Диссонанс

–Это не так.

–Какая разница? Совсем надоели карты.

–Не знаю, может, еще музыки? – говорят, что первая мысль – самая верная.

–Действительно хочешь продолжить этот квартирник? Брось, это скучно! – легкая улыбка скользнула по ее лицу.

–Квартирник – это круто! Какая атмосфера! Это тебе не концерт перед тысячью человек, тут тебе надо попасть всего в одно сердце, и слушатель твой. И сила воздействия намного выше. Хочу, чтобы ты пела мне. – В момент, когда говорил это, стало ясно, что Алла, если будет играть и петь передо мной, то будет это делать во всем мире только для меня одного, а это невероятное доверие, если угодно.

Поколебавшись немного, Алла ответила решительным отказом на просьбу сыграть на гитаре еще. Что же, теперь идеи окончательно иссякли. Мы разбросали карты по кровати и просто сели, глядя в стену. Не знаю, были на этой стене написаны откровения, или какие-нибудь наполненные высшим смыслом слова, однако именно после такого созерцания стало окончательно ясно, что я начинаю выздоравливать. Посетило несколько случайных мыслей, сейчас вспомнить какую-либо из них не получится, в памяти остались ощущения свободы. Да, действительно странно, что только в этой странной запертой постройке я впервые почувствовал себя по-настоящему свободным. Разве свободен тот, у кого много средств? А у кого их мало? Да и разве средства – показатель свободы? Вот, я богат, захотел что-то – купил. Только вот я несвободен, потому что раб собственного желания купить. А если денег нет, то тем более нет свободы, потому что появляющиеся желания не могут быть исполнены. А здесь все совершенно иначе. Здесь нет желаний. Я сижу, смотрю в стену и совершенно не хочу ничего, и не хочу ничего хотеть. Поэтому я не могу быть рабом желаний – их нет. Кроме желаний есть еще потребности, конечно, и человек не может от них никуда деться. Только вот здесь нет даже потребностей. Абсолютная свобода, как уже говорил. И ведь почему-то именно стена натолкнула сознание на эту мысль. Сидя здесь до этого, я не мог осознать собственного счастья. А теперь все стало кристально ясно – желание сбылось именно так, как и должно было. Конечно, все нюансы я не прописал, однако они появились сами собой, как необходимые атрибуты.

Может быть, у меня остался один враг – скука. От нее скрыться сложнее всего. Скука не делает меня несвободным, но тем не менее мешает наслаждаться полетом души внутри этой клетки. Мы сидели с Аллой, молчали. Возможно, она тоже ощущала свою свободу ото всего на свете. Правда, сложно сказать, кто она такая. Возможно, это даже не человек. Если так, то ей не дано меня понять, ведь ощущение освобождения от потребностей безумно приятно.

Мы сидели, окружаемые тишиной, и совершенно не хотелось, чтобы что-то менялось в какую-либо сторону. Наверно, в этом абсолютно стабильном мире такое желание было наиболее исполнимым, но, тем не менее, казалось, что все-таки что-то изменится, причем в худшую сторону. Обычно в фильмах с хорошим началом не очень хорошая концовка, в книгах то же самое. Неужели в жизни иначе? Сразу вспомнились строчки из песни: «Ведь в этом жанре нет ничего хэппи-энда нелепей. Выбор однозначный – либо энд, либо хэппи». Здесь так же – либо эта история действительно будет длиться бесконечно, и в этом случае это будет хорошая история, либо она закончится, а любая концовка будет печальной.

–Ты умеешь танцевать? – я неожиданно почувствовал острейшую необходимость задать именно этот вопрос. Это не рекорд, ведь однажды приходилось испытать еще более нестерпимую необходимость спросить, какие у человека в квартире обои.

–Танцевать? Нет, а ты? – сначала показалось, что вопрос её немного обескуражил, что не могло не порадовать, ведь до этого обескураживаться приходилось только мне.

–Тоже не умею. Может, станцуем медленный танец? У меня есть пара песен подходящих, как идея?

