Умножители времени

Глеб Сергеевич принял ледяной душ, приготовил апельсиновый фреш. Позавтракал и сделал звонок дяде в Санкт-Петербург. Из разговора было совершенно ясно, что дядя в курсе Глебовых новостей, пожелал плодотворной (как он выразился) поездки в Карловы Вары и встречи там с «червовой дамой». Ещё сказал о переведённой им для Глеба сумме денег (назвал число весьма окрыляющее). Глеб искренне поблагодарил и обещал по возвращении из Чехии заглянуть в дядюшкину «голубятню».

«Ну что ж! Всё хорошо! Я хочу Перемен, хочу Большой Игры. А сейчас четыре часа сна».

Проснувшись и приготовив себе большую чашку крепкого кофе с бутербродами, он погрузился в интернетную паутину. Он читал о Якове Брюсе. Час потребовался, чтобы бегло ознакомиться с биографией и чудесами предка. Но более всего «зацепила» его «жуткая» смерть. «И смерть ли? Вероятнее, всё же призрак… Ведь не известно, где похоронен… Брюс мог устроить любую мистификацию… Большой, видать, был мастер», – думал Всеволожский. Слово «мастер» прозвучало в голове по-особенному, и Глеб это отметил. «Граф ведь, из первых лиц… Так просто и бесследно уйти трудно… Эх, съездить бы в Глинки, всего-то час-два дороги, да уже только по возвращении… Пора к Консультанту».

Он припарковал машину на Пречистенке и решил до Клуба прогуляться пешком. Есть ещё двадцать минут. Другая, неинтернетная паутина мучила его сознание, не давала «улова ясности и уверенности». Паутина интуитивных, подсознательных ассоциаций. И никакая медитация не успокаивала. Некоторую уравновешенность придавали мысли о дяде. Не мог ведь этот мудрец, человек тонко организованной психики, остроумец «вляпаться» в неблаговидное дело! Да нет, мог! Мог, потому что был, несмотря ни на что, доверчив и чрезвычайно эмоционален и, следовательно, подвержен чужому сильному влиянию. Глеб рассуждал, вспоминая: «Преподавал любимую “Историю философии”. Вот где можно было искупаться в “любомудрии” разных веков, разных философских учений. Но зачем было в конце 70-х на лекциях расхваливать эзотерику, углубляться в зороастризм, в теорию масонства, говорить, что в этих учениях и ложах главное – это свободный нравственный выбор человеком благих мыслей, благих деяний, совершенствование и просвещение, пути к идеалам Добра, Истины, Всеобщего Братства и Высшей Справедливости. Эти слова, как и Любовь, Гармония и Согласие, парткомом института трактовались иначе. И, хоть он и пытался вяло объяснить, что рассказывает он студентам о раннем масонстве и тому подобное, курс у него отобрали и дали курс, поменяв местами слова: “Философия истории”. Дядя и тут не “выстоял” и двадцать лет. В середине 90-х историю начали перекраивать. Теперь уже добровольно Алекс “ушёл” в курс “Культурологии”, где дышалось привольнее. А игра?! Дядька любил играть, но при всём умении не умел себя сдерживать, останавливаться вовремя. И замечательно, что к зрелым годам, где-то к пятидесяти, бросил игру. Как раз набирали темпы перестройка страны и обнищание народа. На какие “шиши” играть?! Да и обидно умному человеку проигрывать! Да, да… После этого дядя начал сильно меняться… Что-то большее вошло в его жизнь. Наверное, это Большая Игра Консультанта».

Глеб уверенно приложил карточку члена Клуба к специальному окошечку под табличкой «DG». Теперь ему ясна была эта аббревиатура. Открыл дворецкий и проводил гостя на второй этаж в кабинет Наблюдателя. Джеймс Гордон был очень приветлив, но когда Всеволожский, усевшись поудобнее в кресле, вопросительно посмотрел в глаза хозяина, то увидел там чрезвычайную сосредоточенность.

– Я рад, очень рад, Глеб Сергеевич, что вы пришли! И ещё раз, уж извините, замечу, что не вам объяснять, что событийный ряд не может быть случайным. У Судеб есть Ключи Совпадений, у вас – нумерологические и астрологические ключи. И поразительная интуиция, «нюх» на Игру. Вы никогда не проигрываете! Играете по-разному в разные дни с разными партнёрами. А в рулетку не играете никогда. Только карты и шахматы. Почему? Мне очень интересно!

– А мне неинтересно играть с вертящейся штуковиной. Мне нужен живой противник. И потом… Я играю в рулетку иногда.

