Повесть о государевом слонопасе

Иногда слон задирал вверх хобот и трубил. Громкий звук приводил толпу в полный восторг. Самые терпеливые могли дождаться того момента, когда слон приступал к умыванию. Он опускал хобот в большую бочку и окатывал себя сверху фонтаном воды. Брызги радугой разлетались во все стороны, а при сильном ветре даже попадали на зрителей. Как по команде все начинали смеяться и показывать друг на друга пальцами. Мальчишки приставляли локоть в собственному носу и вытягивали руку вперёд, изображали хобот. Сгибая и разгибая пальцы, они начинали гоняться друг за дружкой, пытаясь схватить за одежду. По рейтингу популярности новый московский аттракцион превосходил даже торжественный выезд государя из Кремля на охоту в Сокольники, хотя и уступал ему в номинациях режиссуры и зрелищности. И одну из заметных ролей второго плана в этой каждодневной праздничной кутерьме играл доселе никому неизвестный подьячий Земского приказа, а ныне государев слонопас – Никита Петрович Мамонтов.

Каждое утро ранние торговцы, отпирая свои лавки, могли видеть, как он с гордым и довольным видом идёт со стороны Охотного ряда по мосту через Неглинку к зверинцу. Иногда его сопровождал персиянин в разноцветном восточном платье и чалме из длинного куска белой материи, наверченного вокруг головы. Они шли бок о бок и добродушно беседовали. Открытое появление на публике популярных личностей нравилось московским обывателям. Они чувствовали, что близость к знаменитостям делает и их самих особенными людьми – столичными жителями, в отличие от всех остальных граждан необъятной России. Многие прохожие при встрече улыбались им как старым знакомым, а простые мужики уважительно снимали шапки и кланялись в пояс, приветствуя популярных и всенародно любимых персонажей. Особо преданные фанаты из постоянных обитателей Красной площади выучили даже имена своих кумиров и кланяясь при встрече уважительно величали Никиту – Никитой Петровичем, а Фариза, фамилии и отчества которого никто не знал, перекрестили на русский манер Сапфиром, или даже Сапфиром Яхонтовичем.

В ненастную погоду зрителей было мало, и для защиты царского подарка от дождя во рву натягивали полог из крепкой пеньковой парусины.

В один из таких дней Никита пригласил жену с дочкой посмотреть на слона вблизи. Ему давно уже не терпелось похвастаться перед роднёй своей новой ответственной должностью, показать, каким уважением он пользуется среди горожан, и какие дружеские отношения наладил с иноземным царским послом.

В ров спускались по небольшой деревянной лесенке. Никита сошёл первым, подстраховал молодую жену и дочку. Иришке такое приключение было в радость. Она крепко цеплялась за деревянные поручни и ступеньки. А Лиза, в природном желании привлечь любым способом внимание мужчины, притворно изображала испуг, аккуратно нащупывала ногой каждую дощечку и поминутно тихонько ойкала, вспоминая то Матерь Божию – заступницу, то самого Иисуса Христа – Спасителя.

Девочке слон очень понравился, а Лизу – напугал. Она крепко держала дочку за руку и не отпускала от себя, боялась, что он ненароком раздавит её своей толстой ногой, задушит хоботом или проткнёт острым бивнем. Да мало ли чего ещё можно ожидать от такого чудища. Никита с довольным видом, как будто сам произвёл его на свет, расхаживал вокруг слона, смело похлопывал по хоботу и ласково трепал за ухо, чем приводил дочку в восторг. Она громко смеялась и, безуспешно пытаясь вырваться из-под материнской опеки, подпрыгивала на месте.

