Вьетнамские каникулы, или Записки дауншифтера

По условиям экзамена, официанты без моей помощи принимали заказ на английском языке, а кухня должна была приготовить без ошибок нужное блюдо. В это время, бармен делал «фреши» и заказанные коктейли.

Экзамен был провален. Больше всего вопросов было к кухне. На обслуживание десяти гостей ушло более двух часов. По вьетнамским меркам, это целая вечность! Помимо того, что все делалось очень долго, были ошибки в содержании блюд и их сервировки.

Когда ресторан опустел, начался «разбор полетов». Естественно, все вопросы были обращены ко мне. Хынг молчал, а русский босс нервно искал причину моей плохой работы.

– Друг мой, я плачу тебе деньги и немалые. Что это сегодня было?

– Но я говорил.

– Что ты говорил? Что ты говорил? Надо делать, а не говорить.

– Но меню.

– Что меню? Ты когда будешь работать?

Мне очень, очень хотелось уйти, хлопнув дверью никому ничего не объясняя. Почему меня никто никогда не слушает, а если что не так, делают «козлом отпущения»? Ну, а с другой стороны, такая ситуация со мной не первый раз. Все мои бывшие начальники, в случае провала бизнеса всегда делали меня виноватым. Можно было уже привыкнуть. Решив, что все дела нужно доводить до конца я произнес:

– Сегодня вам будут высланы мои соображения в отношении работы ресторана. Прочитайте внимательно и решите, нужен я вам или нет. Если нужен, то прислушайтесь к моему мнению, а если нет, я пойду работать в другое место.

– Окей, – ответил Хынг, под молчание русской стороны.

На следующий день, прочитав мой ультиматум, хозяева ресторана прислушались и согласились с главными требованиями: «сокращение меню до нескольких позиций и обучением персонала кухни по моей методе». Открытие отложили. У меня было две недели, чтобы поправить ситуацию.

Но, как обычно бывает, неприятности пришли оттуда, откуда их совсем не ждали. Наш шеф-повар объявила, что уходит от нас по семейным обстоятельствам. Оказывается, на прежней работе у нее сложился роман с одним стареньким австралийцем и теперь он позвал ее не только замуж, но и на свою историческую родину. Сказать, что я был в бешенстве, это ничего не сказать. Почти два месяца она молчала, ходила к нам на работу, получала деньги и вдруг, как гром среди ясного неба, свадьба.

На первый взгляд выходов из создавшегося тупика не было. Заставить ее подождать не представлялось возможным. Избранник был в годах, и мог вообще не дотянуть до свадьбы. Да и потом, каждую минуту, такого завидного жениха атаковывали молодые вьетнамки. Не молодой «молодой» нужно было торопиться и устраивать свое счастье, а не спасать наш ресторан. Мне предстояло просто смириться с создавшейся ситуацией.

Наоравшись с горя на берегу океана, я попытался успокоиться и что-нибудь придумать. Единственным возможным вариантом было временно самому занять место шефа и, в процессе работы подготовить на эту должность одного из поварят.

Первым делом, я заказал большие фотографии выбранных мной блюд, чтобы повесить их на стены кухни для наглядности. Вьетнамцам нужно было видеть, как выглядит европейская еда на тарелке в конечном варианте. После того, как они подали жареную рыбу, обложенную огурцами и апельсинами, я понял, что понятие «красиво» у них несколько отличается от нашего. Следующий шаг был вдолбить в азиатские головы четкий алгоритм приготовления каждого блюда, без всяких отходов в стороны. Под каждой фотографией блюда мы написали на вьетнамском языке состав и особенности блюда. Затем определили, что можно приготовить заранее, чтобы держать в качестве полуфабрикатов. Вьетнамцы долго не могли понять, как можно подавать свекольно-капустный суп (борщ), сваренный за день до этого. Несмотря на мои длительные объяснения, понятие «настояться», они так и не освоили, потому как во Вьетнаме понятие вчерашняя еда практически отсутствовало.

В качестве единственного десерта выбрали морковный пирог с шоколадным сиропом по рецепту Ирины Петровны. Это блюдо из местных продуктов получилось вкуснее, чем в России.

