Повесть о государевом слонопасе

– Есть у меня одно решение, – сказал Богдан Матвеевич. – Но для этого тебе придётся на некоторое время уехать из города.

– Далеко? – Никита с ужасом представил себе картину, как по заметённой снегом степи еле-еле бредёт слон. Толстые ноги оставляют в колючем снегу глубокие круглые отметины. Никита идёт за ним, стараясь ступать след в след, чтобы глубоко не проваливаться. Слон хоть и больной, но шаги у него шире человеческих, вот и приходится Никите прыгать из лунки в лунку, как зайцу… Вот на горизонте показались башни Казанского кремля. Но им не туда. Государь повелел вывести слона ещё дальше от Москвы – в Сибирь…

– Не очень. Тут поблизости. Есть одна деревенька в три двора – на реке Клязьме, по ту сторону от Лосиного острова. Водой поплывёте: вверх по Яузе до большого болота, что рядом с Мытищами, через дорогу на Троицкую Лавру. А оттуда недалеко – семь вёрст – наискосок через лес, пешком дойдёте. В старину там волок был, корабли с товаром таскали. Так что для слона дорога вполне пригодная. Я уже распорядился. На месте вас мой человек встретит. Слона в сенной амбар поставите. А для тебя уже избу приготовили. Я сказал, что личный государев слуга едет, так что недостатка тебе ни в чём не будет. Встретят лучше, чем самого Алексея Михайловича.

Боярин засмеялся и одобрительно хлопнул Никиту по плечу. На сердце немного полегчало: всё-таки не Сибирь, и на том спасибо. А Богдан Матвеевич продолжил:

– Есть только два условия. Одно простое, а второе посложнее. Первое – для секретности пойдёшь не под своим именем. В подорожной я тебя прописал не Мамонтовым, а Никитой Петровым Большим. Думаю, что ты это легко запомнишь…

– А второе?

– Второе сложнее: работу надо сделать быстро и тайно, сегодня ночью…

– Собраться не успею, Богдан Матвеевич.

– А что тебе собирать-то? Твоё дело солдатское – подпоясался и в путь.

– Жене надо сказать, чтобы в дорогу собрала.

– А вот это ни под каким видом. Никто знать не должен, а уж баба твоя – тем более. Завтра же вся Москва болтать будет, куда мы зверя упрятали. Не приведи господи, если людишки поднимутся да искать его пойдут. Тут уж их ничем не остановишь… Ночью сегодня отправитесь, когда стемнеет, чтобы никто не видел. Проснутся малахольные утром, а слона-то и нет. Покричат об этом на площади денька два-три и забудут. Надеюсь чума из Англии до наших краёв так быстро не доберётся. А там и зима настанет. Наших морозов ни одна чума не выдержит…

– А Фариз? Его-то куда?

– О нём не беспокойся. Его ещё на рассвете в Посольский приказ вызвали, подорожную грамоту оформлять. Наверное, уже домой топает. Как раз сегодня в Астрахань стрелецкий полк вышел, ну и он с ними. Под присмотром, так сказать, для надёжности.

«Вот тебе, Лиза, и заграница, – подумал Никита. – Улизнул твой полюбовник. Новую зазнобушку пошёл искать… Пусть бога своего басурманского благодарит, что жив остался. Да и на мне греха нет, слава тебе, Господи».

***

Вечером погода испортилась. Подул сильный холодный ветер. Временами накрапывал мелкий противный дождь. Пришёл посыльный, принёс сообщение, что на Москва-реке рядом с Беклемишевской башней причалил большой плот с гребцами. Всё готово к отплытию.

Никита ещё раз проверил прочность деревянных сходен. Вот шуму-то будет на весь Торг, если в самый ответственный момент доски подломятся, и слон грохнется сверху о каменное дно Алевизова рва.

В тусклом красноватом свете догорающей угольной грелки появился Соловей.

– Уходишь? – спросил он.

– Ухожу, – ответил Никита.

– А басурманин где?

– Домой отправился.

– На Тверскую?

– Нет. В Персию.

– В Персию-ю-ю…

– Назад к своему шаху.

Соловей сдвинул шапку на лоб и в задумчивости почесал затылок.

– А я твоё поручение выполнить не успел… Что делать будем? – спросил он.

– А ничего не будем. Видать, сам Господь его уберёг… Помиловал…

– Выходит, что так… – согласился разбойник. – Слушай, барин. Я тебе задаток не отдам. Заказ не по моей вине сорвался.

– Себе оставь… Или пожертвуй на какое-нибудь богоугодное дело.

– На какое ещё дело?

