Стакан

– Меня никто никуда не приглашал. И я не давал слова ни с кем ужинать, знакомиться, кататься и так далее. У меня есть дело, и я намерен его завершить.

– Ты… ты бросаешь меня? – губы девушки задрожали.

– Селия, и как тебе не надоест ломать комедию, – Халфмун мрачно усмехнулся. – Я из кожи вон лез ради тебя, жизнью рисковал столько раз, что со счета сбился. Я мечтал, надеялся и верил. Но ты все это время только пыталась уколоть меня побольнее, ущипнуть так, чтобы оторвать кусочек побольше. Заставляла ревновать, страдать и терзаться. Так вот, у меня больше не осталось того, что могло бы болеть, и кусков, которые можно было бы отщипнуть.

– Что ты такое говоришь? Это ведь все неправда! Ты выдумываешь, тебе показалось.

– Разве мне показалось, что для тебя важнее всего платье, при виде которого все девушки обязаны умереть от зависти? Или я придумал, что все время нашего путешествия ты либо не разговаривала со мной, либо обзывала бесполезным дураком?

– Я думала, что ты любишь меня, – по щекам девушки, еще вчера решившей не плакать, потекли крупные слезы.

– Я тоже так думал, – Халфмун тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. – В любом случае, моя совесть чиста. Здесь ты без проблем найдешь себе мужа, который даст тебе гораздо больше, чем могу дать я. Да и помощь волшебника тебе явно не понадобится. Каждый мускуландец будет прыгать от восторга, если ты позволишь ему выполнить какое угодно твое желание. А уж если ты станешь чьей-то невестой, то сама знаешь, какой бурный безудержный праздник тебя ожидает. Прощай, Селия Кардиган, будь счастлива.

– Счастлива?! – глядя на Халфмуна пылающими от злости глазами, взвыла Селия. Она сжала кулаки так, что костяшки ее пальцев побелели. – Чистеньким хочешь остаться? Не выйдет! Клянусь, что никогда в жизни не буду счастлива. Я не выйду замуж ни за одного из этих благородных и красивых мужчин. Если у меня и будет муж, то самый тупой, страшный, жадный и жестокий. Он будет бить и унижать меня каждый день. Я в муках рожу ему десять, нет – двадцать детей, таких же омерзительных и глупых, как он сам. Дети будут ненавидеть и презирать меня. Они очень быстро высосут из меня все силы, молодость и красоту. Я увяну во цвете лет, разрушенная, опустошенная, и виноват в этом будешь ты. Моя преждевременная и неимоверно мучительная смерть окажется на твоих руках. До последнего своего вздоха я буду проклинать тебя, Халфмун Полулунок.

– Как тебе будет угодно, – Халфмун равнодушно пожал плечами. Аккуратно подняв девушку под руки, он отставил ее со своего пути и пошел дальше. Некоторое время Селия бежала следом, прыгая вокруг Полулунка, колотя его спину своими маленькими кулачками, плюя в него и сыпля проклятиями, но вскоре споткнулась и упала в сугроб. Ревя и извиваясь, как раненный зверь она каталась по снегу, заламывала руки, рвала на себе волосы и царапала лицо ногтями, но Халфмун этого уже не видел. Не оборачиваясь, он шел дальше на север, в молочно-белую мглу, поглотившую все, насколько хватало глаз.

15

На третий день путешествия по заснеженной пустыне Халфмун пожалел, что был так расторопен и не задержался в Мускуландии. Здравый смысл требовал взять хоть что-нибудь съестное, расспросить местных о том, что творится за пределами города, и вообще хоть как-то подготовиться к финальному броску. Теперь же Полулунок брел, в голос ругая себя на чем свет стоит, чтобы перекричать громкое урчание голодного живота.

Халфмун старался держаться выбранного курса, но отсутствие деревьев, холмов, оврагов и любых других ориентиров неимоверно усложняло эту задачу. Спустя пять дней монотонной ходьбы Полулунок наткнулся на цепочку следов, вспоровших снежную гладь, и с ужасом понял, что принадлежат эти следы ему самому. Поддавшись панике, он бросился бежать, задыхаясь и увязая в снегу, и мчался до тех пор, пока окончательно не выбился из сил.

