Диссонанс

–Я думал, что ты довольно умный и таких вопросов не задашь. – От этих слов веяло ледяным прагматизмом, даже не знаю, как правильно описать это ощущение. Как будто каждая буква взвешена и продумана. Можно сравнить с разговором с компьютером – настолько ровно он говорил, хотя мышцы на лице двигались и выражали зачатки эмоций.

–Хорошо, допустим, ты прав. Значит, я – душевнобольной и сейчас в палате лечебницы, – он кивнул. – Но и вы не адекватнее меня, однако почему-то знаете больше и вообще видите правду. Вы не думали, что тоже видите галлюцинации не меньше моего?

–Неплохое замечание. Однако в корне неправильное. Я здесь уже долго, было время подумать над ситуацией. Врачи думают, что я страдаю галлюцинациями вследствие моей наркозависимости. Но, поскольку наркотиков я никогда не употреблял и не вижу ничего сверхъестественного, они тоже в корне неправы.

–Кошмар, – протянулось сочувствующим тоном.

–На самом деле ты мне не сочувствуешь, а лишь отдаешь дань приличиям, в данный момент ты размышляешь о своей проблеме. – Одно слово: «IBM».

–Зато пользуюсь вашим советом подумать. – Я провел ладонями по своему лицу в надежде, что все происходящее вновь станет понятным.

–Это было бы полезно, если бы ты думал на самом деле, а не делал вид, что думаешь. – Гость сидел неподвижно.

–Допустим, я делаю вид. Как же заставить себя думать по-настоящему? – руки вновь скрестились на груди.

–С этим я не смогу тебе помочь. Придется решать эту проблему самостоятельно. Зато теперь ты знаешь о ее существовании.

–Спасибо. – Настроение тогда пробило дно, – а к вам можно обращаться на «ты»?

–Можно. Не знаю, почему ты сразу не начал с этого, мы в одинаковом положении.

–Хорошо. Получается, друг мой, я очень и очень болен. – Я опустил глаза и задумался. В тот момент казалось, что ситуация совершенно катастрофическая. Если честно, сейчас тоже так кажется. С самых подростковых лет было страшно загреметь в психиатрическую лечебницу, потому что кажется, что пути назад нет. И пусть был этот случай с «женщиной-невидимкой», это ведь совершенно не мешало жить. А тут такое. Могло быть так, что я здесь с тех самых пор, как приехал сюда впервые? Сложно сказать, а спросить у моего соседа по палате не додумался. Сейчас жалею.

–Опиши, что ты видишь. Мне очень интересно узнать.

–Я здесь на просторной кровати, а вообще нахожусь в квартире, где есть кухня, ванная, камин. Даже книжная полка есть. А еще здесь несколько раз появлялась девушка, с которой я общался все это время. Она на гитаре играла. Мы даже танцевали.

–Я все это видел. А еще слышал, о чем вы разговаривали. Точнее, что ты говорил, остальное додумать не так уж сложно. Показалось, что ты даже влюбился. Очень оригинально – полюбить свою галлюцинацию. Такого встречать еще не приходилось. Она тебе много наговорила по поводу того, где ты и что происходит, да? – я кивнул. – Да, действительно очень оригинально. Даже книги видишь?

–Да, я читал здесь «Маленького принцы». – Невольно в тот момент засмущался.

–В этой книги много хорошего, прекраснейших мыслей, она мне тоже нравится. – Гость немного наклонился вперед и облокотил голову на руки. – Вы тут говорили про внутренний мир. Я слышал твою часть истории: лес, костер, ночь. Думаешь, это твой внутренний мир? Конечно, нет. Твой внутренний мир – эта квартира, вместе с этой девушкой, гитарой и камином. И другого мира нет, только этот и внешний. А насчет ночи и леса – выдумки.

–Откуда в тебе столько жестокости? – его голос действительно вдруг принял какие-то оттенки грубости, больше нельзя было сказать, что он говорил отстраненно.

–Жестокости? Какой жестокости? Я просто говорю правду, разве тебе неприятно это слышать? Мне кажется, что лучше уж пострадать какое-то время, а потом уже жить немного другой жизнью, чем постоянно находиться в иллюзии. А счастье – это ловкость ума и рук, не более того.

–Можешь другим об этом рассказывать, мне это совершенно не интересно, – до сих пор не знаю, почему меня задели слова этого странного человека, так неожиданно изменившегося.

–Еще бы тебе было интересно. Все-таки влюбился в воображаемую девушку, конечно, она для тебя идеал. Было забавно слушать.