– Да, но только с нашими двумя дамами. Галантно им проигрываете.

– Надо ведь как-то уравновесить… Нельзя, чтобы Дьявол Равновесия обиделся на Бога Удачи.

– Я должен также поблагодарить вас от имени Клуба за то, что большую часть выигрышей вы отдаёте не в «Банк именинника», а в Фонд клуба. Почему?

– Да всё просто: угождаю Фортуне. Изменить ведь может…

– Итак, – Консультант достал конверт и передал Глебу, – здесь две карты на ваше имя. От дяди и от Клуба… И от Фортуны, – он вдруг рассмеялся, – хватит купить пару вилл в Богемии и на Лазурном побережье. – Он сделал паузу и продолжил уже серьёзно: – О деле. Сразу скажу, что оно необычное. И на первый взгляд может показаться наивной, или пустой, или шизофренической фантазией. Но! Но в этом деле, в этом задании задеты два наших рода: Брюсы и Гордоны. Итак, мне позвонила некая Мона. Говорит, что живёт и работает в Карловых Варах. Русская речь почти без акцента. Сообщила, что давно разыскивает любые следы рода Брюсов, начиная с Якова Вилимовича. В этой связи её интересует род Гордонов. Намекнула, что является родственницей Брюсам. Но какой – она, видите ли, запуталась в генеалогическом древе. Просит, очень просит ответить ей, но (внимание!) только в том случае, если у меня имеются «неопровержимо-подлинные» (её выражение) документы от самого Якова Вилимовича. Например, его записки, книги, личные вещи. Особенно (внимание!) игральные карты или несколько карт. Может, и необычных карт. Я не могу, Глеб Сергеевич, передать накал разговора, тембр её голоса. Но… Но это был именно «накал». И не просто потому, что эта женщина волновалась, а… я то слышал треск горящих поленьев, то… эхо от морского прибоя. И ещё… ещё ветер…шторм… камнепад… будто башня, высокая башня рушится. Тут есть Правда и Тайна!

– Чудесно и чудно! «Шерше ля фам»? Значит, говорите, судя по голосу, на романтическую недотрогу барышня не похожа… – К Глебу пришёл кураж Игры, возможной Игры обольщения, этой самой захватывающей (когда-то и для него) Игры.

– Чего вы так развеселились? Слово-то такое: «недотрога». Это из Древней Греции, что ли?

На самом деле Джеймс был рад, что Всеволожский легко расположен к заданию. Не трусит и не рассуждает «на сурьёзе», если фактов-то пока маловато.

– А может, она дерзкая, деловая, дрянная девчонка… – Глеб забросил ногу на ногу и закурил. – Продолжим на букву «д»: дивная дива…

– Стоп! – воскликнул Консультант. – Это слово «диво»! У меня «ёкнуло», а моя интуиция тоже неплоха, заверяю вас.

– Отлично! Дальше.

– Всё.

– Что «всё»? Хоть телефон оставила?

– Нет. Сказала: «У кого есть То, что Её, тот знает код или узнает…»

– И что у вас, Джеймс Гордон, из того её?

– Три карты! Три странные карты Якова Брюса! Я бы не затеял Игры, не будь карт! И она ясно дала понять: её именно эти карты интересуют.

– Успокойтесь и скажите, откуда у вас эти карты. Почему Якова Брюса? – В голосе Глеба была всё же ирония.

– Они передаются по наследству со словами «Тем двум дамам, что придут за ними. И покажут точно такие же три карты». Эх, если бы я сам мог отправиться в Карлсбад. – С этими словами он достал из кармана серебряный портсигар старинной работы с вензелем «Я.Б.», переплетённый изящным узором.

Всеволожский раскрыл портсигар, достал карты, осторожно покрутил в руках.

– Две дамы червей и семёрка бубей. Символы бубей и червей дополнены… и ещё значки какие-то, – говорил Глеб задумчиво, – буби напоминают стрелку компаса, хотя вот… на концах, тут в углу «ласточкин хвост» изображён. А черви вот тут, в левом углу, стекают каплями крови, а тут белые капли – то ли дождя, то ли росы. И цифры, знаки расположены не случайно. Я с удовольствием поработаю с этим Кодом. – Он потёр ладони в предвкушении увлекательной игры.

– Почему вы сравнили капли с росой? – спросил Джеймс. – Редкая аналогия.

– Брюс – великий алхимик. А у них роса, ртуть и сера – важнейшие компоненты Великого Делания, – ответил Глеб.

