Дядюшка Лео, или 2 агента парагвайской разведки

– Теперь твоя очередь веселить. Готов?

Я кивнул.

– Тогда по 50 грамм и начинай! – Игорь звонко хлопнул себя по толстым ляжкам.

Закусив водку колбасой, я приступил к рассказу:

– История похожа на анекдот. Может быть, таковым и является. Хотя рассказал ее мне сам участник. Знаю его давно. И это дает право предположить, что история не выдумка, но быль.

Вклинился Юра:

– Парни! А не испить ли чайку? Очень чаю хочется.

– Чаю, говоришь? – тоном товарища Сухова из фильма «Белое солнце пустыни» поинтересовался Игорь. – Можно и чаю. Почему нет.

– Я сбегаю, – подскочил Юра, – Давайте стаканы.

Смотался он быстро. Смочив горло парой добрых глотков, я продолжил:

– Егор, имя главного героя, тогда работал в милиции. По случаю приобрел автомобиль. Битую «копейку». Три месяца восстанавливал. Денег угрохал уйму. В долги залез. Зато потом джигитовал сутками. И сейчас-то в нашем городе с личными авто проблемы, а тогда личный автомобиль – роскошь. Егор и раньше старался не пропускать мимо ни одной короткой юбки. Автомобиль, популярность среди женщин поднял до немыслимых высот. По заверению Егора, отказов практически не было. Работа в милиции создавала уникальные возможности общения с доступным женским полом. Жена, Лариска, постоянно жаловалась всем на постоянную занятость мужа. Не единожды она порывалась пойти к милицейскому начальству и потребовать послаблений Егору. Ночные дежурства, засады, погони происходили чуть ли не каждый день. К тому же, в целях конспирации, как он объяснял жене, одеваться надо было в цивильное и ездить на личной «копейке».

Естественно, это был блеф. Трудился Егор в разрешительной системе и к оперативной работе касательства не имел. Ночные отлучки использовал для личной надобности. Лариска жутко ревновала его.

– Не пойман, не вор, – заметил Юра.

– Это точно, – шеф в подтверждение ткнул указательным пальцем вверх.

– Да, забыл сказать. У Егора карикатурный облик советского бездельника. Внешне сильно похож на героя Смирнова из гайдаевского фильма «Приключения Шурика. Напарник». – Я все больше увлекался рассказом. Однажды Егор собрался свинтить в очередной раз. Вечером позвонил Лариске, предупредил, чтобы не ждала. Якобы, вся городская милиция ловит опасного жулика. Сел в «копейку» и уехал. Стоял июль. Всю ноченьку Егор с товарищем куролесили с подружками на пленэре, а ранним утром потянулись в город. Девушки жили в районе, называемом Серебрянкой. Шеф, ты же помнишь, через Серебрянку дорога идет на очистные сооружения? Игорь утвердительно кивнул.

– Катят они по этой дороге. Егор в цивильном, напарник в милицейской униформе. Подружки на задних сиденьях хихикают. Дорога асфальтирована. На улицах ни души, встречного транспорта нет. Егор прибавил скорость. Вылетают из поворота, а впереди ползет тягач. Тянет бочку с нечистотами. Сейчас пошли специализированные машины, а раньше за обычный «ЗИЛок» цепляли бочку, вот вам и ассмашина.

– Какая машина? – не понял Юра.

– Ассенизаторская, – сказал шеф и для верности разъяснил: – Говновозка. Понял?

– Понял, понял, – заржал Юра.

– Короче, Егор по тормозам. Но, куда там. «Копейка» со всей дури, под визг покрышек, влетела в бочку. У емкости в том месте было врезано сливное отверстие. От удара заслонка открылась, и дерьмо сильной струей выбило лобовое стекло. Салон затопило махом, никто и пикнуть не успел. Могли бы и захлебнуться, да спасло, что окна были открыты. Фекалии поперли наружу. Водитель говновозки выскочил из кабины, видит, «жигуль» буквально тонет. В салоне люди мечутся. Бочка опорожнялась минут пять. Все-таки семь кубометров. Не шутки. Потом стали пассажиры вылазить. Смотреть страшно. Сказать, что полностью в дерьме, значит, ничего не сказать. Шофер не мог разобрать, где мужики, где бабы. Когда немного отряхнулись, стало ясно, что один – мент.

Под последнюю сцену слушатели ржали уже в полный голос.

– На этом история не закончилась. До обеда Егор отмывался, сушился, чистился. Дома Лариска поинтересовалась, чем от него так пахнет. Егор, злой, как черт, рыкнул, что засада была на городской свалке. Поэтому некоторый запах есть. Жена недоверчиво покрутила головой, но промолчала. С «копейкой» было совсем нехорошо. Егор, спрятав ее у приятеля, сказал Лариске, что в ремонте. Всю неделю они с напарником выскабливали машину. Моторный отсек удалось отмыть со второго раза. Багажник промывали пять раз. С салоном катастрофа. Мыли, применяя всевозможные средства, что удалось добыть. Без толку. Пропахла вся обшивка. Кресла при нажиме выделяли желтоватую жидкость. Концентрация вони внутри такая, что мутило тут же. Тогда Егор перегнал «копейку» напарнику. Тот жил в собственном доме. «Жигуль» поставили во дворе. Открыли окна, двери. Проветриваясь, «копейка» простояла еще неделю. Воздух в салоне посвежел.

А дома вовсю скандалила Лариска, требуя поездку к сыну в пионерский лагерь. Отнекиваться уже не было никакой возможности. Егор согласился и вечером с тяжелым сердцем приехал на машине. Пока ехал с открытыми окнами, особого запаха не чувствовалось. Но стоило закрыть окна на несколько минут, как воздух в салоне превращался в тошнотворный дурман.

Лариска плюхнулась на сиденье рядом, и Егор резво взял с места. До лагеря домчались без эксцессов. В бору настоявшийся аромат нагретых сосен, цветущих трав, спелых ягод пьянил. Дышалось легко, полной грудью. Свидание с сыном заняло часа полтора. Все время «копейка» простояла в тени с задраенными окнами.

Когда, вернувшись, открыли двери, закисшая дурь, вырвавшись наружу, шибанула так, что Лариску замутило. От неожиданности она вдохнула большую порцию, что оказалось ошибкой. Рвало ее тяжело и долго. Егор бегал вокруг, давал попить, вытирал тряпкой лицо, понимая, что час расплаты близок и неотвратим…

Вагон мотало на стрелках, за окном хулиганила ночь, а в купе все спали.

Глава третья. Сервис по-немецки

Мне снился сосновый лес. Рыжее солнце трафаретило узкие тени деревьев. Их верхушки в прозрачной выси морским прибоем перешептывались между собой. Я лежал на спине, утонув в толстенном мху, любовался небом. Редкие белесые облака осторожно выглядывали сквозь крону сосен. По веткам кустарника прыгали мелкие птахи, играя в прятки и высвистывая переливы лесных мелодий. Торопился дятел, выстукивая замысловатую морзянку. Постепенно стук нарастал и перешел в грохот. Я понял, что птица не может так долбить и проснулся.

Дверь купе выплясывала кадриль, гремя всеми железками. Едва я щелкнул секреткой замка, как она отскочила в сторону. В проем ввалилась злющая физиономия проводницы: – Какого … банана не открываете?! Граница через час! Шевелитесь! Скоро туалеты закрою, забегаете. Выпалив, она улетучилась.

– Понял, – ошеломленно буркнул я и принялся будить попутчиков.

Юра подскочил сразу, и как желторотый птенец, которого родители оставили впервые одного в гнезде, закрутил головой. Часто моргая, он бестолково повторял:

– Что такое? Что случилось? Какая граница?

Не успокоился он и после известия, что поезд приближается к советско-польской границе. Метался по купе, словно таракан, пойманный в коробку.

Шеф, пребывая в объятьях Морфея, подавал минимальные признаки жизни. Смачно работала носоглотка, выбрасывая залпы богатырского храпа. На слова и деликатное похлопывание по плечу Игорь не реагировал. Тогда я пару раз дернул его за ногу. Шеф невнятно ругнулся, помянув чертей, издал высокий звук, перевернувшись на другой бок. Причем, пропели не губы.

От такой реакции Юра захихикал, предварительно зажав нос. Меня такое неуважение вывело из себя. Сдернув одеяло, я стал трясти его за плечи и орать в ухо:

– Шеф! Все пропало! Гипс снимают. Клиент уезжает! Граница на замке! Все сядем! Вставай!

Игорь, подскочив, выпучил глаза. Он понял, что произошло что-то экстраординарное. Я продолжал развлекаться:

– Тебя посадят. А ты не воруй. Проспал все на свете. Родина нас не забудет!

Пока я нес околесицу, Игорь пришел в себя окончательно:

– Хорош базлать! Никто не сядет. Прийдут погранцы, проверят паспорта, делов-то! Что икру метать? Не шпионы, поди. Юрок, ты хавальник-то закрой. Войны не будет. Считай, была проверка на бздительность. Да, не трясись, Дуся. Все нормалек. Понял?

Юра звучно захлопнул рот.

– Вот и отлично! Молоток! – наводил порядок шеф. Оглядев купе, распорядился:

– Бардак на столе убрать! Пустую тару в мусор. Я в туалет. Время пошло!

Вернувшись, он не узнал нашу обитель. Стол в полном порядке: на скатерке ни пылинки; в чистых стаканах позвякивают ложки; остатки пищи убраны в пакеты. Легкий сквознячок гулял по полкам, выпихивая застоявшийся воздух.

– Вполне прилично! Порядок в танковых войсках! – одобрил шеф, замерев в дверях. – Так держать! Мы – типичные советские командировочные. Слегка не бриты, и чуть с похмелья. Это нормально. Подозрение вызывают гладковыбритые, пахнущие дорогим одеколоном мужчины. Мы – стандарт.

Утренний моцион пошел ему явно на пользу. Щеки полыхали, рыжая борода бодро топорщилась, карие глаза излучали блеск. Юрок же скис не в меру. Шевелюра взлохмачена. Синие прожилки под глазами набухли. Крупные капли похмельного пота оросили бледный лоб. Худые пальцы отплясывали сарабанду. Узрев себя в зеркало, я в который раз согласился с бабушкиной мудростью: «Не пей – козленочком станешь!»

Брызги энергии шефа возымели действие. Через минуту-другую Юра поплелся за чаем, я начал резать хлеб и колбасу. День, предвещающий большие события, набирал силу.

Ощущение, что приближаемся к границе усиливалось с каждой минутой. Проводники шустро пылесосили ковровые дорожки. Надо понимать, пыль считалась контрабандой. Пассажиры, переодевшись в строгие тона, замерли истуканами в коридоре. Вероятно, пересечение государственного кордона приравнивалось к торжеству бракосочетания. Даже поезд, подрагивая от волнения вагонами, осторожно звякал буферами.

За окном мелькнула вывеска «Брест». Блестящие нитки рельсов, словно тараканы, застигнутые врасплох за пожиранием крошек на столе, разбегались по сторонам. Соседние пути забиты составами: с лесом, металлопрокатом, нефтепродуктами.

Проскользнув мимо, наш поезд, выкатившись на перрон, замер. Чистый асфальт, залитый веселым солнцем, выглядел благородным базальтом. В блюдцах луж барахтались воробьи, высекая веера брызг. Солдаты в зеленых фуражках прохаживались вдоль забора из белого камня, а за ним шумела привокзальная площадь. В фасаде вокзала стекленел глаз часов. Репродуктор выплескивал бодрый марш. Атмосфера народного праздника. Последние минуты перед майской демонстрацией. Сейчас тревожно запоют горны, подхватят литавры, зазвенят медные тарелки, ударят барабаны и выплывут кумачовые колонны демонстрантов. Но, сие фантазия. Не более. В реалии, вместо флагов с транспарантами среди луж важно дефилировали жирные голуби, у вокзальных дверей топтался парный патруль милиции, сидя на корточках, в тени курили носильщики.