С любовью к Чечне

Кадры в «ящике» просто жуть,
И опять смыкается круг…
Сколько ж можно один путь
проползать через смерть, друг?

Пуля – дура. Скажи, Аллах,
в чем Мусы моего вина?
Просыпаюсь – холодный страх.
Бог с ним, только бы не война.

9.05.09.

Эти стихи я написал в мае 2009 года. Такие сны мне снятся до сих пор. Вернувшись из поездки и перечитывая письма Мусы, натыкаюсь на будничный рассказ своего друга: «В среду ездили вместе с Султаном и Данилом в Хасавюрт. Базар там замечательный. Собирались поискать подарок для Асташова. Но все обернулось непредсказуемо. Подъехали к рынку. Слышим автоматную очередь. Думали, просто так. Оказывается, стреляли в реальную цель. Мы видели этого боевика. Он застрелил военнослужащих в «уазике» и неторопливо прошел мимо нас, застегивая автомат во внутреннем кармане куртки. Снисходительно улыбаясь, приложил палец к губам, приказывая нам молчать. Данил начал действовать, предлагая застрелить террориста из пистолета, но мы еле уговорили его не стрелять, предполагая, что террориста прикрывают другие люди, а у нас нет сил противостоять. Ситуация была из неприятнейших. Слава богу, что все закончилось благополучно. Вот такая ситуация. Муса».

Открываю уже упоминавшуюся книгу «Чечня: через круги ада», написанную Мусой в соавторстве со своим братом, историком Мовсуром Ибрагимовым. Как можно это читать спокойно? В этих горестных строках – отвратительный лик войны, не знающей ни сострадания, ни жалости: «21 октября 1999 года был нанесен удар ракетами «земля-земля» по центру Грозного, по рынку и роддому. Погибли, по меньшей мере, 137 мирных жителей, в том числе 13 матерей и 15 новорожденных в роддоме. В мечети поселка Калинина во время пятничной молитвы погиб 41 человек, свыше 400 получили ранения. 9 января 2000 года был нанесен удар по центру города Шали. В этот день, впервые за несколько последних лет, власти обещали начать выдачу пенсий. Масса пенсионеров толпилась в очереди у почты на центральной площади в ожидании начала выдачи. И тут над ними разорвалась боеголовка тактической ракеты. Убило свыше 150 ни в чем не повинных людей, так и не дождавшихся своей многострадальной пенсии…».

Есть в цитированной мной книге братьев Ибрагимовых «военный» эпизод об их родном селе Марзой-Мох, где мы побывали накануне: «В ноябре 2001 года в селе… проходила очередная «зачистка». Нужно отметить, что это село является особенным, с точки зрения присущего его жителям менталитета. Почти все жители села являются потомками почитаемых в Чечне религиозных деятелей. Одна часть – прямые потомки шейха Кунта-хаджи, а вторая – потомки его ближайшего друга и соратника Керима. Здесь свято чтут заветы Устаза, который предупреждал, что после того, как, по воле Аллаха ему суждено будет оставить своих мюридов, могут появиться люди, которые будут представляться шейхами и имамами. «Не обманитесь, – говорил он, – они не посланники Всевышнего. Но их не надо хулить, они не заслуживают и вашего порицания. Однако будьте осторожны, не торопитесь идти за ними, сколь высокую цель они не декларировали бы. Они могут привести вас к беде». У морзой-мохковцев все эти новоявленные «эмиры», «имамы», «шейхи» как раз и ассоциировались с людьми, о возможном появлении которых предупреждал Устаз. Поэтому никто из них за эти годы не поддавался соблазну влиться в ряды сторонников новоявленных авторитетов. Но в действиях федералов ни в ту, ни в эту войну не было избирательности, что и вызывает недоверие населения к ним.

Во время «зачистки» все мужское население на два дня было заперто в местной школе. Из их числа отобрали около двух десятков молодых людей крепкого телосложения и вывезли в неизвестном направлении. Как выяснилось потом, часть из них доставили на блок-пост на въезде в село со стороны Ведено, а вторую часть в соседнее село Регита в расположение воинской части. Их жестоко били, пытали, добиваясь выдачи боевиков или лиц, сотрудничающих с ними (но таковых в селе не было). В конечном счете, заставили родственников выплатить за них выкуп в размере 1000–1500 рублей за каждого и отпустили».

