Джей вышел на крыльцо, покрутил мылом перед Эрни, чтобы показать, что вот оно, и также лениво пошел к колодцу за водой, чтобы умыться в тазике за домом.
– Ну молодец, еще есть надежда. Ты знаешь, как выглядит мыло.
Через несколько минут умывшийся и демонстративно вернувший на место мыло Джей без особого интереса спросил:
– Теперь можно?
– Вообще нельзя, но я разрешаю, садись, сынок. – Эрни снова ухмыльнулся и слегка посмеялся на слове «сынок».
– Твоя бабушка вдарила бы гораздо сильнее, просто чтобы ты знал. Может, если у тебя там еще в головешке что-нибудь болтается, пойдешь и поможешь своему папаше настроить или включить что бы там ни было. Он ведь для тебя сюда приперся, измазался в дерьме и вообще рисковал своей жизнью.
– Он сказал, что справится сам.
– Так посиди рядом, чтобы у него нервы не сдали и он не сломал там…
Эрни не успел договорить, как в доме прозвучал резкий хлопок, остановился генератор и что-то тяжелое упало на хлипкий деревянный пол. Джей резко обернулся. Из комнаты, где находился Ронни, доносилась какофония из стонов и ругани: он уронил телевизор себе на ногу после того, как взорвался экран. Эрни спокойно, почти шепотом сказал:
– Ну вот. Обосрался чернозем.
Ронни начал кричать на весь дом:
– Да что ж за еб твою мать, кусок дерьма в куске говна! Зачем мне вообще все это сдалось, зачем я согласился? Идет все это говнище на хер!
Ронни с ключами и курткой в руках выскочил на крыльцо. Он хотел уже направиться к машине, прежде чем Эрни его остановил:
– Стоять, белый глаз! И куда ты собрался? Снова насрал, а разгребать за тебя кому-то? Потом скажешь, что все это не помнишь и что не хотел оставлять здесь сына?
– Джей, поехали, пусть остаются здесь, в своем тесном белом кругу. В этом сарае!
Эрни хотел встать, но сдержался.
– Ты ебаный расист! Дерьмо-клоун-клановец!
Старик подавился слюной и стал откашливаться. Получив шанс высказаться, Джей на удивление спокойно сказал сквозь кашель деда:
– Я не поеду, пап, давай останемся здесь. Здесь можно погулять, а высадку и по радио послушать можно, потом еще сто раз повторят. Да и обратно без мамы ты не проедешь. Здесь много раз машины бросали на полпути. Верно, деда?
Эрни постучал себя по груди, сплюнул в старую банку из-под супа и заговорил с легким приступом гордости:
– А то! Ты отсюда и выехать-то сам не сможешь, и пешком не дойдешь – увязнешь, потеряешься и обосрешься по дороге.
Старик еще раз откашлялся и, сменив тон на более повелительный, заговорил крайне медленно и членораздельно:
– Давай начистоту, я не в диком восторге от того, что ты здесь, но здесь моя дочь и мой внук. Так что, испортив мне день своим присутствием, хотя бы не порти его парню своим отсутствием.
Ронни стал приближаться к Эрни и тыкать в него пальцем.
– Ты старый хрен в непонятном месте, в разваливающейся хибаре с кучей старья, которое ты называешь оружием! Это не дом, это гребаный гроб с неоткидывающейся крышкой! Ты смеешь меня оскорблять, угрожать мне при сыне, смеяться надо мной и после этого имеешь наглость говорить мне, что делать?
Ронни был в шаге от кресла Эрни и готов был кинуться на него, когда старик выхватил револьвер из-под сиденья и взвел курок.
– Я не доверяю людям, которые говорят мне то, что я уже знаю и опасаюсь людей, которые не говорят, что знают. Я стреляю в тех, кто избивает жену и ребенка, а потом клянется, что это не повторится, и стреляю дважды в тех, кто избивает жену и ребенка дважды и клянется, что это случайность. Если у тебя, балерина боксерская, трепло, нападающее на женщин, стариков и детей, сейчас в рукаве не припрятан заряженный пистолет хотя бы с тремя патронами, потому что меньшим меня не убить, то я бы на твоем месте бросил ключи от машины на пол и вприпрыжку, как Мухаммед, мать его, Али, пиздовал порхающей бабочкой отсюда, не оборачиваясь и никогда не возвращаясь. Уяснил?