– Ну, я не знаю… Тебе решать… В монастырь пожертвуй или в церкви пудовую свечу поставь, чтобы Господь грехи твои отпустил.

– Ещё чего. Попы и без моих денег обойдутся… Я делом займусь, надоело в подземельях прятаться. Но и на белый свет с моим-то клеймом тоже не покажешься… Говорят, рядом с Серпуховской дорогой на берегу Пахры-реки каменоломни устроились: белый камень для Москвы добывают. Стройматериалы – выгодное дело. Вот туда и подамся.

– Желаю успеха, – сказал Никита.

Соловей ничего не ответил, повернулся и ушёл в темноту, но через минуту появился снова.

– Слушай, барин, сказал он. Чтобы уж между нами никаких проблем не осталось, я тебе ещё одну вещь должен сказать…

– Ну, говори быстрее, а то мне идти пора.

– Мне твоя жена тоже заказ сделала… На смертоубийство…

– Какое… смертоубийство? – заикаясь спросил Никита. – «Неужто Лиза с Фаризом меня убить задумали»? – подумал он.

– Не тебя, не бойся, – сказал Соловей, как будто подслушал мысли собеседника. – Слона твоего.

– Слона-а-а? А он то ей чем не угодил?

– Не знаю. Только сказала: слона взорви, и чтобы никто больше не пострадал. Жалеет она тебя, наверное, – значит любит… Да и басурманина этого, видать, тоже жалеет…

После этого он ушёл совсем и больше уже не появлялся. Не знаю, как обустроилась его дальнейшая жизнь: работал ли он в каменоломне, на цементном заводе или ещё где-нибудь. Надеюсь, ничего трагического с ним больше не произошло. Могу только заметить, что мой родной дед Сергей родился в городе Подольске Московской губернии в 1902 году. Он был коренным жителем этого города и имел довольно распространённую среди русского народа фамилию – Соловьёв.

К середине следующего дня Никита со слоном оказались на месте. Маленькая деревенька уютно пристроилась на высоком берегу Клязьмы в окружении светлых сосновых лесов. В амбаре, набитом до верха пахучим сеном, слону стало немного легче. Сухая мягкая трава кормила и согревала больное животное, но равнодушная природа взяла своё. С наступлением морозов слону стало хуже. От слабости он даже перестал кашлять. Тихо лежал в темноте амбара и время от времени жалобно вздыхал. Когда Никита заходил к нему, открывая большие скрипучие ворота, слон здороваясь пытался поднять хобот и протрубить, но сил у него хватало только на жалобный протяжный выдох. Наконец силы иссякли совсем, и он умер.

Миссия, порученная Никите Большому (Мамонтову) царём, на этом закончилась естественным образом. Гонец, который через день мотался верхом на лошади между деревней и Москвой, привёз последний приказ: слона тайно похоронить, не привлекая постороннего внимания, а слонопасу ждать дополнительного высочайшего указания.

Песчаный грунт не успел глубоко промёрзнуть и копался легко. Задача облегчалась ещё тем, что Никита решил выкопать могилу внутри амбара, прикрываясь от непогоды дощатыми стенами и крышей. Но и при таких благоприятных условиях работать пришлось целую неделю. Труднее всего было вытаскивать землю из глубокой ямы и насыпать кучей в углу амбара. Поначалу Никита хотел обойтись без помощника, памятуя о секретности царского приказа, но на второй день понял, что не справится, и позвал на помощь местного глухонемого парня, понадеявшись, что тот даже под пыткой рассказать ничего не сможет.

Не менее трудным делом оказалось свалить гигантскую тушу в яму. Не смотря на холодную погоду, слонятина начала портиться и сильно пованивала. Никита решил разрубить тушу на куски, но без хорошего топора и мясницкого опыта только искромсал толстую кожу и перемазался кровью. Вспомнил Соловья Разбойника, который хотел слона взорвать, и пожалел, что у него нет пороха.

Решение предложил глухонемой помощник, оказавшийся толковым парнем. Через мощную кровельную балку, сработанную из цельного соснового бревна, он перекинул верёвку. Один конец верёвки обмотал вокруг слоновьих ног, а к другому для противовеса подвязал несколько мешков, наполненных землёй. Никита раскачивал мешки, а помощник рычагом подталкивал слоновью тушу к краю ямы, пока сухой песчаный грунт не осыпался и не утянул бренные останки на дно могилы.

Через день место погребения обозначал только невысокий скорбный холмик, на вершине которого лежали сложенные косым крестом жёлтые бивни. Их Никита вырубил из черепа слона, чтобы представить начальству как доказательство, что задание выполнено полностью.