–Ха, ладно, уговорил! Только не надо этой цитаты: «Когда устанешь от бесконечного самоанализа, позвони. Потанцуем». Пожалуйста, просто чувствую, что ты хотел опять показать свою эрудицию, – мы неумело закружились в медленном танце, часто опуская взгляд, чтобы не слишком много давить друг другу на ноги. Даже не знаю, появился бы закадровый смех или нет, но выглядели мы действительно забавно. Знаешь, дневник, ты уж точно должен меня понять, как никто. Чувства, возникающие порой, совершенно неописуемы, так что остается только их упомянуть. Тем более не у всякого чувства есть название. Как назвать непонятное ощущение, появляющиеся при пасмурной погоде утром? Сколько живу, столько не могу ничего придумать.

Справедливости ради стоит сказать, что танцевать быстро надоело. Тот факт, что мы оба – далеко не мастера, конечно, сближал, но никак не делал наши танцы приятными. Скорее это был обмен ударами ног и улыбками в эти неловкие во всех смыслах моменты.

Мы сидели, как в самом начале – я на кровати, облокотившись спиной о стену, она на стуле, подперев голову рукой, изображая размышляющего философа. Веселый взгляд делал эту позу комичной.

–Закрой глаза. – Не знаю, откуда столько уверенности в себе. Наверное, я где-то успел выпить пару сотен грамм чего-нибудь крепкого, не иначе. – Давай, закрой, мне надо кое-что сказать, а иначе не получится.

–Ты странный, тебе говорили об этом раньше? Ах, да, говорили, – она улыбнулась и закрыла глаза. – Если честно, мне кажется, что ты сейчас кинешься меня целовать или что-то в этом духе. Давай, не тяни, я тоже смотрю фильмы и знаю, как это происходит там.

–Не угадала. Представь свой внутренний мир.

–Серьезно? И все? Ладно, давай попробуем по твоим методам общения пройтись.

–Представляй. Сложно?

–Ну, не очень просто.

–Давай, дальше, выстраивай его. Как бы он выглядел. Не спеши, подумай, пусть воображение работает.

–Вроде получается. Допустим, все. Дальше что? Никаких извращений? – ее насмешки не сбивали меня с серьезной ноты.

–Никаких. Только глаза не советую открывать, – она широко улыбнулась.

–Сеанс гипноза. Через пару минут ты скажешь, чтобы я пошла и приготовила тебе поесть.

–Зачем для этого гипноз? Место женщины и так у плиты. Ладно, не сбивай себя. Сможешь описать то, что видишь?

–Темноту?

–Черт, я серьезно.

–Ладно, смогу. Тогда твоя очередь представлять. Вот заря, это обязательно, там всегда заря. Нет ни ветра, ничего, очень тихо. Небольшой город, максимум трехэтажные дома, на улицах пусто, потому что все спят. А в дали от него море или океан, лучше океан, конечно. В стороне от городишки виноградники, где-то очень далеко есть поля, неподалеку лес. Совсем в деталях сложно это передать. Вот, – она открыла глаза, а я сидел, очевидно, с задумчивым видом, ей это не понравилось, и старая пластинка заиграла вновь. – Что, сник? Ожидаемо. Давай-ка расскажи про свой внутренний мир, иначе придется вызывать сюда психотерапевта, чтобы тебя от депрессии лечил.

–У меня все проще, – я закрыл глаза. – Представь лес, ночь, в лесу есть небольшой луг, на котором горит костер. Рядом с этим костром и сижу. На сломанном дереве. Ветки колышутся ветерком, слабым, но ощутимым. Больше никаких звуков. А в небе звезды, на которые можно смотреть бесконечно. Вот и все, это мой внутренний мир.

–Романтик, что тут скажешь, – первый раз показалось, что в голосе не было иронии. – Мне, кстати, пора. Спасибо, что посидел со мной, а не прогнал куда подальше.

Она ушла, забрав гитару, но оставив разбросанные карты. Я лег на спину и стал смотреть в потолок, а уже потом стал записывать нашу встречу. Теперь, наконец, дошел до этого момента, повествование пересеклось с действительностью. Внезапно появившееся желание узнать, кто такая Алла как личность, попытаться увидеть ее внутренний мир можно трактовать по-разному, но сейчас, посидев еще немного напротив той самой «стены просветления» стало ясно, что вся эта легкость, которая захватила меня еще совсем недавно не имеет независимой природы. У этого чувства есть корень. Может быть, это любовь? Да, вот так сразу, с необъяснимой быстротой появившееся чувство, способное убить идиллию, которую только-только получилось научиться ощущать. Сижу и думаю: разве это возможно? Так просто. Наверное, дело в том, что пока Алла в моих глазах – идеал, который не дал поводов в себе разочаровать. Разбирайся, как хочешь. Совершенно не понятно, что говорить и делать. Вроде пару мгновений назад все казалось простым, а теперь вдруг усложнилось на несколько степеней сразу. Надеюсь, это просто симпатия. Только вот где грань – тоже не понятно. И вообще не хочется об этом думать. Но не получается. Сидел бы сейчас рядом со мной философ, я бы его спросил, что делать дальше. И надо ли что-нибудь делать. А он уже точно за советом в карман не полез бы.

