Рейх. Воспоминания о немецком плене (1942–1945)

– Вас, вас?[257 - Что, что? (нем.).]

– Хрен тебе в глаз.

– Я-а-а. Хаб аух венишь брот[258 - Да-а-а. У меня тоже мало хлеба.].

– Хрен тебе в рот.

– Нед ферштее[259 - Не понимаю.].

– Хреном по шее. Вот тогда, может быть, поймешь.

– Я-а. Ишь бин аух арме тойфель[260 - Да-а. Я ведь тоже бедный человек.].

Подходит Педа Либишь.

– Вас ист денн лёс, Фалдин?[261 - Что тут произошло, Валентин?].

– Руссен брот гекляут[262 - Русские украли хлеб.].

– Я, я. Гут, гут… Аба золль никс дем шеф заген. Ди арме лёйте иммер хабен хунгер[263 - Да, да. Хорошо. Но ты не должен говорить шефу. Ведь эти бедные люди всегда голодны.].

Фалдин никому не сказал.

Cogito – ergo sum[264 - Я мыслю, следовательно, я существую.].

Sum ergo cogito[265 - Существую, следовательно, мыслю (лат.).].

Какая жизнь без мысли, без думы!

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать[266 - Цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье…») (1830).] (то есть чувствовать, любить).

Мыслить и любить – вот содержание полноценной жизни.

А мысль пленяги взлететь не может: она скована, как сковано тело.

Запереть мыслящего человека, истязать его физически и морально и вдобавок ко всему этому лишить духовной пищи – вот безмерная жестокость. Как тут не вспомнить свирепость мучителей Уголино[267 - Граф Уголино делла Герардеска (ок. 1220 – 1289) – свергнутый правитель Пизы. Выведен в «Божественной комедии» Данте, где рассказывается о его смерти вместе с сыновьями от голода.].

Настанет день, и рухнет башня глада.

Тогда берегись, Tedesco Rugieri[268 - Руджери дельи Убальдини (? – 1295) – итальянский архиепископ, чье имя также упоминается в «Божественной комедии» Данте. Переселение Руджери в Пизу совпало с началом конфликта между сторонниками Уголино и Висконти. Войдя в доверие к Висконти, Руджери способствовал разжиганию конфликта, закончившегося восстанием, в котором сторонники Уголино потерпели поражение. Согласно версии Данте, заимствованной из хроник, Руджери заключил Уголино вместе с двумя сыновьями и двумя племянниками в башню Муда (башня Гваланди), где они умерли от голода. У Данте в 9?м круге Ада Уголино, отвлекаясь от поедания своей жертвы – архиепископа Руджери, рассказывает ему свою историю.].

Непереносимы муки физического голода. Они превращают человека в бессловесное четвероногое. Шаришь воспаленными глазами, роешься в мусорке, тащишь всякое дерьмо в рот.

А разве духовный голод лучше? Нередко и он клонит долу очи пленяги, жаждущего пищи для ума. Найдешь в альтпапиркорбе[269 - Корзинка для старой бумаги.] обрывок газеты или страничку журнала – и рад им, словно пайкам и лушпайкам. Заберешься куда-нибудь подальше от вахманских глаз и читаешь, пока вокруг не лягут сумеречные тени.

– Литератор!! – злобно говорит Мацукин. – Книгами да совестью питаешься.

– Видать, не все сало вытопили фрицы, в кишках еще осталось. Погоди, скоро выбросишь свои листочки в аборт.

– Без книги подохнешь и с книгой подохнешь. Как ни крутись, браток, а все равно сыграешь в ящик.

– Бог не выдаст, свинья не съест. Авось не подохну.

– Что же, ты средство какое знаешь? Говори, может, и нам поможет.

– Средства не знаю, а поддаваться психозу голода не стану. Печатное слово как раз и помогает мне бороться с ним.

– Вот антимонию развел. Сплошная черная магия.

– Не спасут, браток, и черные книги[270 - Черными книгами называют издания по черной магии и оккультизму.]. Все равно подохнешь с нами.

А я продолжал собирать клочки газет и журналов. Правда, это была геббельсовская печатная брехня, но я научился анатомировать ее и читать между строк. Кроме того, кое-что узнавал от Фрица и Адама, слушавших тайком советское и английское радио. Так постепенно, по кусочкам воссоздавалась правда о положении на фронтах, о внутренней политике фашистской Германии, о фактическом бесправии немцев-рабочих, об изуверском плане Гитлера уничтожить русский народ, о стремлении нацистов построить Neue Europa (Neue Ordnung in Europa)[271 - «Новая Европа», «Новый европейский порядок» – политический строй, который нацистская Германия стремилась установить на оккупированных территориях. Считалось, что «новый порядок» будет построен на принципах народности и немецко-нордического вождизма. Это означало признание расового неравенства различных народов, объявление одних «народами господ», а других пригодными лишь к повиновению. Сообщество народов с их разными расово-биологическими ценностями должно создать, по убеждению теоретиков НСДАП, естественную целостность Европы, покоящуюся на законе «органической свободы». Подробнее см.: Буханов В. А. Гитлеровский «новый порядок» в Европе и его крах (1933–1945). 2?е изд., доп. Екатеринбург, 2013.] по спартанскому образцу, то есть превратить всех ненемцев в илотов, добывающих материальные блага для нордических спартиатов.

Товарищи стали иногда обращаться с вопросами:

– А что наши, всё отступают или уже остановились?

– А как англичане?

– А где Сталин?

Число вопросов с каждым днем возрастало, беседы делались более частыми и продолжительными. В истерзанных пленяжьих душах, где почти вся интеллектуально-эмоциональная сфера подавлена пищевой доминантой, постепенно пробуждались проблески мысли. Правда, некоторые еще говорили:

– Нет, силен распроклятый немец. Не выдюжить нашим.

Но уже звучали и другие голоса:

– А может, и прав Сталин: победа будет за нами[272 - Слова «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» были произнесены В. М. Молотовым в обращении по радио к советскому народу 22 июня 1941 г. В выступлении И. В. Сталина 3 июля 1941 г. присутствовало схожее выражение: «…все <…> видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить».].

Многие не удовлетворялись и этой робко высказанной надеждой.

– Врешь, Петро, совсем не то говоришь. Скажи – Сталин прав: победа будет за нами!

Саша Сщенцов[273 - Так в тексте. Видимо, имеется в виду Саша Сизенцов, упоминаемый далее.] возмущен своим напарником по станку Харисом Каримовым.

– Сволочь черножопая. Мало того, что он добровольно чистит немецкий аборт, чуть ли не языком вылизывает стульчаки. Теперь он вкалывает на станке так, что немцев оторопь берет.

– Это верно. Позавчера подошел ко мне Фриц Штайнбрешер: «Чего хочет добиться Каримов своей сверхскорой работой? Скажите ему, чтоб он замедлил темпы». Говорил Каримову. А что толку: он все равно свою линию тянет.

– Ну а что делать мне – напарнику Каримова?

– Как что? Уж не думаешь ли ты равняться на него? Или и тебе мерещится экстрапайка?

– Плевать я хотел на экстрапайку. Но ведь шеф скажет: «Варум-почему? Каримов гут арбай, и ты, дескать, мус гут арбай»[274 - Хорошо работает… должен хорошо работать.].

– А ты плюнь и на дике швайн[275 - Толстая свинья.], и на черножопого гада.

– Да, тебе хорошо говорить. А как набьют морду да посадят в карцер без баланды и пайки!