Хаид Сайдалиев, 72-летний старец, увидев избитых до полусмерти двоих своих сыновей, один из которых лишился рассудка, получил инфаркт и через несколько дней умер. А сын Руслан, не выдержав унижений, последствий издевательств, покончил с жизнью в 33 года, оставив сиротами четверых малолетних детей. Такова трагическая судьба только одной семьи, рассказанной в книге, а сколько таких изломанных судеб по всей Чечне? И не в этом ли кроется одна из причин, побуждающих молодых людей взяться за оружие и уйти в лес?

Но вернемся в Аргунское ущелье. Миновав село Ярышмарды, приехали в Зоны. Здесь, собственно, и начинается знаменитое ущелье. Это малая родина Султана. Он показал разрушенный отчий дом, который мой друг обязательно хочет восстановить, и заново отстроенный дом своего здравствующего дяди. Потом, проехав еще немного по дороге, у горного источника, где всегда останавливаются автомобилисты, свернули вправо, а можно сказать «нырнули» в лесную чащу и спустились к реке. Здесь был оборудован навес, кострище, а горный ручей, загнанный в трубу, бросал свою сильную плотную струю. Под эту ледяную струю мы подставили свои тела, охая и взвизгивая.

– Вряд ли в раю Аллах допускает столь экстремальные формы наслаждения? – пошутил я.

С помощью двух своих племянников Султан быстро соорудил костер, установил мангал и повесил огромный казан, над которыми колдовал с мясом баранины, картошкой, специями и прочими вкусностями. А чтобы я не скучал, выложил передо мной жареную курицу с вкуснейшими ломтями свежайшего хлеба, помидорами и огурцами.

Но тут я должен сказать, что дни моего визита к друзьям совпали с днями священного месяца Рамадан, днями строгого поста у правоверных мусульман. Себя я к таковым не отношу, а вот мои друзья таковыми как раз являются. Во-вторых, в Чечне сухой закон: водку и пиво тут не продают, но ведь всегда можно найти для гостя, если тому очень хочется.

– Это ли не «Сады Эпикура?» – вопрошал я, сидя под уютным навесом в благословенный солнечный день, когда у ног моих шумел непокорный Аргун. И был готов очень вкусный густой бульон, я вылакал огромную кружку этого чудодейственного шедевра Султана, заедая горячими кусочками баранины, свежими помидорами, огурцами и, конечно, запивая чистым, как слеза, и ледяным напитком…

Да простит меня Аллах за столь тяжкое прегрешение в священный месяц Рамадан, когда все правоверные мусульмане держат уразу, отказываясь от пищи и воды. Прости несчастного раба желудка, позволившего себе эти гедонические страсти, не сумевшего противостоять «иблисовым» козням Султан-Бека, который, не притронувшись к еде и питью, дьявольски искушал меня низменными, но такими прекрасными и вкуснейшими чревоугодными наслаждениями!

О, Аллах, прости жалкого раба своего – недостойного не только тебя, Всевышний, но даже имени своего, взятого из священной книги Коран. Эпикур, язычник, злой искуситель, я остался верен тебе…

Пока я предавался этим близким и дорогим моему сердцу воспоминаниям о событиях двухдневной давности, вернулись в машину Муса с Султаном, и мы вновь оказались с вами в Курчалое. Но прежде чем перейти к другому эпизоду, хочу сказать несколько добрых слов о верном друге моего Мусы, а, следовательно, и моем друге, «преданном оруженосце», который, правда, на Санчо Пансо не похож: высок ростом и могуч в плечах, бывший спортсмен, боксер.

Я люблю Султана и дорожу дружбой с ним. Тем более что мы однокурсники факультета. А Муса, думаю, даже и представить себя без Султана не может, настолько они за эти долгие годы прикипели друг к другу, став «не разлей вода». Вот стихи, написанные по случаю 60-летнего юбилея Султана:

Султану Улукбаеву

Когда в пути шагать устану,
И на усталость рассержусь,
Я напишу письмо Султану:
По Интернету с ним свяжусь.

