Мост Серафина. Хроники отвергнутых территорий

– Слушай, давно было, свое начальство… Я был просто чиновник. Теперь – то какая разница? Вот тебе Луис, иди и спрашивай, точней не будет.

Его опять прервал звонок.

– Рафа, вы тут? Кто просится? А, обед? Ну да, заказывали. Себе тоже возьмите чего-нибудь.

Кто-то вошел в номер, простучал военными ботинками по паркету, я увидел широкую спину в песчанном комуфляже. Таксист принялся открывать коробки.

– Пошли поедим! – бодро поднялся Монкада.– Вот наши «Транзиты» – это для тех, кто жаждет истинных ценностей.

– «Мы жаждем… истинных ценностей…» – всплыла у меня в памяти сияющая листовка на остановке.

– Наши «Транзиты»! – Монкада оторвал зубами кусок бутерброда. Я аккуратно развернул пакет и не спеша стал разглядывать красно-синию упаковку. Вот это место, где поместилась надпись от руки. Монкада внимательно смотрел на меня, и я опять заметил ледяную искру в его глазах.

– Что?

Я пожал плечами и принялся есть. Вкус у мяса действительно был ошеломительный.

– Его что, на огне готовят?

– Понятия не имею. Секрет «Транзита». Просто мармелад, а не мясо! Убить того, кто называет это фастфудом, убить как собаку. Так вот! – с набитым ртом весело продолжал Монкада – Ты пойми, когда ваши начали работать, то наши старики тут же поняли – слишком много стратегической информации становится известно тем, от кого они зависят.

Я против воли опять смотрел на упаковку, Монкада говорил и тоже смотрел на мои руки,

– Да какая она стратегическая, – невпопад сказал я.

– Ха! А почему тогда у твоего сраного института бюджеты, как у государственной корпорации, флот как у агрессора и полномочия как у оккупанта? Потому что – все мы лбом уперлись, как бараны в материальные носители энергии! По планетам разбежались, тысяча лет на исходе, а мы остались прежними! Назвали себя новым межпланетным видом! Вид! Вроде мартышек?! Вот теперь я тебе говорю – нефть, золото, минералы, пшеница, конституции и гимны – дерьмо! Вчерашний день! Сеть Томпсона- Квикампуа – новая энергия, чистый бесконечный поток, который сделает нас другими. Новый мир возможен только с новой энергией! Вот поэтому ты сюда и примчался! Ты пойми, мы все- ты, я, он- ведь не биологический вид, мы уже давно новая раса! «Нейтралы», за которыми охотитесь вы, говорят с Серафином, а этот «нейтрал», за которым охотишься ты, говорит с Серафином, глядя ему в глаза, как я тебе! Вот это важно, а все остальное-хлам, к сожалению. Свалка! И все мы мечемся в поисках выхода по этой свалке!

И тут у меня взвизгнул «Шнейдер». Я спохватился, вытащил его и увидел текст.

Иеган Ханслоу:

«Нашел фото Луиса Санзанца».

Я осторожно открыл это фото на экране. Тучный старик с медным морщинистым лицом и непроницаемыми глазами. Я поднял глаза на таксиста. Тот вдруг перестал деловито жевать и закашлялся, сел на диван, потянул руку за стаканом и замер, опуская голову на стол. Медленная тягучая слюна поползла с его испачканных губ.

«Шнейдер» пропищал еще раз. Начало двоится в глазах, я пытался проморгаться и прочитать еще одно текстовое послание.

Абонент неизвестен.

«Не дыши»

Воздух застрял у меня в глотке сам по себе, я поднял голову. Монкада с перекошенным лицом шарил руками по столу, сбрасывая коробки, куски еды валились у него изо рта, он поглядывал на меня исподлобья как —то неестественно весело, тянул и тянул одно слово:

– Сууу… сууу..ка..

А в гостиничном коридоре я услышал жуткий, леденящий душу свист. Там что-то жестяное, круглое каталось по паркету, билось в двери и горячо, с клокотанием свистело. Там распахивались двери, кто-то пробегал и тут же валился на пол.

– Вооот жеееее….сууука.– заключил Монкада и вдруг вцепился мертвой хваткой в мою рубашку, отрывая пуговицы. Он едва держался на ногах.

Дверь в номер будто кто-то снял с петель, легко и разом, она прыгнула вперед и упала, втягивая жирный поток красного и фиолетового дыма в наш номер.. В коридоре гостиницы уже стояла полная тишина, разноцветный дым бродил полосами, я учтиво придерживал Монкаду, а он, наконец, нашел сил и глянул на вход. Его мутный взгляд заискрился ненавистью.

– Не сметь! – неожиданно звонко и четко произнес он, раскачивая меня и перебирая пальцами складки моей одежды. Я пытался повернуться, увидеть – к кому это он обращается, но не получилось. Шея, спина, руки будто замерзли мятным льдом и приятный холод появился под языком и я понял, что не могу говорить.

Я услышал только тяжелые чавкающие шаги механизма. Кто-то разодрал одним легким движением наши с Монком судорожные объятия и одним ударом отшвырнул тяжелый обеденный стол к стене. Я робко присел в подставленное кресло и увидел над головой страшную железную руку – вороненые пластины, резкий запах кислятины машинного масла, капли зеленой жидкости на гидроцилиндрах, и полустертую надпись «Sambrero – АLIMENDO RIFREGIRADOS mehcanik». Рука пошевелила пальцами и пронеслась к таксисту, через всю комнату, как стрела подъёмного крана.

