Глухая республика

ведь можем?

То, что хотим.

Суд

Галя украдкой пробирается через Центральную Площадь, прижимая к себе ребенка словно сломанную руку. На улице Тедна от разбомбленных зданий остались только дверные проемы. Только двери и марионетки, висящие на своих держалках, по одной марионетке на каждого гражданина.

С пешеходных дорожек соседи смотрят на то, как навстречу Гале выходят две женщины. Из-за твоей революции сестру мою арестовали, первая плюет ей в лицо. Другая берет ее за волосы, Я тебе мозги вскрою и сделаю из них омлет! Они хватают Анушку, потом тащат Галю за пекарню.

Лавочники, зевая и распаковывая товары, заполняют рынок. Торговки выметают мусор. Вывалившись из переулка, Галя вцепляется сначала в одного соседа, затем в другого. Она бежит за женщиной, которая держит Анушку. Они отталкивают ее метлами.

Она кричит.

Они указывают на уши.

Наши народ благопристойно закрывает окна.

Преследуемая людьми из Васенки

Мы видим как она мечется по улице зигзагом между нами –

лицо ее порезано как

застрявшая в ее пальто молния –

Мои дорогие соседи! кричит она

Мои дорогие соседи! Расчудесные болваны!

Так она кричит на нас.

Выройте хорошую яму!

Положите меня вверх ноздрями

и лопатой бросьте мне в рот доброй черной земли.

Аноним

Что до гроба Мамы Гали, то он застрял

на лестнице, и нам пришлось нести его перевернув.

Тел было слишком много,

а людей недостаточно:

слишком много ушей и никого из тех, кто к ним прилагается.

В такое время

каждый человек что-то делает для нашей страны.

Одни умирают.

Другие произносят речи.

Людей слишком много, а рук недостаточно,

чтобы помыть тело Мамы Гали и подстричь ей ногти –

последняя любезность,

оказываемая на нашей земле.

Сегодня

я должен привинтить человеческое выражение лица,

хотя я не более чем животное,

и это животное идет по спирали от похорон до собственной кухни, кричит: Я пришел, Господи, я прибежал к тебе…

На заснеженных улицах я стою как флагшток,

но без флага.

И все же, иногда по ночам

Наша страна капитулировала.

Пройдут годы, и начнут поговаривать, что ничего этого не было, что магазины не закрывались, мы были счастливы и ходили в парк смотреть кукольные спектакли.

И все же, иногда по ночам горожане приглушают свет и начинают учить своих детей жестовому языку. Наша страна – это сцена: когда патрули строем проходят мимо, мы сидим на своих руках. Не бойся, жестом показывает ребенок на дерево, на дверь.

Когда патрули проходят строем, проспекты пустеют. Пустеет и воздух, за исключением скрипа нитей и топ-топ деревянных кулачков по стенам.

Мы сидим среди зрителей – до сих пор. Тишина вокруг вращается словно пуля, попавшая мимо нас…

В мирное время

Я, живущий на Земле сороксчемто лет,

вдруг оказался в мирной стране. Я видел как соседи

разблокируют телефоны, чтобы посмотреть, как

у мужчины требует права коп. Когда тот тянется за бумажником,