Да, выдвигали своего человека на руководящую должность[3 - Кстати: тогдашний прокурор области Туйков, прежде чем занять этот пост, поработал заведующим отделом административных органов Свердловского обкома КПСС, явившийся, не собираюсь скрывать, прообразом одного из героев романа «Псы одичалые», изданного отдельной книгой в одном из московских издательств.]. Да, оказывали доверие. Но каждый при этом отлично знал: кто выдвинул, тот и «задвинет» в любой момент, если станешь нарушать неписаные, однако свято исполняемые, правила игры. Главное правило я сформулирую так: законно лишь то, что исходит из стен руководящего партийного органа КПСС. Это – первично, а всё остальное – вторично, имеющее прикладное значение. И хотя теоретически прокуроры назначались Москвой, а потому, вроде бы, находились в неком привилегированном положении и напрямую не подчинялись местным органам власти, практически же прекрасно знали, в чьих руках на самом деле их судьба. Поэтому-то многие жили в мире и согласии с местной партийной верхушкой.
Калинин, заняв прокурорскую должность, знал все это. Он также понимал, что, став Нижнетагильским транспортным прокурором[4 - Транспортные прокуроры действовали и действуют параллельно с территориальными. Взаимодействуют, когда надо, но не более того. В исключительную сферу влияния транспортных прокуратур входит транспорт и все, что с ним связано, – железнодорожный, водный, воздушный.], обязан оправдывать оказанное партией высокое доверие.
Василий Валентинович был молод, умен, образован, то есть вполне перспективен.
Однако уже через несколько месяцев его «доверители» – секретари Нижнетагильского горкома КПСС – забеспокоились, занервничали. Хотя внешне Калинин и не давал повода: будучи по природе пунктуальным, всегда являлся в горком КПСС на «инструктивные» совещания, внимательно выслушивал очередные «тезисы партии», не спорил, то есть старался (без крайней на то нужды) не дразнить «гусей», не раздражать отцов-попечителей. Партработники – люди ушлые, поэтому интуитивно почувствовали в своем вчерашнем собрате нечто, чуждое и враждебное им. И сразу насторожились. И не без оснований.
3
Ведь как было? Каждый «сверчок» должен был знать свой «шесток»; он не вправе был совать свой длинный нос туда, куда совать ему не положено; не верещать, если не получил на то благословение верхов.
Калинин же повел игру по другим правилам.
Первые раскаты грома пронеслись над Нижним Тагилом уже в 1986 году.
Автор этих строк стал невольным свидетелем того, как тогдашний начальник Свердловской железной дороги[5 - Нужно пояснить сегодняшнему читателю, что это по тем временам была грандиозная фигура. Достаточно сказать, что начальник дороги назначался министром путей сообщения, однако утверждался на заседании Секретариата ЦК КПСС, то есть на самом-самом верху… Так что его голыми руками взять было нельзя.], потрясая в воздухе самой главной партийной газетой в СССР, захлебываясь от гнева, с трудом подбирая из русского лексикона приличные слова (рвались-то наружу совсем другие выражения) кричал все, что он думает о Нижнетагильском транспортном прокуроре, авторе буквально небольшой заметки (на сотню строк), опубликованной в последнем номере «Правды».
Всплеск эмоций обрушился для начала на голову тогдашнего Уральского транспортного прокурора[6 - Это примерно то же самое, что прокурор области.], которому напрямую подчинялся Калинин. Ну, а дальше…
Что так разгневало большого начальника? Без пояснений, хотя бы коротких, никак не обойтись.
Железнодорожники всегда слыли отчаянными борцами за сокращение простоя вагонов под погрузкой и выгрузкой на подъездных путях своих клиентов, то есть на путях промышленных предприятий, которых именовали и именуют сейчас грузополучателями. Последние хорошо знали, насколько жестки санкции их ждут, если не уложатся в установленную норму простоя подвижного состава[7 - Подвижной состав – это крытые вагоны, полувагоны, цистерны, платформы, рефрижераторные секции, хоппер-дозаторы.]. Не миновать огромных штрафов.
Но парадокс: если подвижной состав стоит на подъездных путях промышленного предприятия больше нормы, то за каждый час накручиваются большие штрафы; если тот же самый подвижной состав стоит сутками на станциях, то есть на путях магистрального железнодорожного ведомства, то за это никто уже не несет никакой ответственности, в том числе и не следуют штрафные санкции.
