отвратные рубцы на брюхе тишины. Толпа – смотрит.
Дети смотрят за тем, как смотрим мы,
что солдаты тащат голого по лестнице. Я учу руки детей создавать из страдания
язык –
видишь, как пригвоздила нас к нашим телам глухота. Анушка
говорит с дворовыми собаками как с людьми,
говорит с людьми
как будто они люди,
а не просто души на костяных опорах.
Горожане
смотрят на детей, но чувствуют под босыми ступнями своих мыслей
холодный камень города.
Колыбельная
Я смотрю на тебя, Анушка,
и говорю
покойным
кровопийцам
доброеутро, депутаты!
Это битва,
достойная
наших оружий!
Расстрельная команда
Солнце на балконах. Солнце на тополях, на наших губах.
Сегодня никто не стреляет.
Девушка подстригает себя выдуманными ножницами:
солнце на ножницах, солнце на ее волосах.
Другая девушка лямзит сапоги у спящего солдата, солнцем пронзенного.
Когда солдаты просыпаются и глазеют на то, как мы глазеем на них,
что они видят?
Ночью на улице Лерна они застрелили пятьдесят женщин.
Я сажусь писать и рассказать тебе то что знаю:
девочка, изучая мир, тянет его в рот,
девушка становится женщиной, женщина – землей.
Тебя, тело, винят во всем и ищут
в теле то, что в теле не живет.
Вопрос
Что есть женщина?
Пауза между двумя бомбардировками
Я все же есть
Я все же есть. Я существует. Я
имеет тело.
Когда Анушка
берет мой палец
в рот, она его
кусает.
Как же мы на земле живем, дитя?
Если б я могла тебя
слышать, что бы ты сказала?
Ты отвечай!
На земле мы можем делать –