В петле из колец

Попробовав власть на вкус, Джун стал ненасытен и те десять лет во главе Красного кольца были лишь началом для него. Чем сильнее он закреплялся на своем троне, тем жестче и радикальнее становились его приказы. Он не боялся потерять власть или быть преданным – для этого у него был Мариус, перешедший по кровавому наследству от Гэдди. Джун не превратился в параноика, но у него стало меньше времени, поэтому он оставлял все больше решений на откуп Мариусу, зная, что тот все сделает. Джуну некогда было встречаться с Черными, он обедал с мэром и обсуждал будущее сотрудничество. Странно, но невиданная жестокость Красных обосновывалась банальным отсутствием времени у их босса. Он не имел ничего личного против людей, к которым посылал Мариуса, ему просто не было до них дела.

Реагируя на новости о появлении даже легкого намека на конкурентов десять лет назад, Джун сам шел на переговоры, чтобы начать сотрудничество. Сейчас же, контролируя весь алкоголь Галвестона, он больше не искал партнеров среди конкурентов, теперь он их покупал. А вот конкурентами отныне занимался Мариус, который никогда не ездил на переговоры – он ездил за капитуляцией, обещаниями никогда не возвращаться в Галвестон и «платой за наглость». Одного его появления хватало, чтобы понять, что переговоры закончены, что лучше уйти живым и без денег сейчас, чем в пяти мешках через пару дней.

На удивление такая жестокость играла на руку Красным. Бизнес рос, поставки на большую землю приносили огромный доход, даже несмотря на плату Черным. Галлеи умирали все реже, успевая обзавестись семьями, домами, лишними килограммами и даже налоговыми декларациями. При этом Мариус всегда был при деле и брал на себя все больше поручений Джуна, которые выполнял быстро и эффективно, в худшем случае бесследно.

Джун уже перестал бояться света и популярности. В качестве доказательства своей открытости и неуязвимости он снес половину старого района, где должно было появиться Синее кольцо, и построил огромный роскошный отель «Экстраваганца». Там он размещал друзей и подруг. Оттуда постепенно начал вести всю свою официальную деятельность и там впоследствии совершались настоящие гигантские сделки.

По слухам, Джун был среди спонсоров и основателей многочисленных чикагских газет, которые своей бурной деятельностью переключали внимание на Аль Капоне и его «мелкие» делишки, отвлекая общественность от «настоящих» дел на юге Штатов. Нельзя сказать, что Джун взлетел резко, ведь ему пришлось выживать, подниматься и пережить большинство своих друзей за эти двадцать лет в Галвестоне. Когда переживаешь даже своих боссов, инстинкт самосохранения начинает диктовать тебе, как поступать. Эта борьба идей со страхом смерти не дает человеку развить уверенность в себе, а вместо этого развивает наглость и самоуверенность.

Так было и с Джуном: он постепенно стал брать Галвестон наглостью. В апреле 1930 года он закончил строительство элитного прибрежного района на краю Красного кольца – там, где Мариус отправлял «переваренных» в последний путь. Для федералов это было сильнейшим ударом. Во-первых, Джун все дальше уходил в статус законопослушного бизнесмена и мецената. Во-вторых, очередной виток публичного успеха Джуна без единого доказательства его причастности к контрабанде рома в очередной раз бил по репутации самого Бюро.

Но самым страшным ударом по длящемуся уже несколько лет расследованию был приход в Галвестон новой силы со своим лобби и связями во всех высших кругах застройщиков. Они без каких-либо просьб или намеков, всего через три месяца и пару земельных уступок от Джуна смогли остановить финансирование федералов, работавших в Галвестоне. Из всей команды в городе оставили двух человек, просто чтобы наблюдать и сообщать. Поселили их в качестве издевки в начале Черного кольца к «приемным», между притоном и борделем-отелем «Утренняя звезда», откуда агенты каждый день были вынуждены выдвигаться в Красное кольцо под присмотром и Черных, и Красных. Конечно, это не остановило контрабанду алкоголя, она все еще служила основным источником дохода для Красного кольца, но это был тот самый ход на три шага вперед, ведь сухой закон не продлится вечно.