Неожиданно девочка остановилась и замолчала, с удивлением уставившись в дальний угол загона. Позади больших плетёных корзин с овощами и тюков сена виднелась невзрачная постройка – сарайчик, на скорую руку сколоченный из плохо оструганных досок. Одним боком сарайчик прижался к наклонной кирпичной стене рва. Окошек не было. Большой кусок парусины загораживал отверстие, которое, вероятно, служило дверью. Она-то и привлекла внимание девочки. Точнее не сама тряпичная дверь, а человек, выглянувший из-за неё. Резким движением невидимой в темноте руки грубое полотно, подобно театральному занавесу, отлетело в сторону, и в чёрном прямоугольнике дверного проёма появился… чародей-волшебник в разноцветной одежде и удивительной шапке с большой красивой брошкой, из которой торчало перо жар-птицы. Волшебник постоял немного, упёршись руками в дверные косяки, а потом сделал несколько шагов вперёд, сложил руки на груди лодочкой и низко поклонился гостям. Полотно за его спиной с тихим шорохом опустилось на место, и девочка услышала несколько слов, сказанных на незнакомом мелодичном языке, из которых она смогла разобрать только одно – «салям».

Никиту нисколько не смутило появление волшебника. Он радостно подошёл к нему, похлопал по плечу и сказал:

– Знакомься, Фариз, – это моя жена Лиза и дочка Ирина. Лиза, это Фариз – посланник персидского царя. Он нашему государю слона в подарок привёз.

Лиза быстро взглянула на иноземца и, как подобает барышне из приличной семьи, смущённо опустила глаза, немного наклонив голову. Фариз ещё раз вежливо поклонился, на этот раз не так торжественно, скорее всего просто кивнул, и перевёл взгляд на девочку, которая по молодости лет ещё не освоила приличных манер и во все глаза таращилась на чародея из сказки.

– Здравствуй, Ирина-ханум, – сказал он и протянул руку, пальцы которой были украшены перстнями с цветными камушками.

– Здравствуй, господин-барин Фариз, – тихо ответила девочка, не зная, как правильно титуловать необычного иноземца.

Все засмеялись и недолгое напряжение вмиг пропало. Лиза подняла глаза и, уже не стесняясь, внимательно рассмотрела нового знакомого.

Фариз ей понравился.

А как мог не понравиться высокий стройный и симпатичный мужчина. Под его странной одеждой чувствовалась сила и грация восточного скакуна. Умные чёрные глаза слегка улыбались, но тонкие плотно сжатые губы оставались внешне серьёзными. Смуглая упругая кожа имела необычно красивый оттенок, совсем не похожий на летний загар подмосковных крестьян, вынужденных круглый день трудиться на солнцепёке. Скорее всего она походила на ту дорогую тонкую кожу, из которой жители Немецкой слободы и в особенности их жёны шьют себе перчатки и башмаки на выход. Лиза часто встречала их на Торге или на берегу Неглинки, где они любили прогуливаться по праздникам всем семейством.

«Люблю – не могу, – подумала она, и тут же испугалась смелости собственной мысли. – Разве можно вот так просто взять и влюбиться в незнакомого мужчину, которого видишь первый раз в жизни, да к тому же иноземца. Он, небось, ещё и некрещёный… Ну и что, что некрещённый? Я же не замуж за него собралась… А если бы и замуж?.. Тогда как?.. Тьфу-тьфу-тьфу, мысли какие-то срамные в голову лезут. У меня ведь своя семья: муж, дочка, хозяйство… А Фариза этого, если понадобится, можно и окрестить. Не велика проблема. Вон, хотя бы, наш батюшка слободской – отец Фёдор – за хорошее угощение вмиг окрестит, глазом не моргнёшь… Ой, что это я дура думаю-то такое? А как же Никита – муж мой венчаный? Грех-то какой думать даже о таком».

Редкое природное явление – любовь с первого взгляда молнией поразила мозг молодой женщины. Хотя, вероятно, объектом поражения оказался совсем не мозг, а сердце или даже более таинственная субстанция человеческого организма – душа. Кто его знает… Вот некоторые утверждают, что ничего такого не бывает. А оказывается, что иногда случается. И чему тут удивляться – на белом свете ещё не такое происходит. Вот, например, слон в Москву приплыл, а это событие удивительнее будет, чем быстролётный обмен флюидами между двумя молодыми красивыми разнополыми людьми.

