В петле из колец

Эрни явно бесился из-за столь внезапного и многолюдного визита. Он ходил кругами по своему кабинету – комнатке с низким потолком, где было удобнее сидеть, чем стоять. Порепетировал ворчание себе под нос, поднял громкость и закричал на весь дом:

– Мелли, еще раз спрашиваю, за каким хером вы приперлись без предупреждения еще и с этим ублюдком?!! Да, я про тебя, Мухаммед, блядь своей жены Али! Ты сегодня близок к своей смерти, как никогда! Я тебя предупреждал и предупрежу еще пару раз, прежде чем привести приговор в исполнение! Пока ты в одном штате с Мелли, ты приговоренный, а я палач! У меня три заряженных кольта и два «Томми» старых, но верных. Они все просятся отдуршлачить твой черный зад и пригвоздить сраную звезду кухонного бокса на аллее забытой славы около моих дубов! Дай мне, сука, повод… Мелли, еб твою мать, вы же разведены! А ты после наших договоренностей не только приближаешься к моей дочери, но еще и осмеливаешься приходить в мой дом! Если у Мелли память, как у рыбки, и она готова плавать в аквариуме с собственным дерьмом, то у меня нет! Я все держу в уме и не прощу тебе ее сломанную руку и просранные на тебя годы! Если ты сейчас скажешь про второй шанс или хоть заикнешься про «теперь все иначе», я пройдусь по тебе «Гарандом»! – Эрни сжал кулаки и уже направился неспешным шагом в сторону оружейного угла. – Малышка не стреляла уже двадцать лет, но вломить может так, что мышечная память на твоей волосатой заднице не угаснет никогда.

Ронни выскочил в коридор и спокойно, но спешно начал объясняться:

– Сэр, у меня есть право видеться с сыном, сегодня мой день, и это Мелли предложила поехать сюда, потому что ее телевизор сломался. Джей согласился, а я не хочу пропускать день с сыном, потому что уеду завтра на два месяца в Оклахому.

Да, спокойствие обескураживает взведенных людей. Когда угасает агрессия, гнев пытается компенсировать ее желчью, чтобы вновь разжечь огонь и совершить что-то неладное.

– Оклахома-херахома. Ты сейчас здесь, а телевизор ты разбил, боец обосранного ринга? А?

– Нет, сэр, телевизор сломался без меня.

Не зная, что сказать и не имея никаких доводов в пользу своей агрессии, кроме голого расизма, Эрни пригляделся и взорвался от смеха, старательно выжимая его из себя. Он стал неестественно громко хохотать, нагибаясь вниз, чтобы отдышаться, и прервать смех еле пробивающимися сквозь него фразами:

– Святая дева Мария и все еврейские небожители с Пятой авеню, я ж тебя при свете не видел. Посмотри на себя, у тебя ж чистые только белки на глазах.

Эрни смеялся, то смотря в пол, то снова переключаясь на Ронни и оглядывая его сверху донизу, чтобы тот не ушел и успел вкусить всю желчь, что Эрни собирался из себя выжать. Ронни не уходил, зная, что старик все еще находился возле кучи заряженного оружия. Через минуту после того, как Эрни просмеялся, Ронни решился и спросил:

– Сэр, я пойду закончу подключать телевизор? У вас очень сложно с электричеством в доме.

Эрни не знал, что ответить и в приступе желчного смеха отмахнулся, чтобы тот ушел:

– Не засри мне там все.

Такие фразы обычно подаются вдогонку, как плевок в спину, и в данном случае она была вдвойне издевательской, учитывая состояние дома Эрни. Мелинда прокричала с кухни:

– Пап, отстань от него, он здесь впервые, Джей захотел. Ронни не слушал мои указания и поплатился за это, ну и мы все, можно сказать. Мы застряли раз восемьсот.

– А как ты думаешь, Мелли, на кой хрен только ты знаешь, как правильно сюда ехать? Почему гребаным астронавтам понадобилось сто лет, чтобы добраться до Луны? Хочешь, скажу?

Эрни шел в сторону кухни. Он говорил, делая паузы после каждого слова, проговаривая все с максимальной четкостью и поглядывая в сторону комнаты с телевизором и Ронни.

– А все потому, что ни на Луне, ни здесь больше никого, блядь, не ждут! Простите мне слово «Луна».