С каждым успехом Джуна неизменно подстегивал страх все потерять, поэтому никто так не ценил свои связи и людей, как он. Джун стал не только списывать долги, но и платить мэру и сенаторам из Остина. Он поднял оплату галлеям и мундирам настолько, что даже теоретический подкуп мог стоить конкурентам неоправданно дорого.

Джун не относился к Красному кольцу как к преступной группировке с прикормленными копами по соседству. В мыслях он возглавлял корпорацию, видел себя Рокфеллером, но не присосавшимся к земле и качающим одно и то же, а создающим что-то новое до того, как это придет в голову другим. Поэтому в Красном кольце не было никакой атрибутики банд, свойственной приемным или Зеленому кольцу. Не было символизма и традиций, присущих обычным преступникам. Не было никаких отличительных знаков, обрядов посвящения и даже кличек, потому что клички, по мнению Джуна, давали только псам. Исключением были тезки или галлеи с припиской «Младший» в конце, если на Джуна работали и отец, и сын.

В финансовую безопасность Джун тоже вложился полноценно, не пожалев ни денег, ни времени. Информацию о сделках и выплатах мундирам, мэру и сенаторам Джун распределял между многочисленными бухгалтерами, а информацию о ставках и должниках – между букмекерами. По задумке Джуна, каждый бухгалтер или букмекер владел только частью информации, за которую можно было разве что арестовать пару копов или закрыть пару подпольных баров. По отдельности каждый бухгалтер не представлял никакой ценности. И самое важное – никто из бухгалтеров не знал друг друга и никогда не встречался. Только Джун имел каталог, с помощью которого можно было ориентироваться по этим документам, собрав их вместе.

Джун вызывал каждого бухгалтера по отдельности. У каждого из них были дни, когда они могли посещать бары Джуна и, соответственно, получать и сдавать документы. Наказания за нарушение расписания были жестокими и часто одноразовыми. Всю схему удавалось держать в секрете не только из-за хорошей оплаты, но и из-за страха самих бухгалтеров, ведь зачастую эта «должность» назначалась не по собственному желанию. Отказаться от нее, как и попасться или продать документы кому-либо, имело высокую степень вероятности стать предвестником поездки в багажнике «Роллс-Ройса» Мариуса.

Конспирация была максимальная. Вызов к Джуну выглядел как обычное, не вызывающее подозрений посещение подпольного ночного бара обычным жителем Красного кольца. Они просто приходили вечером выпить, заходили в туалет, открывали специально сделанный для них тайник под раковиной, оставляли там свои документы и забирали новые. Все четко, без ошибок и личных встреч.

С букмекерами ситуация была проще. Их было порядка тридцати человек. Все они работали в заведениях Джуна и ни от кого не скрывались. Их знал каждый, кто хоть раз приходил на боксерские матчи Джуна. Пытать и выбить информацию из них было невозможно, потому что в их документах велась в основном зашифрованная статистика о талонах со ставками, датами, номерами, коэффициентами и суммами ставок, проигрышей или выигрышей. Разобраться в ней могли только сами букмекеры. Но даже если все расшифровать и расписать в деталях каждую ставку, то без бухгалтерских документов, в которых отражались покупатели талонов, информация от букмекеров не представляла никакого интереса ни для федералов, ни для Черных.