Через две недели ресторан был более-менее готов к работе. К этому времени и мама и подруга шефа покинули нас, поэтому владельцу «Черного кота» можно было расслабиться и хорошенечко напиться.

Во Вьетнаме, открытие такого рода заведений происходит с размахом. За несколько дней до намеченной даты рассылаются пригласительные билеты. Обычно приглашаются руководители полиции, народного комитета, департамента по работе с иностранцами. Ну и конечно, все знакомые и незнакомые соотечественники.

К этому дню мы подготовили «шведский стол» и разного рода выпивки на сто человек. Для рекламы ирландского паба по моему дизайну сделали двести черных маек с принтом «Bar Duck». Конечно, если соблюсти правила английского языка, то было бы правильнее написать «Duck Bar», но мы сознательно пошли на ошибку, чтобы по-русски название звучало как «Бардак».

В назначенный день ресторан наполнился гостями. У входа, на деревянных треногах, стоял десяток венков. Создавалось впечатление, что ресторан не открывают, а провожают в последний путь, но во Вьетнаме поздравительные букеты по любому поводу делаются в виде наших траурных венков, от этого создается такое невеселое ощущение.

Закуски сделали заранее, поэтому работы на кухне было немного. Я переоделся и вышел к гостям. Ничем особенным этот праздник не отличался. Если не считать цветов у входа, отмечающих событийность момента – обычная пьянка. Несколько десятков важных человек пили и ели бесплатно, попутно хваля всех и вся. Единственный эпизод заставил меня запомнить эту дату надолго.

Под конец торжества в баре осталось несколько человек, включая русского учредителя. Я позволил себе немного выпить и устав от британской музыки, которая весь вечер играла в баре, решил «поменять пластинку» на отечественную. Первая в моем сборнике была песня всенародно любимая, а по пьяни приводящая в неистовство. «Черный ворон, черный ворон, что ты вьешься надо мной» – зазвучало в ирландском «бардак» пабе. Что-то в этой песне есть глубокое, истинно русское, волнующее душу. Надо сказать, что взволновала она не только меня. Уже на втором куплете, я увидел, как танцует хозяин классического «фьюжен» заведения. Собственно не танцует, а извивается вприсядку. К этому моменту, он естественно уже был «в дымину». В этот раз на него не только нахлынули какие-то воспоминания, они его аж пришпилили, вогнав в страшный транс. Лицо стало пунцово-красным, а вылезшие из орбит глаза традиционно налились кровью. На третьем куплете он уже стоял на коленях и держал себя за голову, видимо боясь, что она оторвется и куда-то улетит. Когда текст песни дошел до фразы: «Полети в мою сторонку, скажи маменьке моей, ты скажи моей любезной, что за родину я пал», он буквально завыл, как волчара в жутком фильме про оборотней. В этих строчках было все, и про маму и про родину, видимо поэтому его так «вставило», другого слова не подобрать. Чтобы хоть как-то заглушить этот вой, который возможно был криком больной души, я сделал музыку погромче, но от этого реакция моего шефа на грустную песню стала только сильнее. Наверное если бы на его голове были волосы, он бы их драл, но так как растительности было немного, я боялся, что он начнет драть волосы на окружающих. Кое-как, в состоянии жуткого стресса от ожидания неприятностей, я дожил до конца «ворона», а в этом исполнении это было четыре минуты пятьдесят шесть секунд. Следующая композиция на моем народно-патриотическом диске была «Когда мы были на войне» в исполнении кубанского казачьего хора. Она не была такой фатальной, но я решил не испытывать судьбу и быстро вернул в бар британо-ирландские напевы.

В надежде избежать общения с перевозбужденным шефом, я тихонько вышел на веранду, подышать свежим воздухом и успокоиться. Через несколько минут, внешне спокойный, с бокалом виски в руке, русский совладелец вышел из бара и направился ко мне. Такая быстрая перемена его состояния, не только насторожила, но еще более напугала.

– Садись, надо поговорить, – удивительно членораздельно начал он.

Не ожидая ничего хорошего, я присел на краешек плетеного кресла.

– Ты служил? – продолжил босс.

– Да, моряком-пограничником в Абхазии, я же тебе говорил.

