Стакан

– О, так ты меня не убьешь. Чудненькая новостишка, симпатюля!

– Распотроши его! Порви на ленточки! Задай уродцу! – неистовствовала публика.

– Не съесть человека – суть одно, и одно то не то же есть, что не убить его. Довольны зрители должны остаться, чтобы доволен Ррааоеуын был тем, как за работу отблагодарят его тушей говяжьей.

– Постой, дружочек. Я что-то ничегошеньки не понял. Давай-ка не будем торопиться, обсудим все спокойненько, а? – вжавшись спиной в решетку, пролепетал человечек. Ррааоеуын же вместо ответа широко раскрыл усаженный частоколом длинных острых клыков клюв и издал громоподобный рев.

14

Обнимая дрожащую Селию, Полулунок повел ее к пристани. Красоты Метрограда и метроградцев больше не восхищали девушку.

– Страшный, сумасшедший, лживый город. Пожалуйста, давай быстрее уйдем отсюда, – прижимаясь к Халфмуну, шептала девушка.

– Не уйдем, а уплывем. Нас ждет роскошное морское путешествие. Тебе ведь нравится море?

– Мне уже ничего не нравится. Я просто хочу оказаться где угодно, только не здесь. Ты видел, как на меня смотрели те ужасные люди в цирке? Я была для них словно животное. Нет, даже не животное, а пустое место. Как будто бы моя молодость и красота ничего не значат. Меня хотели казнить в родной Виргинии и в Иероманополе, кинули в тюрьму в Объединенной Конфедерации, похитили и чуть не съели кутси, обозвали уродиной в Виноградной Долине, едва не проткнули копьем в лагере среднегорцев, но при всем при этом ко мне относились как к человеку. Здесь же… они уничтожили меня, те безразличные самодовольные взгляды. Я хочу забыть их раз и навсегда, как кошмарный сон.

– Бедная девочка, ты забудешь, очень скоро забудешь, потому что все наладится и не будет повода вспоминать о плохом. Видишь, какой прекрасный корабль стоит у причала? – Халфмун пальцем показал на «Мускуландию», гордо возвышающуюся над волнами. – На нем мы поплывем через море дальше на север.

– Да, он и правда красив, – согласилась Селия.

– О, какой приятный сюрприз! – воскликнул капитан «Мускуландии», когда Халфмун и Селия поднялись на борт клипера. – Приветствую тебя, Халфмун Полулунок, и вас, очаровательная юная леди. Меня зовут Гульдар Кнутмох, но я буду польщен, если вы станете называть меня просто Гуля.

– Здравствуйте, Гуля, – улыбнулась девушка. – Я Селия Кардиган из Виргинии.

– Какое нежное, звонкое и женственное имя. Оно так и просится в сонет. Нет – в поэму, никак не меньше!

– Вы, Гуля, наверное, всем девушкам такое говорите.

– Только вам, Селия Кардиган, и да разразит меня гром, если я лгу. Слова мои идут от чистого сердца, которое истекает горячей кровью от того, что его пронзила стрела вашей красоты.

– Простите, Гуля, но… – вмешался в разговор Халфмун.

– Для тебя я господин Кнтумох, сынок, – осадил его старик.

– Господин Кнутмох, случилось так, что Трехручка решил остаться в Метрограде. Я же в свою очередь полон решимости стать матросом на весь срок плавания до Мускуландии и добросовестно выполнять любые ваши указания. Также смиренно прошу вас позволить деве Селии совершить это путешествие. Ручаюсь, что она будет полезной и прилежной работницей.

– Вздор, – Гульдар замотал головой. – И речи быть не может о том, чтобы леди Селия чем либо утруждалась на моем судне. Слово капитана таково, что прекрасной деве надлежит стать почетной гостьей «Мускуландии», истинным украшением нашей неотесанной мужицкой команды, музой и вдохновительницей. Вы согласны, Селия, душа моя? Умоляю, не мучайте меня, дайте свое согласие.

– Это так мило, Гуля. Конечно же, мой ответ – да.

– Великолепно. Селия, вы осчастливили старика, – Кнутмох поклонился девушке, галантно поцеловал ее ручку, после чего гаркнул: – Свистать всех наверх, канальи! Праздничное построение!

На палубу шустро выскочила дюжина рослых плечистых бородачей. В мановение ока они выстроились в шеренгу и застыли, выпятив мощные груди колесом.

– Сегодня мы приветствуем на борту восхитительную Селию Кардиган, которая, хвала небесам, любезно согласилась стать гостьей на нашем клипере, парни.

