Жемчужина, выпавшая из короны. Любовный исторический роман

– Сие есть презерватиф (preservatif, – презерватив, иначе – кондом. Авторский перевод с французского)! – пояснила баронесса совершенно естественным тоном.

– А… пуркуа?

– Вы были во Франции, а там – французская болезнь! Спали же Вы там с женщинами? Спали-спали, не отпирайтесь! Я не хочу рисковать! Да и от зачатия нежелательных детей предохраняет.

Наш герой слышал об этом изобретении краем уха. Презерватифы изготавливались из специальным образом обработанных аппендиксов слепой кишки ягнят. Стоили они очень дорого, и широкого распространения в народе не имели. Пользовались ими, в основном, супружеские пары, когда, по мнению врача, женщине было опасно для жизни иметь детей: порок сердца, почечная недостаточность, узкий таз, сахарная болезнь и т. п. В словах Ванды был резон: французская болезнь – штука темная, мало ли: сегодня здоров кавалер, а завтра – уже нет! Да и беременность, конечно, явление нежелательное…

Однако лично сим изобретением пытливой человеческой мысли наш бравый поручик ранее не пользовался, а потому слегка растерялся.

– Но… Дорогая… Я… Я не умею! – выпалил он, покраснев.

– Ничего! Я помогу! – дама поощрительно поцеловала его в губы и принялась за дело.

От прикосновения нежных пальчиков то, что увяло во время сего диалога, снова расцвело и зазвенело. Процесс облачения Красноголового Воина в броню возбудил и Ванду: ланиты порозовели, глаза заблестели, придавая ей ещё больше очарования. Завязав кокетливым бантиком крепежные тесемочки презерватифа, и убедившись, что он не сползет, задышала глубоко и учащенно. Носом. Последовал ещё один поцелуй и шепот:

– Только никогда не трогайте меня за мой нижний бюст, хорошо, милый? Я этого не выношу!

– Хорошо… – последовал хриплый ответ, и Ворота Счастья впустили героя.

После четырех нелегких раундов восхитительной борьбы Победитель и Победительница оторвались друг от друга и привели в порядок одежду.

– Вы умеете ставить самовар, Леонард Федорович? – улыбнулась Ванда, ещё более обольстительная, чем прежде, – А то более некому!.

– О, конечно! – улыбнулся в ответ Леонард, подкручивая растрепавшиеся усы.

– Тогда давайте пить чай! Страшная, знаете ли, жажда!

За чаем хозяйка щебетала, как ни в чем ни бывало, гость же несколько смущался. Следующее свидание было назначено на понедельник, то-есть – на завтра. Но муж… Как быть с ним? Ванда обещала придумать что-нибудь, дабы полковник не мешал общаться.

Когда, после шестого стакана (тоже в кишках пересохло!), Леонард собрался уходить, Ванда прильнула к нему всем телом, крепко поцеловала в губы и прошептала доверчиво:

– Теперь я Ваша женщина… Вы будете заботиться обо мне, Леонард Федорович?

Поручик пылко пообещал заботиться, не очень хорошо представляя, впрочем, как он это будет делать.

На улице подумал и зашел все-таки в церковь, помолился, хотя и недолго. Раздал на милостыню всю мелочь нищим на паперти. Скрюченная в дугу полуслепая бабка, получившая полтину, перекрестила Леонарда и прошамкала беззубым ртом:

– Спаси тя Христос, барин, за щедрость твою! Помолюся за тебя. Дела тебе грядут большие: Веру Православную людям нести. Бог в помощь!

– Я, бабка, вообще-то, военный… – растерянно ответил наш поручик, относившийся к религии, скажем так, не очень ревностно.

– Нынче-то военный, а станешь – кахуна! – веско, но непонятно произнесла бабка, – За морем-окияном, где хлебушко на деревьях растёт.

«Спятила старая!», – понял Леонард, – «Как это: хлеб на деревьях растет? И, какая-такая кахуна?»

Хотел переспросить, но бабки уже не было. Исчезла, как дым растаяла.

Пожав плечами, двинулся своей дорогой, и, вроде бы забыл даже про странную бабку, но предсказание зацепилось в голове остреньким крючочком.

Время было далеко за полдень, и есть хотелось, как из ружья. Ещё бы, после стольких физических… нет, скорее, физиологических усилий! Решил зайти в ресторацию, ибо денщик Данила был отпущен на весь день по случаю праздника и дома кушать было абсолютно нечего, кроме холодных закусок: всяких колбас, ветчин, сыров, паштетов, солений-варений-маринадов и сырых яиц. Не стряпать же самому!

