Небосвод Надиры

Также, схватив за волосы, он заставил Надиру подняться и толкнул своим солдатам. Потом приставил клинок сабли к горлу Коррадо и принудил его поднять голову:

– Если захочешь отплатить человеку, который держал тут тебя на привязи, приходи ко мне, когда встанешь на ноги… ты и твои необрезанные приятели.

Мухаммад ибн ат-Тумна вышел со двора и поспешил ускакать со своей бандой из рабада, он понимал, что на этот час дозорные Каср-Йанны уже заметили пожары в деревне и подняли тревогу, и скоро подоспеет его шурин с гарнизоном.

Надире связали руки длинной веревкой и на веревке потащили по дороге, спускавшейся с холма, как таскают мулов. Каид с бандитами шел, освещая дорогу парой факелов, Надира шла босиком, и изранила ноги о камни и колючие кусты ежевики. Когда дошли до брода через речушку, которая текла у подножия деревни, а точнее до одной из больших норий, Мухаммад приказал развязать девушку и велел ей накрыться, как подобает женщинам, швырнув изысканное женское платье. Потом глянул на стоявших вокруг мужчин и сказал:

– Если кто-то осмелится покуситься на девчонку, будет иметь дело со мной… как-никак, а она суженная каида, и обращаться с ней надо как подобает!

После чего все вскочили на коней и поскакали к востоку. Надира держалась за талию Джамала, того бугая с медальоном на шее.

Все кони, большей частью черной масти, скакали в одну и ту же сторону. Всадников было человек пятьдесят, на всех черные бурнусы[43 - Бурнус – широкая мужская шерстяная накидка с капюшоном, национальная одежда берберских народностей.] и черные шаровары. У всех угрюмые лица, говорили они на языке, больше распространенном среди африканских мавров. Надира узнала их говор, она в семье тоже часто выражалась на этом наречии, но никогда не слышала, чтобы на нем говорили так свободно и с таким характерным произношением.

Всадники слегка подстегивали коней, кони перешли на шаг, образовалась длинная вереница, неспешно ехавшая под луной.

– Господин, кто эти люди? Куда вы меня везете? – спросила Надира у первого подручного каида, как только немножко успокоилась и перестала плакать.

– Это африканские головорезы Ибн аль-Манкута. Отвернулись от своего каида и перешли на службу к тому, кто платит больше. Их нынешний хозяин – друг моего господина и дал ему взаймы своих наемников, чтобы тот мог попользоваться ими в эти дни, – ответил Джамал.

– И эти чужаки и мне перережут горло? – спросила девушка, в ней читалась наивность человека, не знающего, как устроен мир, человека, который боится всего неизвестного.

Джамал улыбнулся и ответил:

– Не бойся, моему господину ты нужна живой.

Времени прошло не много, и они остановились у селения на границе земель, принадлежащих Ибн аль-Хаввасу, и территории Ибн ат-Тумны. Деревня многим напоминала рабад Каср-Йанны, на околице их встретило еще несколько мерзких типов, тоже головорезы как те, которые напали на рабад. Они в знак уважения коленопреклонились перед Мухаммадом, когда он слезал с коня.

– Отведи девушку к деревенским женщинам, пусть они приведут ее в пристойный вид, а потом пришли ко мне, – приказал каид Джамалу, тот покорно поклонился.

При свете факелов Надиру отвели в небогатый дом, здесь женщины занялись ею: вымыли ноги, причесали и накормили; во взорах женщин сквозило горе. Надира спросила кто они, и одна из женщин рассказала, что три дня назад головорезы Ибн аль-Манкута захватили деревню, поубивали всех мужчин и в виде посвящения в рабство изнасиловали всех женщин.

Затем Надиру привели к каиду, он обосновался в роскошной палатке, поставленной сбоку от мечети.

О приходе девушки возвестил звон множества надетых на нее браслетов и бубенчиков на руках и на ногах. Глаза ей подвели кайялом[44 - Кайял – пудра, состоящая из нескольких минералов, которая смешивается с животным жиром и с древних времен используется в косметике для подводки век и обводки контура глаз.], но, когда она предстала перед Мухаммадом, краска уже начала блекнуть от слез и стекала по щекам черными полосками до самого подбородка.

– Иди сюда, Надира, подойди! У меня в палатке теплее и удобнее. Зимние ночи могут показаться слишком долгими, если не можешь заснуть, – позвал ее Мухаммад, он сидел на подушках, скрестив ноги.

Надира вошла в роскошную палатку, подошла к горящему очагу и сказала:

– Я знаю, кто ты.

– Поэтому меня не удивляет, что мой шурин позарился на тебя… Было бы странно, если бы он выбрал в жены дурочку!

– Не вмешивай меня в свои семейные дела.

– Ты хочешь сказать «в наши» семейные дела… дорогая свояченица! Знаешь, что сделал мне твой каид?

– Твоя жена боится тебя… после того, что ты с ней сотворил.

– Не в моих ли руках жизнь и смерть моих домочадцев и подданных?

– Жизнь всякого в руках Аллаха, а не в твоих.

