Наездник Ветра

– Хайм. Лелюк. У печи – Топтыга. Этим троим, Рагдай, смело верь!

– А кто сказал ему, что он может верить тебе? – хмыкнул скоморох.

– Весь Киев об этом знает! – запальчиво возразил гусляр, – да, много кому я песни пою, но ни в чьих делишках ни разу не был замешан!

– Жаль, не до смеху мне, – съязвил жид, – а то бы я лопнул.

Лелюк наполнил вином четыре малые чаши. Выпили.

– А какие гости придут? – спросил, утерев усы рукавом, гусляр.

– Да всё те же гости – Хорш и Горюн с ватагами, – сказал Хайм.

– Сновид обещался быть?

– Нет, его не будет. Он уже им не друг.

– Это почему?

Тут вошла Агарь. Её быстрый взгляд прямо от порога прилип к Рагдаю.

– Ну, что? – привёл её в чувство муж.

– Пока не видать.

Дав такой ответ, жидовка подошла к стойке и снова взялась за дело.

– А что, ежели они вовсе не объявятся нынче? – встревожился Вирадат, – мне прямо сейчас надобен Сновид!

– Сколько раз твердить тебе, старый дурень: Сновида теперь не нужно ждать там, куда придут Хорш, Горюн или их братва! – рассердился жид, – Лелюк, скажи ты.

Скоморох кивнул и дал разъяснение:

– Кто-то указал Хоршу путь, которым из Новгорода в Киев идёт обоз с подарками от боярыни Светозары для Святослава. Хорш и Горюн обоз тот подстерегли, да толку не вышло – в охране были дружинники из Смоленска. Три четверти всей ватаги легло на месте! Горюн и Хорш лишь чудом спаслись.

– Им теперь не будет пощады от Святослава, – прибавил Хайм, – зачем же Сновиду с ними дружить? Разве он дурак?

– Они дадут Святославу две шапки золота, и пойдёт он с ними на мировую, – махнул рукой Вирадат, – что, разве такого ни разу не было?

– Эти дурни убили троих или четверых ребят из дружины, в том числе сотника! Шутки кончились.

Рагдай не отрывал глаз от жидовки. Та продолжала всё что-то резать, солить, месить, хотя на столе уж было всего довольно.

– Уйти бы прочь, – вдруг сказал Лелюк, – хоть бы в Новгород! Уйдём, Хайм?

– Да ты с ума спятил? – поднял свои рыжеватые брови жид, – не знаешь ты разве, что там лихие куда как похлеще наших? А Светозара, которая верховодит ими, собственными руками режет людей, как свиней! Малуша – корова против неё! К ним ты, что ли, хочешь, друг мой Лелюк?

– Мне туда охота, – сказал Рагдай. Он слыхал про Новгород, что там девки плавают в Ильмень-озере совсем голые, чтобы царь Водяник на время их к себе брал и щедро одаривал.

– Не ходи туда, – с испугом оторвалась жидовка от своих дел, – пожалуйста, не ходи! Ты там пропадёшь.

– Тише ты! – хлопнул по столу ладонью Лелюк. Агарь замолчала, и все услышали с улицы голоса – гораздо более близкие, чем шум торжища. Скоморох вскочил.

– Я их задержу! Уберите чаши!

Подбежав к двери, которая не была прикрыта, он заорал на всю улицу:

– О, Горюн! Да ты опоздал! Лидул только что ушёл. Битых два часа просидел он тут, дожидаясь тебя – спросить, не встречал ли ты где-нибудь в лесу четверых его друзей лучших?

– Врёшь, шестерых, – сказал атаман Горюн, толкнув скомороха так, что тот отлетел к печи и врезался в своего медведя, который чуть не проснулся. Потом атаман вошёл, слегка пригнув голову, чтоб не стукнуться об косяк. Он был очень статен, плечист, бородат, угрюм, презрительно щурил на всё глаза и раздувал ноздри. После него в кабак впёрлась злобного вида баба лет сорока. За нею ввалились двенадцать крепких ребят и четыре девки.

– Они уж попировали здесь! – вскричал самый рослый и толстый парень, оглядев стол, – Горюн, я объедки их жрать не стану!

– Что ты, Василь? – пробормотал Хайм, суетливо встав, – выпили всего по чаше вина за удачу вашу.

– Удача наша вам, проклятым жидовским мордам, поперёк горла! Верно, братва?

Никто не ответил, так как смотрели все на Рагдая.

– А это кто? – спросил атаман. Вирадат поднялся. Стараясь не дрожать голосом, просипел:

– Его привёл я!

– Если ты привёл, ты и выведи. Да и сам исчезни, нечего здесь торчать!

– Он Сновиду нужен, – сказал гусляр, подмигнув, – Горюн, дело верное!

– Да на что он нужен Сновиду? А, впрочем, ладно, пускай сидит.

Вирадат и Хайм отошли к Агари и скомороху. Нарочно или случайно все четверо оказались рядом с Топтыгой. Тот продолжал почивать, сидя на полу, склонив огромную голову, пустив слюни. Лихие же присоединились к Рагдаю, который так и сидел за столом, и жадно взялись за своё любимое дело. Довольно долго был слышен лишь хруст хрящей, звон ковшей да плеск в них хмельного пойла. Рагдай сидел просто так, а его недавние собеседники наблюдали молча.

– Ну что, Василь, где этот дурак Хорш со своими суками? – сплюнул на пол Горюн, слегка захмелев, – может, он беду какую почуял?

– Нет, Горюн, нет, – отвечал Василь, давясь пирогом, – худо ему стало! Открылась рана.

– Так надо было добить его, чтоб не мучился! Никогда ему не прощу, что столько ребят полегло из-за его дури.

– Да ты пожалел бы лучше о шестерых варягах, – промолвил самый косматый и бородатый ватажник, – как бы нам не пришлось из-за них ещё раз кровью умыться!

– Они ведь были друзья самого Лидула, – вставила баба, хлебнув из чаши вина.

– Вот мне на Лидула, – вторично плюнул Горюн. Рыгнув, он опять потянулся к браге, – что-то мы мало пьём, ребята!

Груды костей на столе росли, а жбаны пустели. Девки особенно налегали на всё подряд, оттого помалкивали. Агарь поднесла ещё и вина, и мяса.

– А у жида неплохая жёнка, – заметил кто-то, – гляньте-ка, парни, какая у неё …! Я уже прямо весь обслюнявился.

– Да, вечно эти жиды берут себе всё самое лучшее, – согласился Василь, зевая. Агарь как раз проходила мимо него. Он вдруг её обхватил громадной ручищей и усадил к себе на колени. Она попыталась вырваться, да уж где ей было мериться силой с парнем, который съел девять пирогов! Он мог бы легко раздавить её одним пальцем. Хайм побледнел, но не шевельнулся. А вот Лелюк сделал шаг вперёд.