Ответом – душу мне согреет
И оптимизмом подбодрит,
Как лишь Султан один умеет,
Шутя, со мной поговорит.

И вспоминая наши встречи,
Над шашлыками дым и пар…
Что ж, 60 – еще не вечер,
Скажу ему: Аллах аппар!

Но юбилей вполне серьезный,
Не даст соврать наш друг Муса:
Еще хранит ваш добрый Грозный
Его застолья голоса.

Как жаль, ребята, что не с вами
Я за столом сейчас сижу.
Но над кавказскими снегами,
Как ангел мысленно кружу.

И все, чего тебе желаю,
Желаю и себе, Султан.
А то, как нынче выживаем,
Пройдет как утренний туман.

Живи и помни: Питер старый
Твой образ до сих пор хранит.
И в ожиданье – сфинксов пара
Роняет слезы на гранит.

6 февраля 2009 года.

– Свернули с дороги в Центорой, где родовое гнездо Рамзана Кадырова, – сказал мой друг.

Отсюда началась наша дорога к Перевалу. Но прежде чем мы достигли его, мы много повидали удивительного на нашем пути. Мы побывали в исторической крепости Ведено, прогулялись по знаменитому здешнему липовому парку.

Перед тем, как мы попали в Ведено, побывали в родной деревне Мусы. В Веденском районе прошло его детство и отрочество, здесь он ступил в пору своей юности. Потому про Ведено надо рассказывать подробно. Когда мы приехали сюда, Муса припарковал машину, Султан остался в ней подремать, а мы с другом совершили продолжительную прогулку по городу.

Веденский район расположен в горной части Чеченской Республики, в его территорию, в основном, входят отроги Черных гор, сплошь покрытых густыми лесами, и часть Большого Кавказского Хребта с его альпийскими лугами. Территория испещрена руслами многочисленных рек и речушек, берущих свое начало у отрогов Большого Кавказского хребта.

Вдоль русел рек расположены живописнейшие долины, где и стоят такие селения как Ведено, Дарго, Тевзана, Элистанжи, Хаттуни, Махкеты.

Теперь в Ведено как историческую ценность показывают дома Басаева и Хаттаба, не слишком пострадавшие во время второй кавказской кампании. Друзья показали их и мне. Но гораздо интереснее для меня было увидеть школу-интернат № 8, где учился мой друг, общежитие, где он жил в ученические годы. Интересно было увидеть крепость Шамиля, от которой осталась лишь стена, сложенная из камней, скрепленных яичным белком, глиной и волосом из конского хвоста. Ведено было одним из оплотов имама Шамиля в Чечне.

Вернувшись домой, я закопался в исторические источники, пополняя свои скудные знания по истории этого края: «Исторически район явился ареной кровопролитных сражений в освободительной войне периода имама Шамиля. В центре Ведено расположена крепость, названная «Крепостью Шамиля», построенная гарнизоном царских войск в ХIХ столетии, местами хорошо сохранившаяся (были проведены работы по реставрации как памятника истории района). В райцентре имеется старинный парк, имеющий историческое прошлое».

Главнокомандующий русской армией на Кавказе князь А. И. Барятинский из своей ставки у подножия окруженного Гуниба в победном донесении венному министру 22 августа 1859 года, за три дня до пленения Шамиля, писал, что полувековая кровавая борьба на Северо-Восточном Кавказе закончилась, и русским в течение нескольких дней без выстрелов были сданы «крепости замечательной постройки, взятие которых потребовало бы огромных пожертвований…»

Эта земля взрастила и немало замечательных людей – поэтов, писателей, ученых, врачей, политиков и т. д. Всему миру известен выходец из Харачоя Хасбулатов Руслан Имранович – политик, бывший спикер Парламента Российской Федерации. Из этого же села народный герой абрек Зелимхан, чеченский Робин Гуд. Он был защитником бедных, оскорбленных и обездоленных людей (в его честь названы улицы, переулки и населенные пункты района и республики). Про него рассказывают легенду. Как-то его банда остановила знаменитого русского певца Федора Шаляпина, путешествовавшему по Северному Кавказу. Вытащили его из коляски и повели «к стенке». А он спрашивает:

– За что вы меня? Я же русский певец.