Эрни поднялся и достал из-за пояса второй пистолет – семизарядный кольт.
– Если хочешь испытать удачу – вперед. Вдруг от старости не выстрелит. А если собираешься прожить еще пару лет, пока тебя не пристрелит очередная избитая женщина, смотри мне в глаза. Руки за голову и медленно, на полусогнутых коленях иди в сторону леса.
В это время на пороге появилась Мелинда и взяла за руку Джея. В другой руке у нее был обрез, который она умело держала, направив на Ронни.
– Пап, он на мушке.
– Мел… – Ронни пытался заговорить с бывшей женой.
– Вперед смотри, ублюдок. Посмотришь на меня – ты труп! – резко крикнула Мелинда.
Ронни был мокрым насквозь. Пот с него лил не каплями, а струями. Если бы он обмочился, этого бы никто не заметил.
– Детка, возьми «Томми» и держи его на мушке, пока мы идем в лес.
– Да, пап.
Мелинда за считанные секунды собрала и зарядила разобранный «Томми».
– Веди его, мы будем здесь.
Эрни не моргал и не отводил взгляд от Ронни ни на секунду. Его рука не шелохнулась ни на миллиметр. Она была словно из того же металла, что и пистолет.
– Медленно развернись и спускайся с крыльца. – Ронни выполнил все указания старика. – Выходи из ворот, потом медленно повернись направо и иди в сторону леса. Не оборачивайся и не дергайся. Я буду рядом, как сраный ангел-хранитель, на расстоянии вытянутой руки. – Эрни указал пистолетом в сторону чащи леса.
– Но дорожка там, мы приехали оттуда. Сэр, я клянусь, меня больше не будет в их жизни, сэр, я клянусь. – Ронни продолжал что-то говорить, но уже неразборчиво, так как начал рыдать и голос его стал выше на две октавы.
– Поверь мне, ты больше не появишься, – в словах Эрни было столько спокойствия, что Ронни обмочился.
– Хорошо, что не на крыльце, тогда бы я разрядил малыша в тебя.
Оба зашли примерно на сто метров в лес. Эрни приказал остановиться и встать на колени.
– Одно двусмысленное движение – и все закончится сейчас.
Ронни повиновался и рыдал, продолжая что-то неразборчиво бормотать себе под нос.
– Теперь слушай внимательно, не переспрашивай и смотри вперед. Через десять минут после того, как я уйду, можешь медленно встать и пойти прямо в лес, не сворачивая. Не беги, иначе привлечешь внимание. Через полчаса ты выйдешь к дому Ричардсонов. Злые сукины дети стреляют криво, но часто. Не приближайся к их забору, просто обойди его на максимальном расстоянии и выйдешь к их подъездной дорожке. Сегодня у них вечеринка в честь сраной Луны, так что собак не выпускали. По дорожке выйдешь на главную улицу. Все, это последние слова, что я говорю тебе лично, ублюдок. Ты жив только потому, что убивать отца при сыне нельзя, если отец безоружен и вы не на войне. Наша следующая встреча начнется с выстрела, хочешь ты того или нет. Если не готов стрелять, то пиздуй в лес и вон из моей жизни. Пиши письма и звони сыну. Ты хоть и кусок говна, но отец. Появляйся в его жизни только тогда, когда он этого пожелает. Понял?
– Да, сэр.
– Не оборачивайся, иначе начну стрелять и преследовать. Ричардсоны услышат шум и тогда тебе конец. Поверь мне.
Ронни кивнул и продолжил смотреть вперед. Эрни медленно отошел, держа его на мушке. Ронни остался в лесу один и начал считать: «Раз Миссисипи, два Миссисипи…» и когда досчитал до шестисот, медленно скрылся в чаще леса, постепенно выпав из поля зрения Эрни.