При всей этой идиллии с прекрасно работающим бизнесом в последний месяц всего пара событий смогла пошатнуть не только уверенность Джуна в своей схеме, но и его самоуверенность. Сначала, на фоне появления слухов об окончании сухого закона в конце 1933 года, он злился и не мог поверить, что Черные уже успели наладить поставки медицинского кокаина и готовились торговать им. На фоне того, что Черные управляли переправой, Джун понимал, что уже не успел, ведь стоимость будет несоизмеримой с той, что они сейчас платят за переправу алкоголя. В лучшем случае он просто окажется «одним из тех», кто толкает кокаин в Галвестоне. Этот страх конкурировать там, куда ты пришел не первым, просто выворачивал Джуна наизнанку. Только самолюбие держало его подальше от начала войны с Черными. Ведь то, как он, как его отели и его элитный район будут выглядеть на фоне возобновившихся перестрелок, волновало его не меньше, чем будущее всего его бизнеса. При этом он продолжал накручивать себя, не видя других источников дохода, ведь легальная часть бизнеса еще не приносила достаточно денег, чтобы платить взятки и держать Красное кольцо в безопасности от законников.

Но даже эта назревающая война и ее последствия не так тревожили Джуна на фоне другой проблемы, забравшей себе большую часть его времени и, казалось бы, неисчерпаемой самоуверенности.

Все началось два месяца назад, когда один из бухгалтеров Джуна умудрился выкрасть документы у других двадцати бухгалтеров и десяти букмекеров и начать шантажировать Джуна. Этим предателем, как назло, оказался не какой-то «расходный» человек, а Мэрси – единственный и, скорее всего, лучший друг Мариуса со времен их отсидки в тюрьме «Клифтон» в Огайо.

Джун понимал, что скоро слухи о прекращении сухого закона дойдут до всех и что даже сдача Мэрси бухгалтерских документов федералам не принесла бы ему особого вреда, ведь вряд ли они взялись бы за серьезные обвинения, учитывая, что закону оставалось жить совсем ничего, когда такие обвинения и суды тянутся годами. Да и серьезных оплат в собранных Мэрси документах не было. Просто сдали бы пару копов, шеф полиции Галвестона ушел бы в почетную отставку с жирной пенсией, ну и оправдали бы еще пару сенаторов на слушаниях. Тут все было по плану Джуна и даже двадцать бухгалтеров не могли нанести ему особого вреда.

Вот с букмекерскими документами, обычно не представлявшими особой ценности, в этот раз все оказалось не так просто. Дело в том, что Мэрси, прежде чем начать шантажировать Джуна, сделал копии украденных документов и отправил их по почте, чтобы Джун знал, за что ему придется платить. Мэрси сделал ставку на бухгалтерские отчеты, которые он бережно собрал и каталогизировал, а букмекерские выписки просто приложил вдогонку, чтобы показать, что у него есть кое-что еще. Копии букмекерских выписок Мэрси выкрал, когда понял, что назад пути нет и надо просто собрать всю возможную информацию, чтобы получить больше денег или чтобы было что предоставить федералам. Мэрси думал, что букмекерские бумаги нет смысла расшифровывать, потом соотносить с бухгалтерскими документами, ведь там обычно только статистика, а расшифровать ее могут только сами букмекеры. Но на этот раз в выписках Мэрси оказались зашифрованы огромные выплаты через списания букмекера шефу полиции, мэру, трем членам городского совета и сенатору штата Техас в один день во время боксерского поединка. Если соотнести все записи и сопоставить с бухгалтерскими отчетами Мэрси, то это была бы настоящая бомба замедленного действия.

Пойми Мэрси, что именно у него находилось в руках, он бы сразу запросил убежище и пожизненную пенсию у федералов, подставив Джуна под удар. Такой флеш-рояль из компромата в руках Мэрси мог привести в Галвестон не только всех федералов в округе, но и самое худшее для Джуна – не купленных репортеров, что вкупе с федералами по кирпичикам разобрали бы всю его империю через пару публикаций и поставили бы жирную точку на Красном кольце и всем, что он создал.

Неизвестность и неопределенность разрывали Джуна на куски. Мысли в его голове становились противоположными и все более радикальными – от мирного разрешения вопроса и оплаты Мэрси до начала кровавой бани в Галвестоне, в которой будут переварены все, кто как-то с ним связан. Джун мотался в мэрию каждый день, безуспешно звонил сенаторам, чтобы прощупать почву и узнать, смогут ли они его защитить. Он искал пути к отступлению или даже добровольной сдаче, но все время ловил себя на отвратной мысли, которая подпитывала его злость. Мэрси все еще находился где-то в Галвестоне с кучей смертоносных документов, а Мариус, который находил людей на Аляске за неделю, уже второй месяц не мог найти щуплого и мерзкого бухгалтера на небольшом острове.