Еще один визит

Что ж, сейчас все окончательно запуталось. Надеюсь, моя аномальная память ничего не утеряла, сейчас надо будет все восстановить максимально точно.

Услышав шаги, не обращая внимания на их громкость, хотя Алла всегда ходила босиком, я повернулся на другой бок, картинно зевнул и сел точно так же, как и сидел во время нашего прошедшего диалога – скрестив руки на груди и опираясь спиной на стену, которая становилась мягкой и удобной. В дверной проем вошел мужчина, сложно сказать, сколько ему лет, но явно больше тридцати. Не успел я даже изумиться, как он уже сидел на том самом стуле напротив моей кровати и смотрел на меня сквозь солнцезащитные очки, что делало нашу встречу еще более странной. Его лицо показалось знакомым, но я никак не мог понять, где мог видеть этого человека или его копию раньше. В этот момент растерянность пробила атмосферу и улетела в космос:

–Извините, – голос выдавал весь спектр эмоций, скрыть неуверенность и легкий шок не получилось, – а вы кто? – Это тот максимум, на который было способно фантазия и находчивость.

–Кто я? – его тон говорил о том, что этот вопрос был им ожидаем с момента появления. – Я – пациент психиатрической лечебницы, мы с тобой в одной палате, – здесь он немного задумался, опустив слегка голову, – значит, теперь ты меня можешь видеть. Это прогресс. – Таким тоном говорит ученый, комментируя свой эксперимент. – Вместо палаты ты явно видишь что-то другое.

–Так, это полный бред, – я сдвинул брови, – какая палата? Сейчас из-под кровати вылезет мужик с камерой и скажет, что это все розыгрыш? Или скрытая камера у вас в рубашке?

–Как всегда стараешься отшутиться. – Казалось, что он сейчас достанет блокнот и запишет эту характеристику туда, дабы составить полную картину своего подопытного. А вообще скорость его ответов вкупе с внешностью создавало впечатление, что это просто очень быстро соображающий старшеклассник.

–Знаете, у меня нет ни одной причины вам верить, давайте начистоту: кто вы и что происходит?

–В нашей палате давно ничего не происходит. А я – просто душевнобольной, как и ты.

–Хорошо, допустим, – я наклонил голову и сделал задумчивое лицо.

–Нет, ты не веришь. Подумай хорошенько над тем, что я сказал, ладно?

Самое страшное, что мысли о собственном безумии уже посещали меня раньше. Только они развеялись окончательно после того, как я разбивал предметы на кухне и в ванной, после нашего общения с Аллой, особенно после медленного танца, потому что сложно представить себе галлюцинацию, которую можно коснуться. Но теперь все перевернулось опять. Но пока не стоит пускаться в размышления, буду записывать наш долгий диалог дальше. Надеюсь, ничего не упущу.

–Подумал, – я ответил спустя какое-то время. Теперь, видимо, так можно говорить.

–Вижу, вы тут играли на музыкальном инструменте. Скорее всего, на гитаре. – Гость с улыбкой оглядел комнату.

–Как вы догадались? – изумился я.

–Ну, это пустяки, – быстро ответил этот странный человек. – На самом деле ничего сложного: ты говорил про музыку, заказывал какую-то песню, а после того, как заказал, просто сидел и слушал, а потом похвалил исполнение.

–А почему именно гитара?

–Сложно представить, что твое видение играло на скрипке или чем-то похожем, потому что песня явно какая-то известная и совершенно точно не классическая. Хоть в ней и может быть партия для скрипки, едва ли она основная. Тем более, я сказал «скорее всего». Итак, это правильный вывод?

–Да, да, правильный, – никогда еще не приходилось обсуждать свои галлюцинации с другим человеком. У меня их вообще не было, а тут такое. Хотя в тот момент я еще не верил его словам. – И все-таки, что это за ситуация такая? Получается, ты тоже – сумасшедший?