Вспомнив, что начальник воевал и был в плену, я загрустил еще сильнее. Разговор о службе ничего хорошего не сулил. Тем временем, на пьяного, расстроенного «черным вороном» шефа, накатывали очередные воспоминания. Спокойствие покинуло его, и он опять закрыл лицо руками. Пауза затянулась. Вместо того, чтоб тихо сидеть и ждать, когда все закончится, я сдуру решил продолжить диалог.

– С тобой все нормально? А ты где служил?

Собеседник на секунду замер и медленно, видимо боясь спугнуть меня раньше времени, убрал руки с лица. Тут я сделал еще одну ошибку. Доселе, мой взгляд блуждал по сторонам, помня, что дикому животному нельзя смотреть в глаза, но тут я случайно взглянул в сторону шефа и наши глаза встретились.

– Служил, – тихо прошипел он, – писарем в штабе. Веришь?

После того, как вышел фильм «Брат», много людей хотело быть похожими на Данилу Багрова. И это был не первый случай, когда я слышал такой издевательский ответ на фразу: «Где ты служил?», но это был первый случай, когда передо мной сидел человек, реально готовый разорвать меня на части, без всякой на то причины.

– Не верю, – произнес я, случайно усугубляя ситуацию.

Думаю, в этой ситуации любой ответ не устроил бы шефа, но отрицание, которое он услышал в моей фразе, послужило началом к боевым действиям.

– Не веришь? – процедил он сквозь зубы и бросился на меня.

Сомкнув пальцы на моем горле, безумный пьяный босс вряд ли соображал, что может отнять у меня жизнь, но мне от этого было не легче. Я пытался разомкнуть его мертвую хватку, но как можно разжать сомкнутые челюсти бультерьера? Вспомнив, что попав в пасть крокодила, нужно давить пресмыкающемуся на глаза, я попытался одной рукой выдавить глаз взбесившемуся соотечественнику, но от этого его хватка стала только сильнее. Силы покидали меня, и уже в полузабытьи я ощутил сильный удар, от которого агрессор обмяк. Руки убийцы разжались. Сбросив с себя тело, у меня получилось откашляться и задышать полной грудью. Над собой я увидел большого толстого австралийца с тяжелым барным стулом в руке.

– Are you alright? That fucking son almost killed you? – произнес он.

– Thank you. You saved my life. Are you kill him? – ответил я, удивляясь правильности построения фразы после произошедшего.

– I don't think so, – ответил мой спаситель и, бросив стул в сторону, спокойно вернулся к стойке бара.

Босс тем временем простонал и перевернулся на спину. Недолго думая, я схватил свои вещи и отправился домой.

Выключив телефон и включив компьютер, я написал учредителям «Черного кота» письмо о том, что очень ценю свою жизнь и больше не намерен работать на этой должности. Приготовив деньги, которые мне дал начальник-душитель в качестве «подъемных», лег спать, предварительно напившись корвалола.

Проснулся от стука в дверь. Посмотрел в глазок. Стоял опухший босс с перемотанной бинтом головой. По поведению, он вроде не хотел моей смерти. Я открыл дверь и впустил вчерашнего душегуба. Шеф сел на кресло в гостиной и без прелюдий, сразу «взял быка за рога», не давая мне опомниться, и выговориться.

– Вот тебе тысяча долларов за вчерашнее. Извини, я перебрал. Мы с тобой тут не девочки, ты должен меня понять.

– Что я должен был понять? Что ты по пьяни чуть не задушил меня?

Но вызывать чувство вины не получалось.

– Когда мы начинали, ты мне пообещал сделать работу и запустить ресторан! Помнишь?

– Помню, но я не думал, что мне нужно было брать с тебя обещание не душить меня?

– Обещал – сделай. Запусти ресторан и иди куда хочешь. Я вложил деньги, я на тебя надеялся. За вчерашнее, еще раз прости. Эта штука «баксов» за беспокойство, понимай, как хочешь. Я завтра уезжаю и приеду не скоро. Год, а то и два буду в Африке, так что решай сам.

Я молчал и думал. У японцев есть такое понятие «гири» – долг чести, некая моральная обязанность, необходимость, заставляющая человека порой делать что-то, против собственного желания, или вопреки собственной выгоде. В чем-то он был прав. Раз обещал надо сделать.