– Хенаритос, amigo, верни ключи, – сказал наш новый гость неожиданно мягким голосом и брелок с надписью «Додж Резерфорд» послушно упал в черную ладонь.

Монкада, стоял согнувшись, не выпуская стакана и, глядя в пол, сказал.

– Убирайся! Пошла вон отсюда!

Резиновая клешня слегка шлепнула его по груди, он выронил стакан и, задорно взмахнув руками, упал на свое кресло.

Моя голова обледенела окончательно, внезапно я стал мирно и очень уютно засыпать, даже пришла мысль о спальном мешке. Тяжелые железные ступни, треща осколками стаканов, приблизились ко мне. Лицо подняли покровительственным жестом – за подбородок.

– Антоний Синто Сандовал?

Я сморщился, изображая согласие. И наш гость, с грохотом встал передо мной на колени, только рычаги на коленях лязгнули по паркету. Я увидел сначала горящие красные стекла и респиратор, потом резина маски хрустнула, появился взгляд, полный небывалой нежности. Тушь медленно ползла по потным щекам, и ярко накрашенный рот сложился в растерянную улыбку.

– Salud, Sinto!

Я приветственно зажмурился, счастливо вздохнул и стал засыпать. И совершенно точно помню, что меня взяли на руки и понесли прочь.

Отрывками я насобирал много мелких и смазанных картинок в своей памяти. Вот они

…неумолимые железные обьятья меня вынесли в коридор. Я видел распахнутые номера, перевернутую мебель, торчащие ноги в военных ботинках, клочья пиццы и бутербродов «Транзит», издыхающие последними вздохами разноцветного дыма гранаты, которые отшвыривала железная поступь. Потом я откинул голову и смотрел, сонно моргая, из – за железного плеча.

…Монк, облитый кетчупом, с прилипшей к щеке этикеткой ползет по коридору следом, обтирая плечами стены и мычит, как животное. Мы дошли до конца коридора, а Монкада дополз до ближайшей кобуры, и тряся по – старушечьи подбородком, стал ее расстегивать. Мы шли по мраморной лестнице и медленно загрохотали безобидные выстрелы где-то далеко.

– Не твое. Отдай, отдай, отдай – он кричал отчаянно вдали, как заведенный. На меня заботливо посмотрели сверху вниз и поправили завернувшийся воротник рубашки. Да, кстати, вот пока не забыл:

«Россомарш- – алкогольный напиток, созданный на основе «серафиновой травы» – SERAFIN HEERGLASVEID. Первоначально его рецепт был выработан первыми поселенцами, но к началу 9000 гг. был утерян. Рецепт восстановлен житель Ниневии фермер Луис Никанор Санзанц, и продавал «ROSSOMARSH» под своим торговым знаком, которым была купюра 10 000 круз вышедшая из употребления. И еще говорят, что человек выпивший стакан этого вина в полдень, может встретить сам себя вечером. Ну это такая смешная ниневийская поговорка…

…Я спал на просторном сиденье, крепко схваченный ремнями безопасности, тонул в забытьи, но время от времени меня будто подбрасывало к поверхности, я испуганно озирался и опять запоминал, отрывисто, но ярко.

…радужные, крикливые отблески… мелькают вывески, светофоры. Висят в воздухе пунктиры, уползающие в темное небо… Хлопнуло и какие-то полосатые куски повисли на капоте, – ага, шлагбаум, лист жести- фрагмент забора, наверное.. Зеркало боковое отражает убегающий фонарь – и вот его нет, зеркала-то, лопнуло брызгами и пропало. Срочно заинтересовало – а где же водитель? – я стал извиваться и поворачиваться в своих путах, заметил: через весь салон незаметно пробирается – никелированная запятая, маленькая и упрямая – ага, мухи. Прогрызла лобовое стекло, разбросала паутину трещин и исчезла прямо по курсу. Но я успел заметить те же самые железные руки, бешено вращающие руль, размазанную косметику и бледную полосу незагорелой кожи вокруг глаз… Успел подумать, что дороги очень неровные, прямо серфинг какой-то. А по ночам броневики с солдатней у них тут ездят, солдаты через край борта свешиваются, и орут, орут, лица неприятные, испуганные, руками машут. Я – то здесь причем? Не причем, точно. Я сегодня вообще весь день послушный, как ребенок.

А Монкада смешной был – похож на свежий банан с этикеткой. На щеке-то. И опять ужасно скучно стало смотреть – открытый броневик с солдатней, что нам наперерез примчался, опрокинулся набок, как коробка с французским багетом. На боку у него надпись «Пустынная Стража». Романтики и герои, освоители. А вот у Тилочете Моргана- лицо бандитское, неприятное, кстати… Сатрап был и самолюбец, вероятно, мучил всех бараниной с чесноком…

Все равно я устал – утомительно, суетливо, неприятные загадки, косые взгляды. Кстати- у этой… железной руки-глаза очень хороши. Очень спокойные… И понятливые. Судя по всему, вокруг шумно, а у нее только руль в ладонях шуршит, как бешеный бублик. Если бы у Бриетты были такие глаза… Снега! Снега они тут отродясь не видели, вот что. Вздор это все.

Спать.

63 часа до начала мятежа.

Я открыл глаза. Был самый нежный час рассвета, когда пустыня едва слышно поет песчаной поземкой и воздух начинает переливаться за холмами, как вода в невидимом стекле

«Поеееезд на Читанугуууу…