За эти два месяца Джун мысленно успел смириться с худшим и перестал бояться плохих новостей от мундиров. Однако от них не было никаких известий ни о Мэрси, ни о федералах. По городу даже не ходило никаких слухов, кроме тех, что Мэрси ищут во всех кольцах.

Все бухгалтеры, чьи документы были украдены, крича сквозь боль от простреленных колен и раздробленных пальцев ног, сглатывая кровь и свежевыбитые зубы, клялись, что познакомились с Мэрси в ночных барах Джуна, что он сам к ним подсаживался, первым называл их имена, предлагал выпить и представлялся новым главным по бумагам Джуна. Он говорил, что тайники рассекретили федералы и по распоряжению Джуна пока все будет проходить только через него. Потом просил незаметно передать бумаги под столом. Конечно, передавали не все, многие даже хотели все рассказать Джуну, но связь была односторонней, только через тайник и только по инициативе босса, поэтому он узнал о произошедшем уже от самого Мэрси в письме, полном угроз, оскорблений и доказательств.

Это письмо Джун носил с собой всегда, чтобы лично скормить его Мэрси или сжечь вместе с ним. Однако среди бухгалтеров нашлось двадцать человек, которые, опасаясь поступить неправильно, все-таки купились на ложь Мэрси. Так и работает страх: кого-то он заставляет безоговорочно придерживаться правил, несмотря ни на что. Кого-то, наоборот, подталкивает на необдуманные поступки, заставляет подписывать себе смертный и мучительный приговор.

Закончив с бухгалтерами, Джун взялся за букмекеров. Он с такой яростью хотел допросить и наказать каждого из них, что даже лично появлялся на допросах в «кабинете» Мариуса, но в этом ржавом заброшенном ангаре ярость Джуна проходила мгновенно. При виде бетонного пола, постоянно залитого кровью, которую как будто специально не смывали, и взглянув на сидящего на стуле человека, точнее то, что от него осталось, Джун сразу уходил, бросив на пол приготовленный молоток, оставляя в воздухе еле слышную фразу: «Кончайте его». Мариус с помощниками в залитых кровью мясницких фартуках по старинке заканчивали «допрос».

С букмекеров нечего было спрашивать, ведь все они, как и постоянные клиенты, знали Мэрси. Он постоянно ставил, причем неудачно. Брал в долг, пил и снова ставил, пока по рекомендации Мариуса его не взяли в бухгалтеры и не запретили появляться во всех игорных домах Джуна. Но Мэрси все-таки умудрился просочиться на несколько крупных матчей и выкрасть стопку квитанций у нескольких букмекеров, пока они работали в зале. Мэрси даже не знал, что украл, потому что воровал в темноте и, схватив что попалось под руку, просто надеялся, что там деньги или хоть что-то ценное.

Сначала Джун еще пытался сохранить часть себя и отгонял мысли, что Мариус и Мэрси заодно или что Мариус специально не ищет Мэрси, что это сговор и мундиры тоже приложили к этому руку. Он думал, что все это большой план федералов и все его люди уже дали показания, что это подстава от Черных, чтобы отобрать его Красное кольцо, что вообще все объединились против него. При этом он знал, что рейды к Зеленым были каждый день, а в Черное кольцо Мариус приезжал уже по три раза в неделю. Круговорот безумных мыслей не проходит бесследно, особенно когда нет изменений, и, несмотря на все усилия Мариуса, голова и документы все еще были при Мэрси. Поэтому Джун выбрал более легкий путь – отдаться своим мыслям. С каждым днем он вносил все больше правок в собственные правила и постепенно отгораживался от своего ближайшего окружения. Он стал приводить новых галлеев без одобрения Мариуса. Начал обращаться к частным детективам для поиска Мэрси, игнорируя тот факт, что все они были бывшими копами, в том числе и не из Галвестона, и могли легко сдать не только Джуна, но и все Красное кольцо.