– Молодец! Уже расшифровываете. Но мне следует посвятить вас в ещё одну историю, – важно сказал Наблюдатель.

– Ещё? Ещё одна дама? – шутя спросил гость.

Джеймс Гордон почему-то вздрогнул и медленно проговорил:

– А ведь вправду вы обладаете невероятной интуицией. Но про вторую даму я умолчу. Это лишь мои «жидкие» догадки или, точнее, предположения, версии. Нет, история иная. Давайте прежде осушим по стаканчику скотча, выкурим по сигаре и помолчим. Передохнём.

Через десять минут Гордон бодрым, торжественным тоном начал:

– Вы становитесь членом нашей Структуры. Ваш дядя называет её по старинке Орденом, я – Ложей, молодёжь наша – Матрицей. Не важно. После публикации «Игры в бисер» Структура не такая уже тайная, но тщательно закрытая, доступа к ней нет. И хитроумно организована! Итак, после двух мировых войн, нанёсших гигантский ущерб духовности человека и оставивших неизлечимые раны (даже бреши) в высококультурном слое, Игра перестала ставить перед собой цели влияния во внутригосударственных и межгосударственных сферах. Мы – вне политики и экономики!

– А так может быть? – искренне не мог поверить Глеб Сергеевич, работая в международных отношениях много лет.

Лицо Наблюдателя стало острым, надменным и даже немного злым. Лицом Постороннего.

– Вы, Всеволожский, как относитесь, ну, например, к Государственной Думе нашей? Что-то способна она решать?

Глеб не любил остроты в разговорах и спасался всегда юмором.

– Вы же сами и ответили: «как». «Как и пук». Дедушки сочиняли «Чук и Гек», внучки делают «Как и пук».

Джеймс улыбнулся, оценив остроту.

– Теперь главная задача – находить и помогать людям, отмеченным особыми дарами. Такой, знаете, культурологической и научной элите, знаковым отдельным фигурам. Мы их называем фигурантами Игры. Они могут быть членами Структуры. Но могут даже и не знать о ней. Особо мы выделяем из всех фигурантов «структурантов», то есть оболочки из параллельного мира в телесном обличье. Мы, я и ваш дядя, подозреваем, что эта Мона из них. Не буду сейчас комментировать наши предположения… Всё поле Игры матричное. Клетки, ячейки, уровни, соты по структурам связи. Связывают всё энергетические Коэффициенты Влияния. Чаще всего определённые с помощью привычных инструментов нашей цивилизации: математика, музыка, литература, шахматы и, разумеется, вся герметика от Пифагора до Лотмана. В структуре есть Мастера Игры – например, ваш покорный слуга, ваш дядя и упомянутый покойный Юрий Михайлович – лучший семиотик культуры за последние сто лет. Все Мастера всех звеньев одного значения (смысла) подчиняются Магистру Игры. В звеньях ещё работают Консультанты, Наблюдатели, Координаторы, Старшие Координаторы и тому подобное. Это уже не звания, а должности.

– Сложная иерархия, – заметил Глеб.

– Привыкнете. Вот я – Консультант и Наблюдатель в Центральном (внутри Садового кольца) округе Москвы, а Мастер я в структуре музыки, Ваш дядя – Старший Координатор в Санкт-Петербурге и Мастер в живописи и философии. Я ещё знаю, например, несколько «замкадышей», координирующих районы Астафьево, Дубровицы, Архангельское, Барвиха, Горки, Переделкино, Сколково. Неслабый, заметьте, райончик! Ну, ладно… Вот мы и должны находить, сохранять, помогать и помнить. А вы, дорогой Глеб, если выполните наше задание, – Мастер замялся, – …вам положат титул Мастера, а должность – уж не ведаю.

– Заманчивая перспектива! Всё-таки титул или звание? – улыбнулся Глеб.

– Это хорошо, что вы – человек с юмором. Титул… звание… назначение… Ерунда. А вот отказываться будет уже нельзя!

– А сейчас?

– И сейчас нельзя! – Музыкант расхохотался, но тут же сделал озабоченное, даже прискорбное лицо. – Я… вы прошли наш, скажем так, скромный обряд посвящения. Точнее, первый его этап.

– А если я просто не справлюсь с вашим загадочным заданием? В математике есть раздел «Теория игр», и там (да и в других разделах) есть так называемые некорректные задачи, в коих нет однозначного решения…

– Вот и прекрасно, что вы всё понимаете и на всё согласны! – хитрому Гордону хотелось закончить разговор. Он устал немного.