Под лепестком несущего винта. Книга вторая

– Смотря на что, – неопределённо ответил я, повернувшись лицом к навязчивому парню. – А что, очень нужно?

Не отвечая на вопрос, капитан махнул рукой и пошёл вперёд:

– Пошли со мной, не пожалеешь.

Крайне заинтригованный, я, совсем этого не желая, как завороженный двинулся за ним.

– Да куда мы идём, – не выдержал я, догнав его у входа в аудиторию.

– Увидишь, – засмеялся капитан, открыл дверь и пригласил:

– Заходи.

Совершенно обескураженный, я перешагнул через порог и оказался в низенькой сводчатой комнатушке, где за столами сидели трое слушателей университета, отдельно от них – преподаватель с явными признаками лица кавказской национальности, перед ним разложены экзаменационные билеты, раскрытая замусоленная тетрадь и ручка – самописка.

– А– а– а, пожаловали голубчики, – потирая руки, кровожадно взглянул на нас профессор, и крылья его орлиного носа хищно затрепетали.

– Проходите и выбирайте билеты, – пригласил он, – и давайте свои зачётки. «Ни себе хрена! – подумал я. – И куда же ты меня приволок, морячок? И с какой стати я тебя послушался? Ну, будь, что будет. Парень, кажется, с нашей кафедры. Я видел его на лекциях. Не пойдёт же он на экзамен по молекулярной физике».

В билете, который я вытащил наугад, предлагалось сделать обзор русской литературы второй половины восемнадцатого века и рассказать о Ленинской теории отражения. Если первый вопрос трудностей не вызывал, то над вторым пришлось попотеть изрядно. Был большой соблазн заглянуть в книгу, с которой я пришёл на экзамен, но так ни разу и не открыл. Судьбе угодно было надо мной злорадно подшутить. Книга называлась «Введение в литературоведение», тот самый предмет, который я сдавал.

Не помню, что я лепетал на счёт теории отражения, но ангелы хранили меня, и в зачётке появилась вожделенная четвёрка.

Дерзкий капитан, подставивший меня, отвечал первым, и я был удивлён, когда замечал в его рассказе наглое враньё и личное отношение к происходящему в литературе двадцатого века. Но он говорил так быстро, что профессор, мне кажется, не успевал осмыслить пулемётные очереди его предложений.

В знак солидарности морячок дожидался меня за дверью, встретил традиционным вопросом «ну, как», и искренне обрадовался оценке, занесённой в зачётку на веки вечные.

– Капитан – лейтенант Лысенко Альберт Тихонович! – представился он. – Заместитель редактора флотской газеты. Прохожу службу в Североморске.

Фамилия его ни о чём не говорила, но Североморск меня заинтриговал. Это же тот самый город, за который мне сватали, выпроваживая из истребителей. Любопытно было узнать, как живётся в районах Крайнего севера, и мы познакомились.

Не знаю, кто был у Альберта отец, но своего сына он назвал оригинально. Язык сломать можно. Поэтому для простоты общения я стал называть его Аликом, хотя прожил он на белом свете на два года больше. Возражать капитан не стал:

– А, как хочешь, меня и на службе и в быту кличут так же.

Больше всего на свете Алик ценил свободу и независимость. Склонный к авантюризму, он смело ввязывался в дела сомнительного свойства, словно сознательно искал приключений на свою шею, потом долго отскребал себя от грязи и затевал интрижки сначала. Женщин он делил на три категории: простушек, потаскушек и солидных самостоятельных дам.

– А, в общем, женская половина человечества, – говаривал он впоследствии, – делится на два лагеря: на дам и не дам. Но лучше студенток не бывает. Не веришь – проверь…

– Ну, рассказывай, – потребовал Лысенко, когда мы, отодвинув дела на потом, приземлились в ближайшем кафе на Васильевском острове.

Я коротко, мазками, обрисовал свою жизнь, поделился мыслями о будущем и о беседе, состоявшейся с генералом Тюхтяевым.

– А вот этого делать было не надо, – покачал головой Алик. – Не знаю, кто твой шеф, но ни один из них приобретённого товара не продаёт. Поспешил ты, старик, эх, поспешил.

– Что же делать, – спросил я совершенно удручённый.