Джун ввалился в стадию пассивной тирании, когда агония затухающего правления и потеря контроля вкупе со страхом все потерять приводят к опасному бездействию. Буквально три месяца назад ему действительно не хватало времени и он «не успевал», потому что были постоянные встречи и налаживание связей. Поэтому некоторые свои дела он смело делегировал своим поверенным, адвокатам, бухгалтерам или Мариусу. Теперь с каждым днем ему все чаще было просто «некогда».

В этот момент происходил переход от делегирования к простому перекладыванию дел. Так, даже встречи с шефом мундиров и обсуждение ситуации с поисками Мэрси стали отнимать у Джуна слишком много времени и сил и он смело передал эту сакральную обязанность в руки Мариуса.

Благодаря немногословности Мариуса мундиры не знали, что находилось у Мэрси и зачем он нужен, просто знали, что его нужно было найти. К слову, не имея цели уничтожить и забыть, Мариус мгновенно превращался в достойного переговорщика, дающего ровно столько информации, чтобы была ясна цель. Он довольно быстро наладил связи с копами и они ему доверяли. Мариус расписывал для мундиров дневные планы и помечал места на карте Галвестона, которые они сверяли каждый вечер. Новая смена копов продолжала поиски с места, на котором закончила предыдущая, пока вся карта не была помечена крестами.

Если бы Джун узнал, как успешно Мариус сработался с копами, то непременно нарисовал бы в своей голове новую схему повсеместного предательства и обязательно позвал бы самого Мариуса на разговор, скорее всего, последний.

Истребив почти всех своих бухгалтеров и изъяв документы у тех, кто был ни при чем, Джуну требовалось разработать новую схему, искать новых людей или хотя бы спрятать все документы в надежное место. Но это было невозможно.

Когда творение, в которое ты вложил свою душу, порочат и разносят в пух и прах, создавать новое может заставить либо мощнейшее вдохновение, либо сильнейшая нужда. У Джуна не было ни того, ни другого. Ему стало проще подпаивать свою лень дозой рома, а чтобы сделать новый день лучше, на утро от головной боли всегда была заготовлена еще небольшая порция.

Для собственной безопасности или для поддержания промежуточного состояния и нового распорядка дня Джун даже перебрался на третий этаж своего бара «Небосвод» в самом центре Красного кольца. Искать новых бухгалтеров у Джуна не было ни стимула, ни необходимости, ни людей. Слухи о судьбе бухгалтеров сдержать было невозможно. Теперь уже никто, даже после просьбы Мариуса, не стал бы этим заниматься, зная, что держать в руках документы Джуна – билет в один конец. Да и сам Джун теперь мог доверять только тем, кто этого по-настоящему заслужил.

Так в Красном кольце появился новый человек – главный по документам Джуна по имени Эрни Кассавицки. Скромный, тридцати с небольшим лет, многие из которых, судя по огромным очкам и изрезанным пальцам, он провел под скудным светом над горой документов. Он всем своим видом давал понять, что бумага и цифры – его главное ремесло. Редеющие с каждым днем волосы, жестко прилизанные на бок, короткие руки с толстыми пальцами не особо подтверждали его умение печатать на машинке. Эрни давал понять, что личное время, молодая супруга и даже новорожденная дочка для него были ниже по значимости, чем работа, которую ему доверяли. Наплевав на сон, практически каждую ночь он печатал на своей маленькой кухне под одиноко болтающейся лампой в клубах дыма от сигареты. Как вдохновение поглощает творцов, так и важность того, чем он занимается, поглощала Эрни полностью, вплоть до самого момента, пока свет от лампы не становился бесполезным под рассветными лучами.

