были куплены шелковые простыни и изрядное количество роз, чтобы усыпать ложе любви душистыми лепестками. В кондитерской были закуплены пирожные восьми сортов. В лавке татарина Керима – рахат-лукум с халвою. На леднике стояло шампанское, в буфете – ликеры, которых Леонард не любил. Самовар был начищен мелом и страстно сверкал, норовя затмить блеском небесное светило.
Вечером, осмотрев диспозицию и оставшись доволен, Леонард приказал Даниле ночевать в казарме. В утешение и за труды ему был выдан целковый. Денщик задумался, куда потратить капитал, не придумал, и решил его копить. Но копил недолго, потому как, выйдя за ворота, увидел невдалеке кабак…
В полночь поручик, в широкополой черной шляпе и черном же плаще, терзаемый мощным телесным вожделением, сидел в засаде. В смысле, в извозчичьей пролетке, припаркованной в переулке напротив черного хода дома фон Брауде. Извозчик Емельян, которого Леонард подрядил ещё днем, нервничал. Сия таинственность ему не нравилась. Странный седок посулил огромные деньги: десять рублей! Но за это приказал вымыть пролетку с мылом, выкупать лошадь (тоже с мылом! Виданное ли дело?) и расчесать гриву и хвост, а самому сходить в баню. Чтобы, значит, не воняло. И одеться в черное! Емельян сидел тихонько, но непрерывно бормотал молитвы и крестился: ему было боязно. Все черное, ночь… Вдруг энтот барин нечистой силе служит? Слух был на Москве о каких-то масонах, которые обедню задом наперед служат и распятие вниз головою вешают. А знак у них – звезда пятиконечная, да! И что тут, в переулке, делать ночною порою? Ой, а под плащом в штанах у пассажира непонятно что топорщится… Хвост? Ну, попал ты, Емелюшка! Чур меня, чур!
Скрипнула калитка. Легкая фигура, тоже в черном, цокая, как показалось извозчику, копытами, устремилась к пролетке. Емельян обмер и не донес до лба занесенную для крестного знамения руку – так вдруг ослабел. Чудом удержался, чтобы не замочить портки. Седок выскочил, схватил фигуру на руки. Ф-фу-у! Вот оно что! Баба! Все сразу встало на свои места, страх прошел. Экипаж потихоньку тронулся с места.
– Леонард Федорович! – прошептала Ванда после первых жарких поцелуев, – Вы презерватиф купили?
– О, да! – шепнул ей в нежное ушко поручик, скупивший весь наличный запас (восемьдесят три штуки!) в немецкой аптеке.
Высадив странную парочку и получив золотой империал, Емельян припустил домой, решив, что завтра работать не будет, а будет лечить нервы. Народным средством, сиречь – водкою.
Квартира Орлова Ванде понравилась. Особенно шелковые простыни, усыпанные лепестками роз. В столовой был сервирован стол: кофий, пирожные, ликеры, шампанское в серебряном ведерке. В люстре оплывали свечи. Все, как у людей!
После томительно долгого ужина (Ванда от жадности попробовала все пирожные, а те, которые не смогла съесть – понадкусывала!), любовники, наконец, переместились в спальню. Там Леонард вознамерился раздеть свою зазнобу догола, чтобы насладиться сполна красотой её тела. Но Ванда воспротивилась и осталась в рубашке, несмотря на настойчивые уговоры.
– Как Вы не понимаете, Леонард Федорович? Я стесняюсь!
Это была ночь, полная экстаза! Страсть, переполнявшая поручика, выплеснулась мощным фонтаном счастья. Неоднократно, да! Ванда тоже не скучала, получая услаждение плоти. Слияние тел всегда приводило её в хорошее настроение, кровь бежала по жилам быстрее, голова сладко кружилась. Сегодня было особенно здорово – Леонард поднял её на такие высоты, что она едва удержалась от крика, а между бедер стало влажно. Совершенно новое ощущение! Ранее не испытанное, г-м.
Около четырех утра, потягивая холодненькое шампанское, чтобы освежиться, она притянула Леонарда к себе:
– Мне так замечательно с Вами, Леонард Федорович! Но, прежде, чем мы расстанемся, хочу обсудить с Вами кое-что.
– Я слушаю Вас, Ванда Леопольдовна! Всецело к Вашим услугам!
– Я решила обновить гардероб… Не ходить же мне в новом сезоне в прошлогодних тряпках?
– Конечно, нет! – пылко воскликнул поручик, и поцеловал её в грудь.
– Ой, вот Вы один меня понимаете! А Пьер жадничает. Не дает достаточно денег. Хорошо, что Вы обещали заботиться обо мне!
– Ну? – Леонард не понимал, куда она гнёт.
– Подкову гну! Мне не хватает расплатиться за заказ. Девять тысяч шестьсот пятьдесят рублей и восемьдесят две копейки! – Ванда уткнулась носиком в его шею, чтобы скрыть алчный блеск фиалковых очей.
Леонард слегка растерялся. Нет, конечно, он готов на любые жертвы ради своей богини! Но… десять тысяч единовременно? Без малого, г-м. Деньги, присланные дядей и так уже изрядно подтаяли… На что жить прикажете ещё почти пять месяцев? На жалованье поручика? Смешно-с!
Ванда игриво куснула его в шею, поторапливая с ответом.
– Ай! Да, конечно, Ванда Леопольдовна… но у меня нет сейчас при себе столько. Надобно снять со счета! – он поцеловал её протянутые губы и сразу забыл о своих сомнениях.
Ерунда! Он что-нибудь придумает, ну, займет у друзей в крайнем случае, перебьется, одним словом!
– Ну, тогда в понедельник? – уточнила Ванда, ласково поглаживая уши кавалера, – Не позже, хорошо?
– В понедельник, ага! – подтвердил Леонард, осторожно укладывая её на спину, ибо от поглаживания ушей страсть вспыхнула в нем с новою силою.
Через много-много лет ученые исследуют сей феномен через микроскоп, сделают все анализы – и откроют эрогенные зоны. И не только на ушах!
В понедельник, придя на чай с букетом и новомодным тортом «Наполеон», Леонард вручил Ванде пачку ассигнаций толщиною в энциклопедический словарь. Полковника не было дома – задержался на объекте.
– О, звезда моя! Вот, десять тысяч! – гордо похвастался он.