– СЕЛИИ КАРДИГАН УРА! УРА! УРА! – грянул стройный хор мужских голосов.

– А этот молодой человек – Халфмун. В ближайшем рейсе он будет матросом, – капитан кивком указал на Полулунка.

– ПРИВЕТ ХАЛФМУН – отчеканили члены команды.

– Вольно, парни, – скомандовал Гульдар. – У кого-нибудь из вас есть вопросы?

– Господин Кнутмох, можно я сочиню песню для леди Селии? – спросил один из бородачей.

– А я хочу написать ее портрет, – заявил второй. – Разрешите?

– Стихотворение! Симфонию! Высечь из мрамора! – вразнобой загалдели остальные моряки.

– Тихо, ребята, – прикрикнул на них Кнутмох. – В свободное время – не возбраняется. А сейчас готовимся к отплытию. Расчетное время два и три четверти часа. Леди Селия, с вашего позволения давайте прогуляемся по кораблю, и я вам все покажу и расскажу. А ты, Халфмун, держись с парнями и мотай на ус, что к чему.

Моряки разбрелись по кораблю и принялись разматывать оснастку, поднимать паруса и осуществлять иные приготовления к плаванию. Полулунок направился к ближайшей мачте, но его остановил голос капитана.

– Халфмун, ты почему хромаешь?

– Не обращайте внимания, господин Кнутмох, это пустяки.

– На своем клипере я решаю, что пустяки, а что нет. Наш корабельный врач Енси Труткнехт займется тобой. Если матрос нездоров – он ненадежен, а ненадежный моряк представляет опасность для себя, всего экипажа и судна.

Полулунок готовился к тому, что во время плаванья ему придется работать на износ, карабкаться по мачтам под ледяным дождем и пронизывающим ветром, таскать тяжеленные бухты канатов и до изнеможения драить палубу. Однако доктор Труткнехт, осмотрев и ощупав ноги Халфмуна, заявил, что любые физические нагрузки ему категорически противопоказаны на срок не менее недели. Капитан Кнутмох распорядился, чтобы Полулунку выделили отдельную каюту, где бы тот мог спокойно выздоравливать под чутким надзором Енси Труткнехта. Халфмун только и делал, что лежал на койке и смотрел в иллюминатор, за которым днем бескрайнее серое море сливалось с серым небом, а по ночам все заливала непроглядная беззвездная темень. Единственным развлечение для Полулнка стали разговоры с Енси, который трижды в день приходил к нему, чтобы наложить компресс на подвернутую ногу и сменить повязку с заживляющей мазью на ушибленной голени.

– Скажи, Халфмун, леди Селия твоя невеста? – как-то раз спросил Труткнехт.

– Хочется думать, что это так, – ответил Полулунок. За все время, что он лежал в одиночестве, Селия ни разу не удосужилась проведать его.

– Повезло тебе, дружище, – завистливо вздохнул лекарь. – Береги ее – не девушка, а настоящее сокровище. В жизни не видел лица прекраснее, чем у нее. Фигура – самый сок! Ее бедра – о, они сводят меня с ума.

– Но-но, полегче.

– Да, прости, – Енси задумчиво почесал широкую мускулистую грудь. – Это ради тебя она разбила свой стакан?

– В каком смысле, ради меня?

– Ну, когда девушка решает, что готова к серьезным отношениям, она разбивает головной стакан. По крайней мере, так происходит у нас в Мускуландии.

– Странный обычай, – хмыкнул Полулунок. – В моих краях считается большой неудачей повредить стакан. А в тех местах, откуда Селия родом, стакан девушке разбивает законный муж.

– Мускландцам на девчонок с целыми стаканами даже смотреть нельзя. Пока девушка стакан не разобьет, она ребенком считается. Зато если стакан разбит, то сразу понятно, что женщина созрела для замужества и материнства.

– А ты никогда не задумывался, что стакан можно разбить случайно по неосторожности?

– Не-а, – Труткнехт пожал мощными плечами. – Я ж сам совсем еще пацан, мне много думать не полагается.

– Ты – пацан? – удивился Халфмун. На вид Енси был раза в два его старше, а в густой черной бороде и на висках здоровяка виднелись серебристые нити седины.

– Конечно, – подтвердил Труткнехт. – Взрослым мужчина становится после свадьбы, а я пока что холостяк. Правда, хочется уже и чтобы жена была, и с детишками нянчиться. Не всю же жизнь по морям мотаться, как мальчугану неразумному.