–Знаешь, ты так говоришь, пока сам ничего не чувствуешь. Я тоже смеялся над теми, кто бездарно воспевают любовь, но ведь если ты влюблен и бездарен, что еще остается?

–Молчать. Это было бы лучше всего. Вы же еще тут в карты играли. В дурака, да?

–Не строй из себя гения, я прямым текстом говорил про это.

–И не строю, зачем мне это? Интересно, наверно, играть с воображаемой девушкой в воображаемые карты? Да еще и болея такой воображаемой болезнью, как любовь.

–Будешь заливать про эндорфин?

–Нет.

–Давай тогда не будем поднимать эту тему, хорошо?

–Как хочешь. – Показалось, будто мой собеседник слегка улыбнулся. Может быть, это просто воображение. – Обидно, что она не танцовщица, да?

–Знаешь, – получилось успокоиться, не знаю, за счет каких внутренних ресурсов, – и я не поэт, между прочим.

–Но стараешься им быть. Писал стихи хоть раз?

–А кто не писал? Мне кажется, все рано или поздно пробую себя в поэзии.

–Я не пробовал.

–Меня это нисколько не удивляет.

–А про что ты сочинял?

–Действительно интересно? Когда мне было тринадцать, я сидел дома и думал, какое себе выбрать хобби. А потом в какой-то момент осенило – можно ведь попробовать что-нибудь сочинить. И тут сразу родилась идея взяться за поэму. Неплохо, да? Про старика, у которого два приемных сына. Он их всему учил в свое время, потом они разъехались по своим делам, а он остался один умирать.

–Ого! – Гость явно картинно удивился. – Такое в тринадцать лет в голову приходит?

–А о чем мне надо было начать писать? О природе? Хотелось как-то выделяться. Правда, я эту поэму не закончил даже на треть и бросил навсегда. Стало ясно, что поэзия – не мое.

–Странно, обычно нужно лет десять просидеть в надежде, что тебя издадут, чтобы понять свой уровень.

–А ты, видимо, даже не нуждаешься в этих годах, чтобы все осознать.

–Иронизируй, это всего лишь твоя самозащита. Под этим щитом твои комплексы. Хочешь их обсудить? Легко. Ты до сих пор думаешь, что твоя ненаписанная поэма – прекрасна, хотя по всем законам логики она является полной чушью. Поняв, что сочинять стихи сложнее, чем прозу, ты взялся за какой-нибудь рассказ или даже повесть, обязательно ее дописал, подгоняя себя надеждой на лучшее, а через пару месяцев понял, что и проза твоя – мусор. Тогда ты взял перерыв, занимался чем угодно от игры в компьютер до чтения книг, а потом снова взялся за рассказ. Дописав его, сравнил с прошлым и подумал: «Ого, а тут прогресс налицо!», воодушевился, стал обдумывать новое произведение и тешить себя планами на крутое будущее. В итоге – дневник, и точка вместо многоточия. Я прав?

–По всем пунктам в десяточку, – было проще признать это, он ведь правда угадал практически полностью мой творческий путь.

–Конечно, проще согласиться, все равно нечего возразить.

Действительно, контраргументы в тот момент не появились. Общаться становилось все больше в тягость, потому что такой цинизм и проницательность вместе с прямолинейностью рождали какого-то монстра, каким восхищались бы, будь он героем телесериала. А ведь в реальности такими людьми никто не восхищается, хоть и экранных образцом можно боготворить и пытаться им подражать в жизни. Надеюсь, я ничего не упустил из нашего диалога, пусть и не очень интересного, зато крайне информативного для меня. Сейчас хочется просто написать что-нибудь отвлеченное, потому что эта окружающая со всех сторон тишина и одиночество вновь начинают давить. Хотелось бы удариться в пространные философские рассуждения, или хотя бы просто суметь уснуть, однако не получается ни первое, ни второе. А самое печальное, что вся эта квартира в безвременье скорее всего просто плод моего воображения, материализованный больным рассудком.

–Ты у меня спрашивал, что я вижу, теперь моя очередь, хорошо? Ты же еще не окончательно разочаровался во мне, как в собеседнике?

–Не волнуйся, я расскажу. Мы комнате с мягкими стенами, чтобы никто не мог разбить себе голову от отчаяния или в припадке.

–И все?

–Все. А что еще? Тут всего лишь две кровати, мягкие стены и ноутбук.

–То есть, мой дневник – не галлюцинация?

–Нет, а все остальное – да. Не знаю, как они могут быть такими сильными, но, очевидно, возможно все.