Ноги подкосились, и Халфмун распластался на спине, раскинув руки и уставившись в затянутое ватными облаками небо, сливающееся с подрагивающими облачками его дыхания.

«Что ж, достойный конец. Так мне и надо, – подумал Полулунок. – Бальтазар, Кратис, Трехручка и Селия нашли то, что искали, безо всякого волшебства. А я… выходит, что я искал свою погибель. Далеко же мне пришлось забраться в погоне за смертью. Мог ведь просто взять, да утопиться в Бобровой Заводи. Зато теперь у меня есть все, чтобы раскаяться в собственной глупости. Да-да, Халфмун Полулунок, ты непроходимый самонадеянный глупец, возомнивший себя спасителем мира. Мир предпочел бы умереть со смеху, чем позволить себя спасти такому бестолковому ничтожеству, как ты».

Халфмун закрыл глаза и прислушался к своему сердцу. Оно, как паровой молот колотящееся после изматывающего бега, понемногу замедлялось. Пелена спокойствия и безразличия накрыла Полулунка, унося его сознание из обмякшего тела куда-то вверх, за облака, где оно растворилось в порывах ледяного ветра.

– Папа, папа, смотри, он пришел в себя! – через распахнутые глаза в тело Халфмуна хлынули потоки кипящей боли. Он закричал, но из сведенного судорогой рта не вылетело ни звука.

– Скорее, дай ему смайс, – Полулунок почувствовал, как чьи-то сильные пальцы скользнули под его губы, раздвинули стиснутые челюсти и протолкнули в глотку кусок льда. Халфмун инстинктивно сглотнул и снова провалился в пепельную мглу бесчувствия.

Когда Полулунок открыл глаза в следующий раз, боли не было, и он смог оглядеться. Над его головой темнел скат хижины, сооруженной из ткани и шкур, а впереди виднелись две человеческие фигуры, сидящие у потрескивающего костра.

– Я умер? – прохрипел Халфмун.

– Папа, я же говорила, что он справится! – воскликнул звонкий девичий голос. Фигуры приблизились к Полулунку и склонились над ним.

– Умер чуть меньше, чем полностью, – сфокусировавшись, Халфмун рассмотрел в говорящем человеке седовласого бородатого мужчину, похожего на Гульдара Кнутмоха.

– Ты в крайней стадии истощения, и к тому же обморозил лицо, руки и ноги, – звонкий голосок принадлежал девушке, облик которой удивительно напоминал Полулунку Селию Кардиган.

– Селия? Господин Кнутмох? Что вы здесь… – Халфмун зашелся в приступе кашля.

– Тебе лучше помолчать, пока не наберешься сил, мальчик, – посоветовал мужчина. – Меня зовут Солтис Крост, а эта юная леди – моя дочь Гудрун. Это она нашла тебя и волоком притащила в нашу хижину. О том, кто ты такой, и что забыл в этом суровом краю, расскажешь позже. Не волнуйся, смайс быстро поставит тебя на ноги.

– Смайс – это особенный лед, который встречается только здесь, – сказала Гудрун. – Он очень питателен и лечит любые болезни. Только благодаря смайсу мы с отцом до сих пор живем и зравствуем.

– Это правда. Мы-то к смайсу давно привыкли, но есть у него один серьезный недостаток, – старик вздохнул. – Он туманит голову, заставляет мысли путаться, поэтому обращаться с ним нужно осторожно. Ты назвал меня и мою дочь чужими именами из-за действия смайса. Он часто внушает глазам виденье того, чего на самом деле не существует.

– Ты северный волшебник? – напрягшись, произнес Халфмун.

– Поспи, мальчик, поговорим позже, – сказал Солтис и с головой укрыл Халфмуна одеялом.

Несколько дней Халфмун провел лежа, то просыпаясь, то проваливаясь в глубокий сон. Всякий раз, когда он открывал глаза и начинал стонать от боли, Солтис или Гудрун клали в его рот ярко-оранжевую льдинку, после чего боль утихала, а на смену ей приходила безотчетная радость.