Подходящее заведение отыскалось неподалёку. Затейливая жестяная вывеска, явно стоившая хозяину немалых денег, возвещала: «Ресторация «Европейская». Ниже, более мелкими буквами: «Французская, немецкая, русская кухня». Недавно открылись, допреж их тут не было. Ну-ка, ну-ка…

Швейцар с поклоном отворил дверь и голодный путник мгновенно погрузился в ядреную душноватую атмосферу дразнящих кухонных запахов. Подлетел метрдотель:

– Милости просим, Ваше благородие! Прикажете отдельный кабинет-с? Или в зале столик?

Из-за столика под пальмой в кадке уже махал только что вышедший из мужской комнаты капитан Петровский. К нему Орлов и направил свои стопы. В компании обедать не в пример веселее!

Расцеловавшись троекратно по случаю праздника, друзья сели. Приблизился лакей во фраке и белых нитяных перчатках:

– Чего изволите-с?

Посовещавшись, офицеры патриотически заказали все русское: икорку, грибы в сметане, селедку с отварным молодым картофелем, солянку московскую с растягаями, поросенка с гречневой кашей, мороженое. Ну, и напитки, а как же!

Услужающий налил водочки из запотевшего графинчика – не трактир, чай, где брякнут заказанное на стол, а далее – сам справляйся. Молодцы, борются за культуру обслуживания! Выпили за государя, затем – за праздник. Закусь была замечательная!

– Жизнь прекрасна, не так ли? – принюхался к принесенным растягаям Петровский, – Во всяком случае здесь и сейчас! Я, пожалуй, приду сюда и вечером. Покутить немножко с Шарлоттой.

Шарлотта Листневская был псевдоним его содержанки, в прошлом инженю-кокетт заезжего Львовского театрика. По паспорту она была Ганна Скоропад. Вот уже три месяца они жили душа в душу, и капитан не мог нарадоваться: нежная, страстная, отлично умеющая экономить, сия черноглазая мадемуазель, тем не менее, одевалась с умопомрачительным шиком, прекрасно соответствуя своему блестящему Васе.

– Аксиома есть утверждение очевидное, не требующее доказательств, – кивнул Леонард, чьё простое физиологическое счастье многократно усилилось крепкою водочкою и вкусною пищею.

– Во-во! – оживился Петровский, – Без доказательствов! Играли мы намеди в Аглицком Клобе. В Блэк Джэк, ну, ты знаешь. Я, Назаров, Мещерский, какой-то штатский шпак из казначейства… забыл фамилию. Назаров с Мещерским к полуночи упились, унесли их. Игра, в общем, по нулям: ну, может, тыщу проиграл, не более. Штатский заскучал, ушел в нужник и не вернулся. Тут подходят двое англичан – флотские, в синих мундирах. Что уж они в первопрестольной делают – ума не приложу! Ведь отсюдова до морей хоть на юг, хоть на север – далеконько скакать. Спрашивают, значит: сыграем? А, давай! На кон по сотенке поставили. Они, значит, вдвоем, на одну руку. Я банкую. Моряки просят вторую карточку, третью, четвертую. Остановились. Я открываю свою: туз! Вторую – шестерка! Семнадцать! Довольно с меня, говорю. Британцы: у нас – двадцать! И денежки сгребают. Я обалдел: показать бы надо, да? А они, эдак надменно: сэр! Джентльмэнам верят на слово, сэр! И тут, – капитан драматически выдержал паузу и понизил голос, – Тут… кэ-эк поперла мне карта! Веришь ли, за два часа все свои недоимки отыграл!

С видом триумфатора он достал бумажник толщиною с оглоблю и отсчитал шесть пятисотенных.

– Вот, прими с благодарностью!

Три тысячи, одолженные почти месяц назад, вернулись к Орлову. Тот вытаращил глаза, ибо так скоро их не ожидал.

– Так что, ежели в денежках нужда случится, завсегда к нам обращайтесь, Ваше благородие! – довольный произведенным эффектом, Петровский захохотал.

– Благодарю, Базиль, пока не нужно, – улыбнулся Леонард.

Выпили за удачу. С энтузиазмом. Лакей принес поросенка.

– Слушай! – пришурив нетрезвые глаза, воззрился на блюдо Василий, – Вроде похож на кого-то! Не пойму только, на кого!

– Брось, Базиль! – хрустя соленым огурцом возразил Леонард, – Это же свинья! К тому же – жареная.

– Показалось, значит… Нет! Все-таки похож! На покойного полковника Юсупова. Такие же глаза: маленькие и раскосые… Покинул сей грешный мир два года назад, – Петровский махнул рюмку и перекрестился.

– Пал в бою? – без особого интереса поднял бровь Леонард, – Или?

Упомянутого полковника он не знал.

– О, брат! Такая история! – капитан проглотил поросятину, запил розовым анжуйским, – Был у него роман. С кем – не скажу. Замужняя дама, г-м. За год разорила нашего татарина дотла!