Мост Серафина. Хроники отвергнутых территорий

– Еще раз скажи – чего тебе от меня надо?

– Машину берешь? В Парму едешь?

Я задумался. Судя по тому, что Монк мне подсунул точно не Луиса Никанора Санзанца, в Парму – Романо ехать было нужно. С ней что ли, mama eva? А если нет, тогда с кем?

– А дороги перекрыты?

– Да, но Можно через Моноценраль, там километров сто по бездорожью, я знаю.

– А ты, получается, со мной?

– Ну. Да… Да!

– Дай воды.

Она принесла пятилитровую плоскую флягу и попыталась подойти вплотную, но я стволом указал на капот.

– Сюда поставь и отойди.

– Ты чего?

– Железяки мне твои не нравятся, свернешь еще шею мне. Отошла!

Она, улыбаясь и оглядываясь, сделала несколько шагов назад.

– Да если б хотела.. я тебя бы еще в гостинице придавила!

Я медленно открутил крышку фляги и стал хлебать ледяную невкусную воду, не спуская глаз с Охры и не отводя ствола.

– Не целься в меня! – мрачно потребовала она.– А то у меня в животе холодно становится.

Я перевел дыхание, сплюнул и поставил флягу.

– Давай еще раз и только серьезно, хорошо? Ты кто?

– Охра я! Ты плохо имена запоминаешь?

– Ты меня зачем сперла из гостиницы, Охра?

– Не сперла, а скорректировала тебе ближайший путь в Парму. А то Монк тебе мозги запудрит, так ничего и не узнаешь. Уже начал пудрить, ты не заметил?

– Заметил. Один врет, как адвокат, другая налеты устраивает и людей ворует. Я сюда приехал по своим научным делам, у меня очень мало времени, мне тут в ночных перестрелках участвовать некогда!

– Да-да, ага, вижу! – сказала она, показывая пальцем на пистолет. – Вижу я, какой ты хиппи! Со стволами! Так, стой! Погоди! – крикнула она, озаренная какой-то мыслью. У тебя есть фото Луиса НИканоора?

– Есть, неуверенно сказал я, не опуская ствола. А что?

– Покажи!

Я долго копался в изображениях в памяти» Шнейдера» и наконец высветил его фотографию.

– Ага! Видишь!

– Что?

– Это обрезанная фотография. Видишь сбоку рукав синей рубашки.

– Ну?

Она вытащила из солнечного козырька над водительским сиденьем картонку и бросила мне через весь капот.

– Смотри!

– Да. В самом деле..

– Мне тут лет четырнадцать. Но это я!

– Да, похоже, что это ты… А кто это…, – и тут револьвер грохнул у меня в руке. Охру моментально сдуло за капот. под колеса и клубы дыма медленно рассеивались. Я отшвырнул пистолет и прыгнул на ту сторону, оставив замерщее сердце на месте.

Охра лежала на спине, как тропический ленивец, раскинув полусогнутые руки и таращилась в небо, шевеля губами. Взгляд ее обычно черных глаз был абсолютно прозрачный, как хрусталь. Под моей ногой хрустнули разбитые пулей ее очки и я рухнул на колени, шаря по ней ледяными руками.

– Ничего. Страшного.– произнесла она тихим, удивительно мелодичным голосом, продолжая разглядывать небо. -Немного зацепило ухо. Ты знаешь, я видела твою пулю в полете. Она мне казалась проосто огрооооо-мной!

Она резко села, зажимая правое ухо, кровь бежала по руке на плечо, она смотрела на меня и улыбалась.

Пока я останавливал кровь, лепил ей специальный черный пластырь она смотрела в небо и улыбалась.

– Кусочек мяса! Ничего страшного, – бодро произнес я, ненавидя себя.

– Моего мяса, вообще то.– сказала она. И тебе не кажеться, слишком много стрельбы за сегодня, а?

Она сделала несколько шагов и подобрала в песке мой револьвер, пристально его разглядывая. Ее слегка пошатывало

– Вкусно пахнет! – сообщила она. Ужасно вкусно! У ребят Монкады стволы разят какой то медицинской дохлятиной, а у тебя вкусно пахнет… Пирожками с печенью и луком, вот как!

– Дай сюда!

Мы молча сели в салон, я принялся лихорадочно чистить револьвер. Она молчала, глядя на мои манипуляции. Она молчала и ее мелко трясло.

– Ты хорошо знаешь дорогу в Парму?

– Да!

Я спрятал оружие глубоко в рюкзак и вылез наружу. Теперь трясти начало меня.

Тут у меня появилась здравая мысль – дать этой зайке пинка, забрать машину, вернуться в город, найти Монкаду и потребовать обьяснений. Пока дело не зашло слишком далеко. Ну, нет… Оно уже..зашло. Легкий ветерок гонял лоскуты окровавленных бинтов вокруг меня.

Охра полезла за руль, заклацала зажиганием, запыхтела, и забормотала на странном испанском, но с третьего раза двигатель затрясся, завыл и заработал. Она раскрыла дверь.