Последняя шутка Наполеона

Слегка сбавив скорость, клевером соскочили на Ленинский. Там продолжили идиотство, благо что к центру трафик был неплохим. Мара свирепела. Но, когда справа стал виден торговый центр, она, ударив по тормозам, свернула к нему и в один приём задним ходом припарковалась. «Форд» занял место напротив. Заглушив двигатель, Мара сказала Ирке:

– Ты можешь пока поспать. Только туфли дай, она босиком-то ведь не пойдёт.

– Пожалуйста, – согласилась Ирка и сняла туфли. Мара взяла их. Открыла дверь. Но вдруг задержалась.

– Женька мне говорила, что ваша Рита была любовницей Ходорковского. Она брешет?

– Нет. Женька впервые в жизни сказала правду.

Ирка давала этот ответ, уже погружаясь в сон. Туфельки её пришлись Рите впору. Это позволило ей и Маре облазить весь магазин, забитый народом. Перед покупкой обуви Рите остро приспичило посетить и отдел косметики с парфюмерией, и отдел нижнего белья, и верхней одежды, и ювелирный. Единственным результатом этих блужданий была покупка духов, весьма дорогих. Ботиночки Рита также выбрала недешёвые.

– Да откуда у тебя деньги? – спросила Мара, кладя в коробку Иркины туфли, – ты говорила, косарь в кармане остался!

– Мне деньги передаются только двумя путями, – сказала Рита, завязывая шнурки, – половым и воздушно-капельным. Видишь, сколько народу? Инфекция висит в воздухе, как туман. Кстати, ты к туману плохо относишься?

– Отвратительно. Полноценные противотуманные фары ещё до сих пор не изобрели. Давай посидим в кафе? Пусть Ирка ещё полчаса поспит. Она ведь всю ночь на шесте крутилась, бедняжка!

Рита не возражала. В новых ботиночках она выглядела отлично – конечно, не на пятнадцать лет, но и не на тридцать. Найти кафе помог продавец. Оно оказалось средненьким, но любезность официантки превосходила уровень заведения. Заказали тосты и кофе. Маре опять кто-то позвонил, и на этот раз она ответила матом, довольно громко. Сидевшие за столами – а было их человек пятнадцать, разом к ней повернулись.

– Сволочи, – прошептала она, убрав телефон, – я скоро их всех убью!

– Опять журналисты? – спросила Рита, просто так щёлкая зажигалкой, – или другие сволочи?

– Да, другие. Ты в курсе, как я вчера взорвала инет?

– Пока ещё нет.

Принесли заказ. Любезность официантки на этот раз не помогла Маре освободиться от негативных эмоций. Только пригубив кофе, она ушла в какую-то переписку через смартфон – судя по всему, злую.

– Ты не похожа на свои фотки в Фейсбуке, – заговорила Рита, взявшись за тост, – я бы не узнала тебя, случайно столкнувшись с тобой на улице, и едва ли поверила бы, что ты – автогонщица.

– Почему? – оторвала Мара взгляд от смартфона, – дурой кажусь?

– Да при чём здесь это? По-моему, автогонщик и большой ум вполне могут счастливо жить раздельно.

– Да что ты чушь-то несёшь? Стритрейсинг – это такие же шахматы, только думать надо быстрее. Если бы я была дурой, меня бы давно отпели! Кстати, надо сделать распоряжение, чтоб зарыли без отпевания, если что.

– Разве ты не хочешь, чтобы хотя бы твой труп принёс пользу людям?

– Ты что, попов считаешь людьми? Не знаю, возможно, ты и права. Меня это не касается. Я – агностик. А Ирка – верующая, прикинь? Три ночи в неделю танцует голая перед пьяными мужиками, а потом в церковь прётся. Нормально?

Для Риты это не было новостью. Отрезая ножиком кусок тоста, она заметила:

– Этот ужас, наверное, скоро кончится.

– Православие?

– Нет, стриптиз. Ведь вряд ли её Серёжа в восторге от такой ситуации.

Лицо Мары выразило сомнение. Вслед за тем – отвращение. Виноват был тост, который она попробовала.

– Отрава! Кошмар! Убожество! Ритка, ты его съешь?

– Да, съем, – ответила Рита, немедленно пододвинув к себе тарелку, – но ты, по-моему, собиралась что-то сказать.

Глотнув кофе, Мара проговорила:

– Если бы он не был в восторге, то ситуация изменилась бы. Разве трудно ему её изменить?

– Конечно, нетрудно. Но ведь они встречаются только несколько дней. Возможно, ещё не разобрались в отношениях.

– Они в них мгновенно разобрались! Ирка его любит, и он, конечно, любит её.

– А ты его видела?

– Нет, не видела. Но я знаю Ирку достаточно хорошо, чтобы с её слов понимать, кто как к ней относится.

– Интересно! Но если он её любит, то почему терпит такую её работу?

– Да потому, что он ничего дурного в её работе не видит. И абсолютно правильно делает. Если ты виртуозно владеешь чем-то, будь то автомобиль, гитара или своё собственное тело, это – искусство! А за искусство судить нельзя.

Рита сочла тосты не только вкусными, но и сытными. Уже с некоторым усилием съев последний, она спросила:

– А если ты – виртуоз в постели? Это искусство?

– Конечно. Но не публичное.

– Ну, а если ты виртуозно владеешь киллерским арсеналом?

Мара вздохнула. Ответ ей дался со скрипом.

– Конечно, нет! Сами сдохнут.

– А если ты виртуозно владеешь словом? Если поэт ты?

– И в этом случае – нет, – решительно покачала головой Мара, – я не знаток поэзии даже близко, но если ты говоришь о своих стихах, я говорю: нет. Я все их читала. Они меня потрясли. Но это – шантаж.

– Шантаж?

– Да, именно так. Знаешь, почему я не христианка? Когда я маленькая была, мне читали Библию. Она вызвала у меня отторжение. В ней на каждой странице Бог говорит человеку: или ты будешь делать то-то и то-то, или – геенна огненная! Нормально? И вот когда я читала твои стихи, меня резануло точно такое же чувство, с каким я слушала Библию. Это странно. Твои стихи – о другом. Но чувство такое было. И оно жгло не по-детски!

– Действительно, это очень странно, – сказала Рита и допила свой кофе. Потом она попросила официантку принести счёт. Был уже девятый час вечера.

– Женька пьёт, – сообщила Мара, опять уткнувшись в смартфон. Рита встрепенулась.

– Где? Дома?

– Нет, в «Шоколаднице».