Честь имеющие. Сборник очерков о правоприменителях

– В качестве судьи? – переспрашивает он. Я краснею, потому что понимаю, что свой вопрос сформулировал не слишком удачно. И мне остается одно… подтвердить.

– Да.

– Ну… давно это было. По окончании юридического института…

– Нашего?

– Верно… Мне предложили, я согласился и поехал в один из городов на севере области – Североуральск[15 - Примерно в пятистах километрах севернее Екатеринбурга.]. Меня там избрали судьей. Нас в суде тогда было двое: председатель и я. Варился в собственном соку. И продолжал учиться… иногда – на собственных ошибках.

– И что это за «ошибки»?

Ермаков замолкает на несколько секунд и смотрит в окно. Ему, понимаю, не слишком-то хочется вспоминать.

– Вот… случай, который не забуду никогда. Решили мы рассмотреть одно уголовное дело с выездом на производство, где работал подсудимый. Красный уголок. Полно людей. Соответствующая атмосфера. К тому же молодая кровь судьи бурлит… Разгоряченно и размахнулся. Отмерил на всю катушку – семь лет лишения свободы. Осужденный не стал жаловаться. Но его последние слова все еще у меня в ушах: «Что-то слишком много…»

– Много?!

– В том случае хватило бы и четырех лет. По сути. Статья сто восьмая часть первая. Брат приревновал жену к брату и подколол. Ранее не судим. Не надо было перегибать… Конечно, вышел досрочно. Хорошо вел себя там. Но… все равно… жизнь человека не так пошла, как могла бы. Я сделал навсегда зарубку: размахивать орудием правосудия не всегда на пользу. Эмоции надо держать в «узде» – крепко держать.

– Вы поступили в соответствии с законом. Какая же это ошибка?

– Формально – нет. А по совести – да.

Я сказал:

– Позади – почти двадцать лет работы судьей…

Ермаков уточнил:

– Только в областном суде.

– Столько людей прошло перед вами… И ведь самых разных…

– Очень много. И все они далеки от идеала. Но я стараюсь быть хладнокровным. Спокойно выслушиваю все стороны процесса: подсудимых, потерпевших, свидетелей…

– И убийц?!

– Убийц – гоже. Тем более, что убийцей он будет признан лишь после постановления приговора, после вступления его в законную силу, а до тех пор…

Мы еще вернемся к этой беседе.

2

…Шли дни, недели. Судебный процесс, в котором рассматривалось дело в отношении очередного бандитского сообщества (предполагаемые главари Халилов и Швецов), то возобновлялся, то снова прерывался и конца-края ему не было видно.

Нет, конец будет. Нет, будет и приговор. Но потом. А сейчас? Процесс идет своим чередом – так, как и предусмотрено уголовно-процессуальным законом.

Наверное, кому-нибудь и хочется с ним поскорее покончить, но только не председательствующему. Да и как? Как?! Если один из подсудимых (некто Мисулин) привык к свободе за время следствия и никак не хочет с ней расставаться и объявляться; если то один, то другой адвокат либо заболевают, либо заявляют все новые и новые ходатайства, отказать в которых Ермаков и его коллеги-судьи не вправе; если в деле то и дело появляются «огрехи», допущенные в ходе предварительного следствия, которые суд вынужден по ходу устранять. Достаточно лишь необоснованно отказать в удовлетворении одного ходатайства или прикрыть глаза на «грешок» следователя, как пиши – пропало. Многомесячная и многотрудная работа пойдет насмарку. Адвокаты ведь не упустят такой возможности. Вон их сколько – семеро и все зрят в два глаза. И всем или почти всем страсть как хочется «подловить» суд. Так что ухо приходится держать востро, а иначе жди пощечину из Москвы… в виде отмены приговора. А кому, по доброй воле, хочется получать затрещину? Ермакову – как и всем.

Да и дело, как мне показалось, даже не в этом. Не может и не хочет Ермаков работать, все время оглядываясь на надзорную инстанцию. Хорошо делать свою работу – не Москве это надо, а ему самому, прежде всего.

…Вновь зал судебных заседаний. На скамье подсудимых Халилов, Балетинских, Зиборов, Савельев, Швецов, Устюжанин, Смолин (те же самые семеро смелых) по привычке занимают места за решеткой. Они хорошо выглядят – бодро и независимо. Иногда, переглядываясь с соседями, улыбаются. Возможно, радуются, что Мисулина (восьмого подсудимого, неожиданно исчезнувшего перед самым началом процесса) все еще не нашли, а потому суд вынужден дело в отношении него выделить в отдельное производство. А ведь предварительное следствие (я так почувствовал) особенно опиралось именно на его показаниях. Теперь же… Позиции обвинения сильно ослаблены. Естественно, и судьям не стало легче. И все же…

3

В зал вводят Дмитрия Преображенского. Его сопровождают конвоиры. Он – подследственный, однако совсем по другому делу. Ему еще предстоит суд за кражу чужого имущества. Здесь же он присутствует в качестве свидетеля.

Ермаков:

– Скажите, кто из подсудимых вам знаком?

Преображенский, немного помявшись, отвечает:

– Знаю Швецова, Устюжанина.

Ермаков:

– При каких обстоятельствах познакомились?

Преображенский:

– В СИЗО. В одной камере сидели с… Швецовым. В мае я освободился. Жил на Изоплите[16 - Окраинный микрорайон Екатеринбурга.], в частном доме. Сожительствовал с Натальей Гусевой. В июне-июле того же года вместе с нами проживал и Швецов.

Ермаков:

– Вы знали, чем занимается Швецов?

Преображенский:

– От него знал, что он изготавливает керамическую плитку. Помимо этого мне ничего не было известно.

Ермаков:

– Скажите, в вашем доме был изъят милицией дипломат?

Преображенский:

– Да.

Ермаков:

– Опишите, как он выглядел.

Преображенский:

– Дипломат как дипломат. С кодовыми замками. Коричневый.

Ермаков достает дипломат и показывает так, чтобы видел не только свидетель, но и все другие участники судебного процесса.