– Но у Аллаха свои замыслы, и поменять их невозможно. Раз с Маймуной случилось то, что случилось, не воля ли на то Аллаха?

– Значит и то, что она не хочет возвращаться к тебе, есть воля Его… смирись и отпусти меня.

Мухаммад расхохотался и объяснил:

– Разные люди в этом мире рождаются: одни терпят свою долю, а других судьба использует, чтобы менять эпохи, времена и народы. Я родился дворянином, и в своих Сиракузах сумел возвыситься, а потом захватить и пол-Сицилии. Я служу Аллаху и Его неисповедимым замыслам, я родился затем, чтобы менять эпохи, времена и народы. Зла в мире нет… нет и добра, а есть только воля Аллаха.

Тогда Надира бросилась ему в ноги, ткнулась лбом в землю и взмолилась:

– Умоляю, государь, моя мать кричала, когда ты вырвал меня у нее из рук, дом затянуло дымом… Отпусти меня убедиться, что она жива и здорова, а потом я вернусь к тебе.

– Увидишь ли ты свою мать, зависит только от Али, от твоего каида.

Надира подняла глаза, не вставая с колен:

– Не держи меня здесь; люди, которыми ты окружил себя, уголовники и предатели… они причинили огромную боль жителям этой деревни.

– Тебе они ничего худого не сделают, не бойся. Участь высокопоставленной невесты нельзя сравнивать с участью простолюдинок, которых только и отдать солдатне на утеху.

– Но ты обращаешь в рабство даже наших сестер, твои солдаты поубивали всех мужчин!

– Не всех… я приказал оставить в живых крестьян христианской веры. Окружать себя неверными очень выгодно, раз они обильно наполняют мне карманы налогами от джизьи. В восточных иклимах полно неверных и иудеев, это золотая жила для тех, кто там командует.

– Так значит ты джизьей расплачиваешься с этим сбродом наемников? – спросила Надира так же дерзко, как вела себя с Умаром. Она уже поняла, что мольбы не могут подействовать на каменное сердце Мухаммада.

Он пристально и грозно посмотрел на нее и сказал:

– Не будь цели, для которой я сохранил тебе жизнь, не будь у тебя таких глаз и не будь ты так красива, милая моя Надира, я и тебе искромсал бы вены… и еще хуже, приказал бы отрезать тебе язык, чтобы не вмешивалась. Ты у меня в руках, не забывай! Нет сейчас в мире человека, чья жизнь может сломаться так же быстро, как твоя… ниточка из хлопка, которую сжигает пламя, и она рассыпается у меня меж пальцев, – проговорил Мухаммад и потер большим пальцем об указательный.

Будешь приходить ко мне в самом лучшем виде: чтобы было приятно моим глазам. Не разрешаю тебе плакать, раз слезы портят твой лик. Не разрешаю голодать, а то похудеешь. Я сам буду решать надевать тебе или нет джильбаб[45 - Джильбаб – любое длинное и широкое покрывало, которое надевают мусульманки. Такое покрывало отвечает требованию Корана, поскольку скрывает и голову, оставляя непокрытыми только лицо и руки. Оно отличается от хиджаба, который в современном варианте означает платок, оборачиваемый вокруг головы.] в моем присутствии. Но не беспокойся, я не стану покушаться на твою честь, не стану сам и дам никому другому, чтобы ты не обесценилась в глазах Али, и чтобы он не отказался от тебя из-за того, что ты потеряла девственность. Твой каид – оборванец, раб, который поднялся благодаря лести да посулам, но он способен отказаться от своей простолюдинки, если она не сможет дать ему то, на что он надеется в первую брачную ночь. Ты со своей девственностью пока что стоишь дорого как обменная монета за мою жену. Но если Али окажется тупарем, тогда я на него все силы ада брошу, разорю его земли, перебью всех его подданных, заберу всех женщин из его городов и продам в рабство, а главное сделаю с тобой все, что захочу. Нападение на твою деревню для многих жителей прошло безболезненно, потому что мы напали молниеносно и с единственной целью похитить девушку с синими глазами, но если Али не послушает меня, тогда многим придется худо и многим придется склониться перед новым каидом… если захотят жить.

– Ибн аль-Хаввас сумеет освободить меня из твоих когтей, я уверена. А мой брат…

– Убили твоего брата! Я сам видел, как он упал. Что заслужил, то и получил, этот лизоблюд!

Надира свалилась на подушки и расплакалась еще сильнее.

– Умар…. Умар! – отчаянно звала она, ее охватила боль, ей было страшно жаль, что она весь день ругалась с братом и ни разу не сказала, как он ей дорог.

– Твой брат был славным малым. Он, наверняка, в раю и его приняли как мученика. Да не плачь же, Надира, – цинично утешал Мухаммад.

– Не реви! – прикрикнул он, ему хотелось только одного – чтобы она прекратила лить слезы. – Терпеть не могу, когда хныкают в моем присутствии, – договорил он.

– Вот ты говоришь, что печешься обо мне, в свою палатку пригласил; да как же мне сидеть спокойно при таких словах? Да еще хочешь, чтобы я не плакала…