Окрепнув, Полулунок стал ходить вместе с Гудрун на поиски смайса и дров для поддержания огня. Чтобы отыскать достаточно оранжевых ледяных жилок и веток приходилось подолгу копаться в снегу, но Халфмуну это занятье приносило удовольствие. Возвращаясь с добычей к хижине, он и дочь Кроста частенько устраивали игру в снежки, лепили из снежных комьев фигуры людей и животных или просто барахтались в сугробах, беззаботно хохоча. На душе Полулунка было необычайно спокойно и радостно. Ему нравилась смешливая Гудрун и рассудительный Солтис, усталость всякий раз была приятной и сменялась умиротворенным отдыхом в хижине возле уютного очага. По вечерам, когда Гудрун засыпала, Крост и Халфмун вели долгие разговоры. Полулунок рассказывал старику о своих приключениях, а Солтис вспоминал о жизни в Мускуландии.

– Объединенная Конфедерация и среднегорцы… Это же надо, какую чуму люди сами себе придумали, – качал головой Крост. – Я-то думал, что ничего хуже Мускуландии на свете и быть не может.

– Чем же так плоха Мускуландия? Мне показалось, что все люди в ней живут счастливо и богато.

– В том-то и дело, что нет в Мускуландии людей – сплошные механизмы, пустые оболочки, движущиеся и размножающиеся, обрастающие добром и безделушками. Когда родилась Гудрун, я сразу же покинул Мускуландию. Меня в холодный пот бросает при мысли, что она, повзрослев, могла бы стать такой же, как ее мать – самодовольным пустым местом, не интересующимся ничем, кроме новых платьев и украшений. Здесь же, среди простых радостей, она сможет остаться настоящим человеком, а не картинкой. Я всегда хотел жить честно и искренне, пусть и вдали от воспетых удобств.

– А Гудрун, она тоже этого хочет? Может быть, она бы предпочла жить в нормальном доме с мужем, детьми и забавными песиками? – спросил Халфмун.

– Она еще слишком мала, чтобы чего-то хотеть. Я лучше знаю, что хорошо для моей дочери, и в том ее счастье, – отрезал Солтис.

– Скажите честно, вы и есть тот самый волшебник? – сменил тему Полулунок.

– Определенно, я чародей – единственный из мускуландцев сумевший сотворить чудо и разорвать порочный круг бездуховного существования. Для своей дочери я всемогущий и всезнающий волшебник, открывший дивную природу смайса, это так. Но для тебя я просто старый отшельник. Я не могу исполнить твоих желаний, какими бы они ни были.

– Господин Крост, одно мое желание, думаю, вы могли бы сделать явью, – подумав, сказал Халфмун. – Здесь с вами я обрел новую жизнь без забот и проблем, и меньше всего на свете мне хочется прерывать это неторопливое течение времени. Прошу, позвольте мне остаться с вами навсегда, и тогда мне больше ничего не понадобится.

– Я боялся и ждал этого момента, Халфмун, – Солтис помрачнел и ссутулился, как будто на его плечи лег невидимый груз. – Мне неприятно это говорить, но для тебя пришло время покинуть нас и продолжить свое путешествие.

– Вы прогоняете меня? Но почему, господин Крост?

– У тебя своя жизнь, Халфмун, а у нас своя. Я заметил, как Гудрун смотрит на тебя, и это меня беспокоит. Она добрая, наивная и чистая девушка. Ты симпатичен ей, и вам следует расстаться раньше, чем эта симпатия перерастет в нечто большее, что неминуемо приведет к несчастью.

– Но ведь и мне нравится Гудрун! – воскликнул Полулунок. – Почему мы не можем быть счастливы все вместе?

– Нравится – это не то, чего заслуживает моя дочь, Халфмун. Если ты заглянешь в свою душу, то увидишь – в ней нет любви к Гудрун. Ради нее ты должен уйти как можно скорее. Чувства девушки не игрушка, ее сердце – не мишень для удачливого охотника.