Застеснявшись собственных мыслей, Лиза густо покраснела, и чтобы утаить смущение, низко наклонив голову, незаметно мелко перекрестилась где-то на уровне живота, сложила пальцы правой руки щепотью, а левой ладошкой прикрыла сберегающий жест от посторонних взглядов.

Фариз вежливо отвернулся и перевёл взгляд на небо, как будто заинтересовался серыми облаками, низко повисшими над Москвой и обещавшими в скором времени мелкий и противный дождик.

А Никита Петрович так ничего и не заметил. Он взял дочку за руку и подвёл к слону. Девочка протянула ему морковку. Слон осторожно взял угощение хоботом за зелёный хвостик, с удовольствием засунул в рот и как будто в знак благодарности кивнул головой.

– Ой, тятенька, смотри: слон у меня морковку взял, и спасибо мне сказал, – радостно закричала девочка и захлопала в ладоши.

Фариз присоединился к ним и стал рассказывать, как у него на родине люди ездят на слонах верхом, как на лошади. А потом взял и неожиданно для остальных сам забрался на слона и уселся верхом на толстой шее, свесив вниз ноги в смешных сапогах с длинными загнутыми носками.

Лиза стояла в сторонке, боясь пошевельнуться. Она чувствовала, как кровь, разрумянившая щёки, отхлынула назад, куда-то в низ живота, колени ослабли и подогнулись. Чтобы не упасть она опёрлась спиной о большую плетёную корзину с запасом слоновьей еды.

***

Через несколько дней погода наладилась. Появилось солнышко, вернулось тепло и постоянные зрители к ограде слоновника. Но в дружной семейке Мамонтовых что-то разладилось.

Поначалу это было не заметно. Никита вставал рано утром, проглатывал впопыхах ломоть хлеба с мёдом, выпивал кружку молока и уходил на службу. Домой приходил поздно вечером, ужинал и ложился спать. Если раньше, когда он был простым подьячим в приказе, Никита каждый день обедал дома, то теперь всё чаще пропускал дневную трапезу. Говорил жене, что ест вместе с Фаризом прямо в зверинце то, что им купцы приносят, или для экономии времени ходит в ближний кабак на Красной площади. Жалование хорошее – от чего же в кабак не сходить. Главное, чтобы выпивать там не начал, по кабакам-то с иноземцами шляясь. Но знакомые люди сказали, что у басурман это дело под строгим запретом находится, так что беспокоиться особо и нечего.

Но нет. Нет покоя в душе у Лизы.

Мужа видит редко, вроде бы даже скучает без него. А он придёт, уставится в тарелку с кашей и всё о своём слоне дурацком долдонит. Слон – то, да слон – сё… Ездить верхом на нём выучился. Иришка – маленькая ещё – слушает рассказы отца, радуется, дурочка. Сам государь, говорит, вчера приходил на персидский подарок посмотреть. Посмотрел сверху вниз, в ров, и ушёл. Ничего не сказал.

Но главное-то не в этом – сказал там что-то Алексей Михайлович или не сказал, отметил мужнино старание или вовсе его не заметил. Не интересно ей всё это вдруг стало… Не выходит из памяти этот чёртов персиянин. Обворожил. Спать ложится, глаза закрывает, а он перед ней стоит в своём белоснежном тюрбане с пером и так улыбается, что аж дрожь по всему телу пробегает. И смотрит чёрными глазищами так пристально, как будто раздевает её всю до ниточки. Ночью проснулась – вроде бы голос его на дворе услышала, вроде бы даже звал он её к себе. Вставала, за дверь выглянула проверить… Но нет, не было там Фариза. Только куст сирени на ветру ветками скребёт по дощатому забору, да засов на старых воротах расшатался – поскрипывает… Надо бы Никите сказать, чтобы завтра починил.

