Ах, какой же будет стыд!
Так угодно было свыше.
Дева веки подняла,
Сердце дрогнуло, не дышит,
Точно вовсе умерла.
«Кто он? – думает девица, —
Душегуб или святой?
Разве может быть убийца,
С неземною красотой?
Как он смотрит! В жар бросает,
Сердце странно так стучит!»
Отчего ее прельщает
Незнакомца внешний вид?
«Кто ты, Божие созданье?
Ангел ли иль человек?
Или тот, кто жить в скитанье
Обречен за страшный грех?
Где твой дом? За облаками?
Под скалистою грядой?
Там, где ведьмы с колдунами,
В шабаш пляшут с сатаной?
Что тебе милей для сердца?
Море иль земная твердь?
Где под солнцем лучше греться?
Только правду мне ответь.»
«Я не помню прошлой ночи,
Кто я есть, откуда я,
Лишь душа поверить хочет,
Что мне Бог послал тебя.
Что отныне мне спасенье —
Пара нежных карих глаз,
Правда, может впечатленье
Быть обманчивым подчас.»
«Верен я своему слову.
Трижды мне сгореть в аду,
Если беды и крамолу
От тебя не отведу.
Будь же доброю сестрою,
Пусть ослепну, коли так,
Ведь твоею красотою
Любовался я, дурак.»
«Нет, прошу, не надо ада,
Мир и так причал для зла,
Брату я была бы рада,
Но спасти хочу глаза.»
Что-то мрачное во взгляде,
Вспыхнув, меркнет в тот же час,
Как круги на водной глади,
Что порой тревожат нас.»
Вдруг, как гром, воспоминанье:
Дом в неведомом краю,
В нем готовится собранье,
Гости прибыли к царю.
Дом – дворцовая палата,
Стража ходит по двору,
А палаты все из злата,
Краше слов не подберу.
Ну, а царь на троне дивном,
Из кораллов всех морей,
В одеянье чудном, длинном,
Из сверкающих камней.
Взгляд его наполнен думой,
Неспокойно на душе:
Горе с дочкой неразумной,
Что на выданье уже.
В рог хитиновый рапана
Дочерей зовет своих.
Овдовевший слишком рано,
Он в семействе за двоих.
И царевны все прекрасны,
Входят в залу, поклонясь,
Встречи их с отцом не часты,
Весь в делах Великий князь.
«Где Дестина? – молвит отче, —
Где проказница моя?»
Сестры все отводят очи,
Ничего не говоря.
«Пасифея, ты всех старше,
Сестрам малым ты, как мать,
Можешь позже или раньше,
Но ответ должна мне дать».