В первое время его называли Сальным Эрни не столько из-за прически, сколько из-за покрытых свежей грязью ботинок, которые даже при идеально отглаженном старом костюме и в любую погоду выдавали его место жительства – Саласи Роуд. В этой низине грязь после дождя или даже сильного тумана всегда оставалась неделями, превращая все дороги в болота.

В Саласи опасность исходила не от людей. В сухую погоду туда можно было легко заехать, страдали только колеса, покрывавшиеся миллионами слоев грязи и пыли. А вот если начинался дождь, то даже галлеи наведывались в Саласи только пешком и в крайнем случае, боясь оставить там свои до зеркального блеска лакированные авто, которые местные научились тоже по-своему переваривать. Они разбирали до основания любой «Кадиллак» за десяток часов и превращали его в двадцать мешков деталей с десятью большими листами металла. «Форды» в Саласи растворялись без остатка за пару часов.

Два старших брата Эрни стали галлеями в разгар дележки территории с Черными. Позже они, хоть и в шелковых костюмах, со всеми почестями, еще до первой седины, приземлились на кладбище Галвестона. Эрни вместе с младшим братом Салли после двух лет участия в тогда еще просто Мировой войне и трех лет обучения в Остине пошли работать в бухгалтерскую контору. Так на Эрни еще в 1928 году и вышел Мариус: фамилия не запятнана, работает как надо, семьи нет. Салли также был сносным бухгалтером, но к двадцати четырем годам у него уже было три ребенка и развод, что для Мариуса означало лишь повод воровать или пить, рычаг давления на случай допросов от федералов и, конечно же, слишком много хвостов на случай бесследного исчезновения.

Доверие и опеку Джуна Эрни заслужил моментально, в первую очередь тем, что помимо пяти лет безупречной работы именно он был одним из немногих бухгалтеров, которые хоть как-то отреагировали на встречу с Мэрси и попытались сообщить Джуну о случившемся. В отличие от остальных, Эрни тут же побежал к охране бара, чтобы передать Джуну, что кто-то пытается украсть его документы. Отправил сразу несколько писем, сказал всем, кого знал, про Мэрси и оставил в тайнике записку. Он даже осмелился попросить встречи с Мариусом, но, к его счастью или несчастью, Мариус был занят в тот день в «переговорной».

Если задуматься, Эрни на самом деле мог предотвратить всю эту катастрофу, если бы не был последним, с кем общался Мэрси, и если бы не идеально односторонняя схема связи с Джуном. Словно почуяв угрозу после довольно резкого отказа Эрни, Мэрси пулей вылетел из бара, собрал все, что у него было, бросил письмо с копиями документов для Джуна в почтовый ящик и растворился в утреннем тумане слегка пьяного Галвестона. Поэтому письма и записки от Эрни доставили Джуну день в день с письмом от Мэрси.

Защищая своего новоиспеченного приближенного, Джун, вопреки желанию Мариуса, пристегнул к Эрни ближайших помощников и в каком-то смысле даже друзей Мариуса: Монетку и Филли. Их отцы все еще работали на Джуна и перевозили ром и виски в Остин и Хьюстон. Поэтому Дэмиен Эймос Младший и Фил Хобсон Младший были известны как Монетка и Филли с самого первого дня в галлеях.

Параллельно в Галвестоне начали что-то вынюхивать порядка пятнадцати частных детективов, приглашенных и нанятых Джуном для поиска Мэрси. Напряжение возникало не столько из-за огромных денег, которые им платил Джун, и не столько из-за их болтливости после пары стаканов виски, и даже не столько из-за их прошлого, хотя многие раньше были копами. Пустить их в Галвестон и в Красное кольцо даже за огромные деньги было ничем по сравнению с худшим решением Джуна – дать им полную свободу действий в Красном кольце, свою защиту и неприкосновенность.