Это непорядок, чудовищная бесхозяйственность в масштабах СССР, по мнению Калинина, которую следует устранить во всесоюзном масштабе. Завод или фабрика – это государственные предприятия? Да! А железная дорога что? Тоже государственное предприятие. Значит? Статус предприятий один, однако мера ответственности перед государством разная. Прокурор и предложил на страницах центральной газеты уравнять всех как в правах, так и в обязанностях, то есть пусть железная дорога также платит штрафы за сверх нормативные простои вагонов на своих путях.
Кто-кто, а железнодорожные начальники сразу заметили эту «бомбу замедленного действия»: попади заметка с «идеями» прокурора на глаза Минфину или Госплану, то там сразу ухватятся и тогда МПС станет платить за собственную бесхозяйственность огромные деньги.
По мнению начальника дороги, заметка в «Правде» – это не что иное, как удар ниже пояса, от которого нестерпимая боль. И кто возбудитель этой боли? Транспортный прокурор, по мнению крупного хозяйственного руководителя, призван не палки в колеса вставлять, а помогать, иначе говоря, действовать лишь так, как это выгодно и удобно ведомственному монстру.
Помню, как Нетунаев встал и сказал, отвечая на гнев начальника:
– Я поговорю с Калининым…
Развалясь в кресле, Скворцов ответствовал:
– Да, уж, сделай одолжение… поговори… хорошенько так поговори… Чтобы впредь неповадно было лезть туда, куда его не просят.
Нетунаев, Уральский транспортный прокурор, мог защитить Калинина. Даже обязан был защитить и осадить явно зарвавшегося самодура-руководителя. Защитить хотя бы потому, что Калинин, его подчиненный, не преследовал никаких личных целей, наоборот, он стоял на страже не узко ведомственных, а государственных интересов, что, конечно же, является приоритетным. Не возвысил свой голос Александр Иванович, потому что побоялся, как это ни странно прозвучит. Хороший человек Нетунаев (это я искренне говорю, потому что хорошо его знаю), но… Не орел, нет, не орел! Он-то прекрасно знал, что значит ссать против ветра, даже ему, носящему на погонах генеральские звезды. Полковник, его подчиненный, не струсил, а он?..
4
Партноменклатура посчитала сие действо Калинина как предательский шаг. Предательство от кого? От того, кто является её выдвиженцем?! Не то плохо, что стал «вякать», будто он и есть самый умный, на всю огромную страну, а то, что даже прежде не удосужился прийти и посоветоваться.
На кого замахнулся? Кого ударил, в первую очередь? Начальника Нижнетагильского отделения железной дороги Михаила Петровича Шапошникова, с которым бок о бок некогда работал в аппарате Нижнетагильского горкома КПСС? Покусился на интересы, который открывает дверь кабинета первого секретаря обкома КПСС одной левой и который здоровается за ручку с секретарем ЦК КПСС Егором Лигачевым, с самим Лигачевым!?
Вот фрагмент одной из моих бесед с Калининым.
Журналист:
– Я знаю, как отреагировало на ваше выступление в печати железнодорожное начальство, – видел своими глазами, слышал своими ушами. А ваше, то есть прокурорское начальство?.. С одобрением, поди?
Прокурор:
– Да что вы!.. Так случилось, что вскоре после моего выступления в «Правде» состоялось всесоюзное совещание прокуроров. В Москве оно проходило. Тема другая, но все же грубо одернули: почему, мол, не согласовал с ними, то есть с Генеральной Прокуратурой?
Журналист:
– А ведь, в самом деле, ваш поступок непривычен даже сегодня, а тогда, на заре перестройки… Прокурор без одобрения сверху и шагу ступить не смел. И другое: по опыту знаю, как отбояриваются от журналистов прокуроры, не желая делиться имеющейся информацией; ниже своего достоинства считали и считают сейчас публиковаться в газетах. Особенно по острым вопросам. Вы же…
Прокурор:
– Я нарушил неписаное правило, за что и поплатился.
Журналист:
– Что вы имеете в виду? Выговор объявили?
Прокурор:
– Хуже, гораздо хуже… Поплатился тем, что стал терять доверие власть предержащих, стал утрачивать имидж человека их круга.
Журналист:
– Это опасно?
Прокурор:
– Очень! Потому что на подобных «перерожденцах» партийно-государственно-хозяйственная номенклатура ставила жирный крест.
Журналист:
– Несмываемый?
Прокурор:
– Практически, да. Клеймо «чужака» следует по пятам. Куда бы ни пришел – повсюду ты будешь в изоляции, окруженный стеной неприязни и подозрительности.
Журналист:
– Но вы, мне кажется, нарушитель и других неписаных правил поведения.
Прокурор:
– Одно из таких правил я попробую сформулировать: стой плечом к плечу; поддержи своего, если даже он падает; помоги выплыть, если даже начал тонуть, а он в долгу не останется.
Журналист: