Дядюшка Лео, или 2 агента парагвайской разведки

– Мля, два литра белой, значит. Неплохо, – похвалил Игорь. – А ты в курсе, дружок, что через границу можно только один литровник провезти? Вижу, не в курсе. Святая простота, – нагнетал шеф.

– А что будет? – испугался Юра.

– Что будет? Да, ничего особенного. Ссадят с поезда. Для начала. После разбираться начнут. Может, ты контрабандист. Кто знает. Водка, считай, валюта. А валютную статью никто не отменял. А она, между нами говоря, расстрельная, – нагонял жуть Игорь. Юра, пять минут назад веселый, как молодой артиллерист, сдувался на глазах, как проколотый шарик.

– Да, не кисни, Дуся. Тебе дико повезло. Мы – народ бывалый. Выход найдем, – успокоил шеф. – А водочку-то придется выпить.

– Выпить?! Да я от стакана пьяный в хлам. А с литра помру. Может, ее вылить? – вяло предложил Юра.

– Водку?! Вылить?! –взъярился Игорь, – Ах ты, паскудник колхозный. Что выдумал! Ее люди делали! А, ты… Игорь, как шпагой, ткнул в попутчика указательным пальцем, и добил: – Гнида!

Юра, шарахнувшись назад, вжался в угол:

– Да я так. Я просто. Не подумал. Извиняйте, мужики.

Шеф сменил гнев на милость:

– Ладно. Прощается. Делать нечего. Назвался груздем – будь любезен в кузов. Дела… Ладно, будем помогать! Ты готов? – он обратился ко мне, хитро подмигнув левым глазом.

– Ну… – развел я руками.

– Он готов. Чего киснешь? Доставай контрабанду, Юрок. Закусь не забудь. Давиться одной водярой мы не согласны.

Наблюдая, как попутчик лезет в багаж, я мысленно подивился ловкости шефа: «Вытянул с мужика выпивку. Красава!» Юра извлек из-под лавки рюкзачок. Бережно поставил так, чтобы было не видно содержимое. Долго рылся, вздыхая. Игорь не выдержал:

– Слушай, куркуль недорезанный, хорош копаться. Доставай пузырь. Про колбасу с хлебом не забудь. Есть у тебя. Отсюда чую, как пахнет. Не томи.

Тяжко вздохнув, Юра принялся вынимать запасы. Первой появилась водка. Следом завернутое в мятую фольгу сало; потом хлеб в плотной бумаге; пара головок лука; тройка поддавленных яиц; спичечный коробок с солью; кольцо «Краковской» в линялой газете. Игорь подбадривал:

– Давай, давай, не тушуйся! Чего один-то пузырь достаешь? Тягай пару, чтобы два раза не лазить. А лук на кой хрен? Водка с луком – это термоядерная смесь, в радиусе десять метров убивает все живое. Короче, лук сам ешь. Нас уволь. Что ж яйца такие мятые? Свои небось аккуратно носишь? Эх, хе-хе, крестьяне.

Пока сервировался стол, шеф смотался к проводнице за стаканами. И вот нарезано прозрачными пластинками сало, толстые ломти хлеба горкой теснятся с краю, очищенные от скорлупы яйца ритмично покачиваются, запах настроганного лука щиплет глаза, аромат краковской колбасы заливает рот слюной, стаканы наполнены ровно на два пальца. Все готово. Нужен тост! И он прозвучал. Игорь, взяв стакан, тоном завзятого тамады произнес:

– Давайте, други, выпьем за то, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было!

Тост нам понравился. Мы постигли глубинный смысл, оценили иронию подтекста. Сдержанно, по-мужски, улыбнулись. И дружно выпили. Теплая водка – это не только неприятный запах и отвратительный вкус. Она обжигает пищевод, быстро дурманит голову.

– Хорошо пошла, – блаженно улыбнулся Игорь. Юра кивнул. Не спеша, стали закусывать. Молча жевали под перестук колес. Шеф и трезвый молчуном не слыл, а выпив тем более:

– Слышь, Юрок, ты бы рассказал какую-нибудь крестьянскую байку или анекдот.

– Дак, мне в голову ничего не лезет. Какие в деревне анекдоты?

– Ну, историю поприкольнее, – настаивал Игорь.

– Поприкольнее? Смешную, что ли?

– Навроде того.

– А про городских пойдет? Тогда слушайте. К нам прошлым летом артисты приезжали из города. В клубе спектакль показывали.

– Смешная история? – уточнил шеф.

– Вроде да. Все смеялись, – неуверенно подтвердил Юра.

– Тогда валяй. На безрыбье и сам раком станешь, – смилостивился Игорь, – давайте еще по одной. Чтобы горло не засыхало.

Я плеснул каждому на дно стакана.

– Ты, что капаешь, как котенку? – возмутился шеф, – водка считай, что дармовая. Не выпьем, придется выбрасывать. Лей по половинке!

Чтобы не злить, я поспешил исполнить желание. Вернув опустевший стакан на столик, Игорь вспомнил:

– Ну, Юрок, бухти, как космические корабли бороздят Большой театр.

– Какие корабли? – опешил Юра.

– Это я шучу. Рассказывай байку. Не тяни.

Юра глубоко вздохнул, будто собрался нырять, и начал:

– Дело было под ноябрьские праздники. Зима рано навалилась. В первых числах снег лег. Наш клуб – лучший в районе. Если в райцентр какие артисты приезжают, то и к нам обязательно. В тот раз, в честь праздника, спектакль про революцию привезли. Народу в клубе, как конопли под забором, – Юра прищурился, вспоминая.

– Места свободные остались только в первом да в последнем ряду. Если в конце сидишь, ни черта не слышно. А впереди все начальство устроилось. Председатель, парторг, – рассказчик приосанился, изображая руководство, – агроном, передовики и прочая. В общем, все начальство колхозное.

Народ уж привык, что городские завсегда припаздывают. Причем, что характерно, чем цветастее название богадельни, тем больше со временем грубят. Мне знающие люди объяснили, мол, это для того, чтобы зал полным набрался. А, я думаю, – шмыгнул носом наш попутчик, – это просто бардак и разгильдяйство. Но дело третье. Народу набежало полным-полно. Даже в первый ряд набились. Только одно местечко осталось. Рядом с бригадиром. Он для своей бабы придерживал. Она, видать, на хозяйстве задержалась. Может, еще по какой надобности. Бригадир сам фигурой не велик. Мне до уха будет. До середки. Женка – тетка большенькая. И спереди, и сзади. Фигуристая, – изобразил он руками волнующие изгибы.

– В тот раз артисты, видать, торопились. По времени начали. Нормальный такой спектакль. Про то, как красные с белыми воевали. Доходит дело до того, что беляки комиссара словили. Привели в штаб. Комиссар – паренек совсем молоденький. Беляки его допрашивают, он молчок. Бьют – ни гу-гу. Тогда офицер дает команду, чтобы расстреляли комиссара. Солдаты подвели того к краю. Будто к обрыву. Комиссар перед смертью последнее слово сказать хочет. В зале тишина. Парняга встал, будто Ленин на броневике. Кепку в руке зажал, в грудь воздуха набрал и …

– Тут вдруг скрип противный, будто пенопластом по стеклу. На весь клуб. Аж мороз по коже, – Юру передернуло, будто лимон откусил, – дверь такая. Визгливая. Народ на скрип обернулся. Артисты и деревенские. Я тоже. Гляжу, в дверях женка бригадирова. Расфуфырилась. Пальто синее демисезонное расстегнула. Под ним кофта кумачом, шерстяная. На ногах сапоги блестючии. Видать, ваксой надраила. Стоит, зал оглядывает. Люди, что с краю сидели, на нее зашикали. Мол, давай, скребись быстрей до места. Мужик ейный рукой машет, зовет. Она увидала его и двинула по коридору. Крадется на полусогнутых. А сапоги скрип-скрип. Комиссар на сцене остолбенел. Видать, слова забыл. Ждет, когда тетка пройдет. Та ползет тихохонько. Со знакомыми раскланивается, – Юра, подскочив, показал, как шла, – дотащилась до первого ряда. Там парторг. Он, видать, шуганул ее. Сразу шагу прибавила. Дошла, наконец. Плюхнулась на седушку. Все дух перевели. Комиссар снова руку поднял, говорить начал. Женка бригадирова умащиваться стала. На спинку сиденья откинулась. А та хрясть и пополам. Тетка назад брык. Затылком соседу, что сзади сидел, точняком в пах. Тот, хрюкнув, сложился. И понеслось, я вам скажу, такое кино… У бабы жопа между рядов застряла. Она визжит, будто свинью режут. Ногами в разные стороны дрыгает. Подол задрался, под ним толстущие ляжки в рейтузах желтого колера. Артисты на сцене ржут, как жеребцы. Бригадир женку за руки тянет изо всех сил. Да куда там. В ней весу больше центнера. Крики, смех, матюги. Деревенские с мест повскакивали. Хохочут. Председатель с парторгом на помощь кинулись. Втроем бабищу еле вытянули. Такой кавардак. Убитых нет, но раненые и разрушения в наличии. Бригадира в пояснице пересекло. Женка всю хребтину и зад ободрала, неделю сидеть не могла. Соседу пах разбили вдребезги. Три стула – в щепки. Спектаклю, ясное дело, крышка. Можно сказать, сорвали мероприятие. Ну, как, прикольно?

– Прикольно! – согласился Игорь, вытирая глаза, слезящиеся от смеха, – сам придумал или кто рассказал?

– Обижаешь, – улыбнулся Юра, – Гольная правда. Быль!

– Ладно, ладно, – примирительно сказал шеф и, хлопнув в ладоши, потер друг о друга, – за хорошую байку не грех и выпить. Наливай!

Я послушно плеснул в стаканы. Игорь медленно выцедил водку, вкусно поцокал языком. Поезд ощутимо замедлял ход. За окном появились разношерстные постройки пригорода. Шеф смешно морщил нос, глядя в буклет с расписанием:

– Так, так, так. На горизонте град Минск. Столица братской Белоруссии. Стоянка 22 минуты. Надо прогуляться. Воздух понюхать, покурить. И вообще… Потом байку расскажу. Как меня в партию принимали.

Стоянка оказалась долгой. Минут сорок. Может, локомотив меняли, может, еще что. Не знаю. Игорь две сигареты выкурил, газеты купил в киоске. Мы с Юрой по мороженому съели, местного пива с воблой купили. Всей компанией с проводницей покалякали о житье-бытье. Отправления все нет. Потоптавшись на перроне, шеф заскучал:

– Ну, что, золотая рота, пошли в купе. Я никотина налопался, аж с ушей капает. А, водочка-то того, киснет. Делай, как я! – И, кряхтя, полез в вагон.

Гуляние на воздухе благотворно сказалось на Юре. Кислород, насытив легкие, взбодрил организм, утомленный алкоголем. Курянин заметно посвежел. В купе он энергично потер ладошки, озорно подмигнул:

– Ну, продолжим!