Эрни подошел к Мелли, увидел ее при свете из окна и начал причитать снова:

– Посмотри на себя, ты тоже вся чумазая! Еще пару мазков грязи и можешь отращивать афро и мчаться в забегаловку Синего Джека петь джаз.

– Джек давно умер, папа.

Летнее зеленое платье Мелинды было все в грязи, часть попала на ее рыжие волосы, превратив их в подобие красной аризонской глины, а брызги грязи на фарфоровой коже смотрелись как не совсем здоровые веснушки или родовые пятна, которые хотелось потрогать, но было страшно, что это заразно.

Эрни очень громко промолчал, бросив в Мелинду взгляд, говоривший: «Я все знаю».

– Иди умойся во дворе и возьми что-нибудь из шкафа матери. Ходишь тут, как из окопа под Эльзасом.

Мелинда улыбнулась и протараторила, как солдат:

– Закончу здесь и все сделаю, сэр. Так точно, сэр.

Эрни выдохнул, бросив старческое «А-а-а-ай», махнул рукой и пошел в свою любимую часть дома – на крыльцо. Проходя мимо комнаты с Ронни, он безнадежным тоном спросил:

– Ну и? Эта хрень будет работать?

Ронни вертел антенну, пытаясь поймать сигнал, но на телевизоре были только серые волны, приправленные белым шумом.

– Пока не знаю, сэр. Звук точно есть, картинка плохая. Вытащу антенну на улицу, соединю проволокой, думаю, сигнал получше будет.

– Получше…

Эрни снова тяжело выдохнул и направился к своей обители спокойствия – любимому креслу на крыльце. Там он увидел Джея в белой майке, покрытой брызгами грязи, и в синих джинсах, также по колено в грязи. Он сидел в кресле покойной жены Эрни. Старик округлил глаза и, перебирая варианты того, что он сейчас выпалит, наградил внука таким смачным подзатыльником, что Джей вылетел из кресла и продолжил движение по ступенькам до самой земли. Эрни взглянул на Джея и, кивая головой, направился к своему креслу, что было ближе к краю крыльца. Он уже придумал, что скажет, поэтому расслабленно, на старческом выдохе спросил издевательским тоном:

– Ой, ты живой, что ли? Прости, что так слабо – возраст. Я хотел вдарить так, чтобы ты вылетел из этих грязных штанов, которыми засрал все кресло моей жены. Посмотри, все подушки в грязи. Теперь будешь сам все отстирывать и думать, как не повредить ткань. Надеюсь, теперь голова у тебя начнет работать.

Джей минуту приходил в себя, пока перед его глазами все мелькало. То, что говорил дед, он услышал, но как будто во сне. И, как и любой сон, который остался нерассказанным, слова моментально выветрились из головы Джея.

– Деда, за что?

– Ты или тупой, или глухой, видимо. Подушки засрал, не видишь? Или мне встать и натыкать тебя в них, как кота в обоссанную обувь?

Джей посмотрел на кресло, не вставая, цокнул, что-то пробормотал еле слышно и стал подниматься.

– Мог бы просто сказать…

– Мог бы просто не садиться. Хочешь сидеть на этом кресле – прояви уважение и надень чистое.

– Да, сэр.

Джей часто бывал в этом доме с матерью. Зная, какая дорожка ведет к дому, Мелинда всегда брала с собой дополнительную одежду для Джея, на случай если вдруг приходилось толкать машину. Джей неохотно пошел в дом переодеваться.

– Лицо и руки вымой… с мылом! – Крикнул Эрни вдогонку.

Старик сплюнул в чашку-плевалку и приступил к своему ритуалу: взгляд вдаль, короткий взгляд влево на пустое кресло и сворачивание самокрутки. Когда сигарета была готова, из дома вышел Джей, переодевшийся в ярко-красную футболку с цифрами «69» на груди и в синие шорты. Эрни затянулся, выкурив сразу половину сигареты и, выпуская дым, спросил:

– Ты что, коммунист?

– Нет, конечно! Почему?

– Будь эта майка еще краснее, я бы тебя точно пристрелил, погоняв по лесу пару часов.

Джей попытался сесть в кресло, но Эрни резко свистнул и показал на его руки и лицо.

– Мыло на кухне возьмешь.

Джей поплелся обратно в дом с максимальной неохотой на лице и в походке. Он не шел, а шаркал ногами.

– Пол мне там не исцарапай. – Эрни не оставил без внимания и это.