– Это неправда. Я люблю Гудрун больше всего на свете, – с жаром возразил Полулунок. – Она самый восхитительный человек из всех, кого я встречал в своей жизни. Рядом с ней мне весело, легко и… Я в полном восторге от нее, как будто внутри меня переливается радуга, а с небес звучит восхитительная музыка, нежнее и мелодичнее которой не бывает.

– В тебе говорит смайс. Откажись от него, и ты сам все поймешь.

– Уверен, что вы ошибаетесь, господин Крост. Чтобы доказать это, я не стану есть смайс столько, сколько потребуется, – заявил Халфмун.

Первый же день без смайса дался Полулунку с великим трудом. Его мучили приступы голода, головная боль, неутолимая жажда и нарастающее чувство беспокойства. От каждого шороха и порыва ветра юноша подскакивал, как ужаленный. Халфмуну казалось, что время остановилось, и он увяз в нем, как насекомое в древесной смоле. Звонкий смех Гудрун раздражал Полулунка настолько, что он едва удержался от того, чтобы накричать на девушку. Ее лицо по-прежнему напоминало ему лицо Селии, но теперь от осознания этого сходства на Халфмуна накатывали волны брезгливости. Не желая разговаривать ни с Гудрун, ни с Солтисом, чьи седые сальные космы теперь казались Полулунку отвратительными, он погрузился в размышления:

«Они отравили меня, гнусные грязные людишки. Что они задумали? Почему Селия так убивалась и не хотела меня отпускать? Если я уйду, кто полюбит Гудрун здесь, в этой пустыне? Смайс. Нужно съесть немного смайса. Нет, я обещал, что не стану этого делать. Солтис ждет, когда я усну, чтобы… Селия, красотка, мечта поэтов из Мускуландии, как же я ее ненавижу. Возьму в жены Гудрун, будет знать. Попрыгает у меня, локти от ревности кусать будет. Проклятый смайс, хоть бы один кусочек. Нет-нет, нельзя. Селия привыкла, что стоит ей пальчиком поманить, и все тут же у ее ног оказывается. Я разрушу ее жизнь, заставлю страдать Гудрун… То есть, Селию. Она мне не нужна, нет-нет. И я ей не нужен. Селии лишь бы знать, что все, чего касается ее дрянной взгляд, принадлежит ей. Я покажу ей, что и у меня может быть собственность не хуже ее. Если Крост меня не прикончит, я завладею дурочкой Гудрун. О, она будет легкой добычей. Она мне не нужна, поэтому ей не заставить меня страдать, вот в чем весь фокус. Кусочек смайса, и голова встанет на место. Ненавистный Солтис, он… Он читает мои мысли, старый баран. Надо перестать думать, сейчас же. Гудрун, Гудрун, красотка Гудрун, когда Крост уснет, я заберу тебя в Мускуландию, подарю там роскошное платье и кольцо, а затем устрою такую свадьбу, что все умрут от зависти. Все-все-все Селии до единой. Тссс, это секретный план, Солтис, не подслушивай, отвратительный старикашка. Немножко смайса, совсем чуть-чуть, и я… и мне… Я запутался. Я схожу с ума. Нет-нет-нет. С умааа… ААА!!!»

В голове Халфмуна словно взорвалась пороховая бочка. Он с ужасом ощутил, что не знает того человека, которому принадлежат все эти путающиеся и сбивающиеся мысли. Безумие кипело и клокотало, выдавливая глаза из орбит и разрывая барабанные перепонки изнутри. Полулунок почувствовал, что сейчас же перестанет существовать, а его место займет сумасшедший незнакомец. В ожидании неизбежного конца он зажмурился, стискивая виски ладонями, но тут в его голове как будто пронесся свежий бодрящий ветерок. Пульсирующая багровая опухоль безумия стала сжиматься, бледнеть и тесниться, освобождая место разрастающемуся источнику холодного белого света.

– Успокойся, Халфмун, – из центра лучащегося пятна раздался ласковый голос. – Ты устал, но это не страшно. Отдохни, и все будет хорошо. Тебе кажется, что ты запутался, но это не так.