Повесть о государевом слонопасе

– Как с чего? А с того самого. Мне сам государь обещал… Так и сказал: служи, Никита, а я тебя своей милостью не забуду.

– Так ты что, мил человек, в Кремле служишь, что ли?

– Почти… Рядом с Кремлём – во рву.

– Землекопом?

– Каким ещё землекопом? И не землекопом вовсе. Я государев слонопас!

– Кто, кто? – засмеялся Соловей.

– Не важно, – отмахнулся Никита. – Слона государева пасу… Так ты берёшься его убить или нет? Отвечай, не томи!

– Кого убить? Слона?

Разбойник утирал выступившие от смеха слёзы, довольно редкие для его суровой профессии. Уж очень весёлая история закрутилась вокруг царского подарка. Это же тот самый Никита, о котором говорила давешняя барышня, та что взорвать слона хочет. Это, значит, как раз муж её… Ну и дела творятся на белом свете, прости Господи.

– Какого слона? – возмутился Никита. – Слон-то тебе чем помешал?

– Мне? Ничем. Слон, как слон. Я его, правда, толком-то и не видел. По понятным причинам не могу днём в людных местах появляться. – Он постучал согнутым пальцем по страшному шраму на щеке.

Никита тряхнул головой, приводя в порядок рассыпавшиеся мысли.

– Укротителя надо убить, – сказал он твёрдо.

– А-а-а… – протянул Соловей. – Это того, который у тебя жену отбил? Тогда понятно… Так бы сразу и сказал.

– Я и сказал. Это ты меня всё путаешь со своим слоном… А откуда ты, кстати, про мою жену знаешь?

– Как откуда? Ты же сам и сказал.

– Я? – удивился Никита и икнул. – Значит точно – не жить ему, собаке.

– Басурманина убить можно, – сказал Разбойник после недолгой паузы. – Чего ж его не убить-то. Он же нехристь. У него и души-то нет.

– Это почему же души нет?

– Как почему? У некрещёного души никогда не было и быть не может. Откуда ж она у него возьмётся, если он в бога не верует.

Соловей медленно с чувством перекрестился. Никита хоть и был сильно пьян, но заметил, что в словах и действиях собеседника затаилась ехидная ухмылка, как будто он втихаря посмеивается над ним: вот ведь дурачок-заказчик подвернулся, с такого и денег можно срубить побольше.

– У них свой бог, – ответил Никита, стараясь не поддаться на провокацию.

– Какой ещё свой?

– Ма-маго-метанский…

– Бог у всех один, – подытожил Соловей философский спор, не давая ему разрастись в бестолковую пьяную болтовню. – Ладно, паря, берусь я твой заказ выполнить. Только мне аванец нужен. Для подготовки, так сказать, акции. Половину денег сейчас, а половину после окончания работы.

– Хорошо, – согласился Никита и кивнул головой. – По рукам. Только у меня сейчас с собой денег нет. Ни копеечки. Последние вот на эту отраву выгреб… – Он постучал ногтем по горлышку пустой бутылки. – Через неделю задаток принесу. Подождёшь? … Ну крайний срок – через десять дней. Когда жалование выплатят. Скажи только – куда?

– Ты же со слоном во рву будешь? – почёсывая давно нестриженную голову спросил Соловей.

– Ага. Где ж мне ещё быть-то?

– Вот я тебя там вечерком сам разыщу, когда стемнеет. Заодно и на слона твоего взгляну.

– А как же ты туда проберёшься?

– Ну это уж не твоя забота. У меня в Кремле свои ходы имеются.

***

В том году холода наступили довольно рано. Ещё вроде бы август в полном разгаре, а кажется, что на дворе уже октябрь. Слон, привыкший к жаркому климату, от резкой перемены погоды простудился и заболел. Он больше не задирал толстый хобот и не трубил победно на всю округу. Тихонько прислонившись к холодной кирпичной стене, он жалобно чихал и кашлял. Купцы, снабжавшие слона провизией, прикатили несколько бочек красного вина. Фариз разбавлял его горячей водой с мёдом и поил больного.

Вечером укротитель задержался в зверинце дольше обычного – пытался защитить от непогоды государев подарок: натянул между стенками рва большой кусок парусины, наподобие палатки, и разжёг для тепла в нескольких железных корзинах древесный уголь.

Стемнело. Торг на верху давно затих. Иногда со стороны Красной площади доносился неуверенный стук колотушки озябшего сторожа или нестройная песня загулявших пьяниц, которым любая погода всегда нипочём.

В тёмном углу палатки появилась фигура. Она как будто сама собой свернулась из болтающегося полотняного края, а может быть, вылепилась из наклонной кирпичной кладки. Фигура постояла неподвижно, приглядываясь к обстановке и, убедившись в безопасности, вышла на освещённое место. Её тень от пламени костра прыгнула в сторону и беспокойно заметалась по стенам зверинца. Живой Соловей Разбойник был раз в десять меньше своего чёрного растрёпанного двойника и от этого показался Фаризу маленьким безобидным человечком.

– Тебе чего? – спросил он спокойно, но для верности положил ладонь на рукоятку тяжёлой чугунной кочерги, которой только что ворошил горящие угли. Его уже два раза пытались ограбить местные бандиты, прознавшие о высоком жаловании, назначенном царём иноземному гостю.

– С тобой повидаться, – ответил Соловей.

– А ты кто?

– Человек.

– Вижу, что не верблюд. А как ты сюда попал, человек?

– Пришёл.

– Да ты, как я погляжу, не очень-то разговорчивый… Ну, повидался? Так иди себе дальше.

Соловей сделал два шага навстречу. Фариз демонстративно покрутил кочергой в железной корзине. Угли вспыхнули красным светом и затрепетали злобными раскалёнными бабочками, которые быстро погасли, выпустив на волю облачко маленьких искрящихся мошек.

– Да ты брось кочергу-то, – сказал Соловей.

– Почему? – спросил Фариз.

– Обжечься можешь.

– Да уж как-нибудь поберегусь, не волнуйся.

– Ты один? – спросил Соловей.

– Нет. Я со слоном.