Не понятно с чего это вдруг, стала она на муженька своего ворчать, а иногда и покрикивать. Скрипучие ворота – это, конечно, только повод. Они и до этого уже года два как скрипели, да никому не мешали. Но кроме ворот нашлись и другие недостатки в скромном мамонтовском хозяйстве. А потом и сам глава семейства узнал, что не такой уж он замечательный. Тоже мне, важная должность – государев слонопас. Стыдно и рассказать-то кому при случае. У других-то мужья получше карьеры сделали. У Наташки Степановой муж, хоть и моложе Никиты будет, а уже старший подьячий в Стрелецком приказе. А Танька Карманова, – ну та, которая похудеть всё никак не может, скоро в дверь не пролезет, – вообще на днях хвасталась, что её Димку стрелецким сотником сделали. А у Лизкиного муженька непутёвого – ни чина достойного, ни звания, ни перспектив. Когда это ещё государь слоновье войско создавать будет… Болтовня одна вечная… Жили без слонов и дальше проживём. И Литву с поляками воевали, и Смоленск взяли тоже безо всяких слонов. И ничего себе – нормально взяли.

Как ни пытался Никита объяснить жене перспективы своей нынешней должности, ни чего у него не получалось. А всё потому, что не в слоне было дело, а в его дрессировщике. Крепко засел в голове и в сердце московской сударыни-барыни иноземец и выталкивал оттуда законного мужа руками и ногами.

Лиза уже несколько раз под всякими предлогами ходила на Красную площадь. То ей надо было купить материи на новое платье, то туфельки для дочки. Огурцы созрели – нужны заморские пряности для модного в этом сезоне рецепта засолки. Придумать причину, чтобы отлучиться из дома, – не проблема. Мужики, они ведь все дураки, чего скажешь тому и верят… Но не к этому стремилась Лизина душа. Очень хотелось ей встретить ещё разок Фариза, а если удастся и обмолвиться с ним словечком.

В прогулках по торговым рядам её всегда сопровождала Иринка, для маскировки и возможного оправдания. Несколько раз они подходили к зверинцу и смотрели вниз на слона. Девочка просовывала голову между прутьями ограды, радостно кричала сверху отцу и махала рукой. Он отвечал ей быстро и делал вид, что очень занят. Фариз, когда был рядом, широко улыбался, смотрел вверх и принимал разные смешные позы, стараясь повеселить девочку и других зрителей. Сердце у Лизы в такие моменты замирало, она мечтала, что всё это представление делается только для неё и ради неё.

Никто до сих пор не понял, да, наверное, никогда и не поймёт, что притягивает друг к другу мужчину и женщину. Мы практически ничего не знаем о физике человеческих отношений. Учёным не удалось пока что из всего многообразия частиц, волн и электромагнитных полей, окружающих и пронизывающих тело человека, выделить те самые гипотетические флюиды, а тем более измерить их мощность и определить вектор направленности. В каком органе человеческого тела производится необъяснимая сила любви? Поэты всегда считали, что в сердце. Но сердце – это всего лишь насос, перекачивающий кровь по сосудам. Физиологи полагают, что в мозге. Но мозг сам по себе сложный агрегат, изрезанный глубокими извилинами, контролирует все действия организма, и в недрах какой извилины таится любовная сила – непонятно. Ясно только, что где-то там она всё-таки есть. Сидит и ждёт своего часа, пока рядом не окажется подходящий объект. И тогда уж сразу во всю мощь прорывается наружу бурным потопом, круша мосты и плотины на своём пути. Это называется «любовь с первого взгляда», она-то и приключилась, по всей видимости, с нашей Елизаветой.

С Фаризом тоже самое получилось несколько по-другому.