С таким фейерверком привилегий эта свора ищеек начала вести себя по-скотски. Все закрывали глаза на их нежелание платить за что бы то ни было в Галвестоне. Вместо денег новые гости щедро рассчитывались фразой: «За мой счет». Многие из частных детективов теряли ориентиры вседозволенности, успевая набрать долгов у букмекеров и задолжать девочкам, с которыми обращались не самым лучшим образом. Несмотря на то, что почти все частники были из разных штатов, жизнь их словно выстрогала по одному отвратительному лекалу. Каждого детектива узнавали издалека, по слишком уверенной размашистой походке, крутящейся в разные стороны голове, заплывшему лицу и смраду давно не стиранных рубашек. При этом в Красном кольце они считались почетными гостями, ведь у них было важное задание – найти Мэрси.

Именно из-за этих детективов, не закрывающих свои рты, вся история с Мэрси получила то, с чем Мариус, галлеи и мундиры всеми силами боролись – известность. Тщательно подготовленную Мариусом легенду, что Мэрси ищут из-за огромных долгов, частники уничтожили за один день своего пребывания в Красном кольце. При этом сами детективы не знали всех подробностей. Они просто знали, что у Мэрси есть какие-то документы. Но отсутствие подробностей в таком случае гораздо хуже, чем их избыток, ведь их можно щедро докинуть от себя. Так у Мэрси появилась переписка с Аль Капоне, тайное досье на президента и коды от всех сейфов в тайниках Джуна, раскиданных по всему Техасу.

Так на прахе легенды Мариуса начала расти новая городская легенда. Занятные детали появлялись каждый день во всех Кольцах. Теперь Мэрси могли видеть в трех местах одновременно. Он был везде и нигде, а любые зацепки потеряли всякую ценность и вели в далекое никуда. Из-за этого Мариусу при встрече с детективами приходилось сдерживать желание взять два катафалка и располовинить каждого из них прямо в центре Красного кольца. Он молча злился, стискивая зубы с таким скрипом, что они должны были перетереться в пыль. Продолжив череду решений, Джун взвалил на Мариуса невыносимую заботу и ответственность за «наших друзей». Теперь, помимо ежедневных рейдов в другие кольца и встреч с мундирами, Мариусу пришлось еще искать и наказывать виновных в случае плохого обращения с частниками. Сам Мариус был не прочь в таком случае поискать самого себя, нежели хоть как-то пересекаться с ними.

В этой череде ни к чему не ведущих перемен, призрачных надежд, что все будет как прежде, и растущей тревоги история десятилетнего расцвета Красного кольца стремительно близилась к своему закату.

Пристанище падших

Весной 1933 года вся яркая жизнь Красного кольца переместилась в район бара «Небосвод». Из-за того, что Джун переехал туда и предпочитал не часто покидать свое новое пристанище, около «Небосвода» постоянно крутились галлеи. Там проходили встречи Джуна с мэром, проплаченными членами городского совета и частными детективами. Мариус, как обычно, в восемь вечера восседал на своем шатком деревянном троне слева от барной стойки в ожидании Монетки, Филли и Эрни, с которыми они ходили к Джуну на ежедневную встречу.

«Небосвод» нельзя было назвать баром в традиционном смысле этого слова. Общее сходство «Небосводу» с баром придавала только барная стойка, точнее, две угловые и одна ближе к центру, за которой стоял бармен. Угловые стойки представляли собой массивные полукруглые деревянные сооружения, занимавшие половину помещения и перекрывавшие два из четырех углов. Центральная стойка была значительно меньше и располагалась ближе к сцене. Там обслуживались только хмурые любители чистых напитков, которые могли попросить разве что лед, добавки или заткнуться и не мешать пить.

За каждой из угловых стоек могло усесться по пятьдесят с лишним человек, а за центральной – около двадцати, что превращало «Небосвод» в три разных бара в одном месте. Лишь два стула у центральной стойки всегда были свободны – для Мариуса и Джуна.

По площади «Небосвод» мог считаться самым большим баром в Техасе, а зная любовь техасцев к большим помещениям и танцам – скорее всего, и во всех Штатах. Это был старый трехэтажный дом, очень удобно расположившийся между двумя магазинами.