Его любовь следует классифицировать как «благоприобретённую, обдуманную и осмысленную». Её тоже можно сравнить с бурным потоком, но поток этот накапливается постепенно перед плотиной, набирая энергию и мощь, и только потом прорывает заграждение и устремляется вниз по ущелью, сметаю по пути прибрежные деревни и даже города.

Нет ничего удивительного в том, что красивая молодая женщина сразу понравилась иностранцу. Так ведь часто бывает, особенно, когда ты приезжаешь в другой город или страну: новая необычная природа, архитектурные сооружения и люди, кажутся тебе с непривычки очень красивыми. И только пожив некоторое время в новом месте, ты начинаешь замечать мелкие недостатки – проходит первичная эйфория и наступает прозрение… Но если во время первого знакомства Фариз лишь поверхностно оценил Лизину красоту, то с каждой новой встречей обнаруживал всё новые и новые черты для восхищения и обожания.

«И что тут прикажете делать? – Мысли и чувства переполняли голову Фариза. Казалось, что ещё немного, и они начнут вылезать наружу сквозь складки чалмы, и все сразу увидят о чём он думает. – Нехорошо любить чужую жену, в особенности жену друга. А мы ведь с Никитой – друзья. Об этом даже в ихней Библии сказано: «Не возжелай жены ближнего своего». Это, конечно, христианская заповедь и меня не касается, но всё-таки —грех! … А если это любовь? Ведь, когда люди любят друг друга, – в этом не может быть греха. Она так смотрит на меня, что сразу видно, чьей женой она хочет быть, а чьей нет».

Фариз и Лиза встретились в лавке торговца заморскими пряностями.

Небольшое помещение было завалено коробками и мешками с разноцветным зельем. Экзотические ароматы поднимались струями под потолок, где перемешивались в фантастическом коктейле такой густоты и насыщенности, что казалось, его можно было разливать по бутылкам и проставлять прямиком к царскому столу.

Других людей в тесной лавочке не было, если не считать вечно сонного торговца, одуревшего от своего ароматного товара, и маленькой девочки, которая послушно ждала мать на улице и играла с пушистым котёнком.

Фариз вежливо, как старой знакомой, поклонился Лизе. Она смутилась и не знала, как себя вести с посторонним мужчиной в отсутствии мужа.

– Здравствуй, божественная Лиза-ханум, свет моих очей, – сказал персиянин. – Мне очень приятно видеть тебя снова. Блеском своей красоты ты осветила этот маленький магазинчик и заставила эти благоуханные порошки сверкать подобно драгоценным камням.

Никита Мамонтов, её законный супруг, хоть и имел дворянское происхождение, знал грамоту и кое-что из других наук, но за все годы, что прожил с ней под одной крышей, не сказал и десятой доли тех красивых слов, которые за две минуты произнёс иноземец.

«Вот что значит заграница, – подумала Лиза. – Не то что наши лапотники, хоть и в сапоги обутые».

– Здравствуй, Фариз, – тихо ответила она, и, прикрываясь ладошкой, посмотрела собеседнику в глаза. Потом, застеснявшись неловкого жеста, как будто прятала что-то неприличное, опустила руку вниз и посмотрела открыто.

– Вот решила огурцы солить по новому рецепту, – заговорила Лиза быстро, словно оправдываясь. – Подруга научила. Надо только пряностей купить. Китайских или ещё каких-то. Названия такие необычные. Я пыталась запомнить, но никак не получается. Подруга мне их на бумажке написала, чтобы ничего не перепутать. Вот…

Лиза зачем-то протянула Фаризу сложенную несколько раз бумажку, как будто хотела подтвердить этим, что её сегодняшний визит на рынок объясняется исключительно хозяйственной необходимостью.

Фариз взял бумажку, развернул и внимательно прочитал написанное.

– Хорошие пряности, – утвердительно сказал он, – придают кушаньям аромат и остроту. Только с перцем поосторожнее. С непривычки можно и язык обжечь.