– А ничего не делай. Процесс запущен. Теперь остаётся ждать. Давай – ка лучше выпьем за встречу, за молодость, за то, что мы есть. Живи, пока живётся.

Мы проговорили около часа, добили вторую бутылку сухого вина и собрались уходить. Я вытащил бумажник, но Лысенко меня остановил:

– Притормози, пилот. У меня халявные башли завелись.

Я поднял брови вверх в немом вопросе.

– Снял квартиру у учёных чудаков. Они укатили на месяц в Сочи, попросили присмотреть за хатой и даже денег дали на питание любимого кота.

« Вы уж поухаживайте за Гермогеном, – передразнил Алька хозяйку. – он у нас сливочки любит и обожает корюшку». Ха, он, видите ли, сливочки любит, барбос, – с возмущением повторил приятель.

– Так что, старик, на два похода в ресторан нас субсидировали.

– А как же кот?

– А что – кот? Не умрёт, пока я прихожу в дом. Здоровый, паразит, жрёт много, как лошадь. Но я его на диету посажу, – пригрозил и засмеялся он и рассчитался с официанткой.

Чтобы закончить эту забавную историю, я расскажу про её финал со слов капитан – лейтенанта:

– Приезжают вчера хозяева квартиры, а я в этот момент картошку чищу. Рядом, как всегда, сидит Гермоген и внимательно следит за моими действиями. Порядок в доме морской, идеальный. Я накануне целый вечер убил по этому поводу. Предупреждая события, говорю прокопчённой южным солнцем мадам:

– А вы не правы были, что ваш великолепный кот обожает только сливки. Он, оказывается, мужчина всеядный.

Для подтверждения бросаю ему кусок сырой картошки. Ну, и Гермоген меня не подвёл. На лету поймал подачку и вцепился в неё зубами, как в живую мышь. Хозяин восхитился моей дрессурой, а его жене чуть дурно не стало. Но я хитрый, на всякий случай, в холодильник поставил бутылку со сливками. Так что разошлись, как в море пароходы.

Мы обговорили план дальнейших действий на сессии и решили сдавать зачёты и экзамены вместе.

Одновременный наезд моряков и лётчиков по нашим расчётам должен был производить положительное впечатление на преподавателей.

Как показала практика, эксперимент удался. Не было случая, чтобы выставленные в зачётках оценки разнились, за исключением тех, когда в силу каких – то причин нам приходилось работать в одиночку.

Красотой спасётся мир. Уже за эту совершенную, гениальную фразу Фёдор Михайлович Достоевский имеет право на бессмертие. На протяжении тысячелетий Природа отбирала лучшие особи жизни, наделяя их способностью адаптироваться в любых условиях и не забывая о привлекательности, как гаранта своего продолжения. Бесчисленные представители флоры и фауны по – своему изящны и безупречны. Но только гомо сапиенс кроме этого наделён даром смеха и разума. К сожалению, воображение человека, если не кастрировано, то уж точно заторможено. Иначе он бы разбирался в красоте тех, кого называет тварями и гадами. И это правильно. Богу – богово, а кесарю – кесарево. И потому я с удовольствием наслаждаюсь видом мужчин и женщин, здоровых, стройных, внешне привлекательных, умных и обязательно с юмором. Без юмора человек долго не живёт. Не зря говорят, что одна минута смеха заменяет два яйца всмятку. Так что для весёлого голод не страшен. Однако нет – нет, да и встречаются люди с угрюмым, нелюдимым характером, даже из тех, кто внешним видом мог бы послужить эталоном красоты. В моём представлении эти качества несовместимы.

Именно с таким парадоксом мне и пришлось встретиться на кафедре журналистики, и именно на нашем курсе.

В поле моего зрения она впервые попала ещё в зимнюю сессию, то ли девушка, то ли женщина с бледным, чистым лицом и оттого ещё более тёмными волосами. Она скромно сидела в уголке публички перед раскрытой толстой тетрадью, держала в руке самописку и задумчиво глядела в никуда.

На столе лежала стопка книг, две из них были раскрыты и, изредка заглядывая в них, мой объект наблюдения время от времени оставлял на полях тетради какие – то пометки. Чёрное платье свободного покроя, строгое неулыбчивое лицо и неторопливые плавные движения очень напоминали монашку, и только юный возраст заставлял усомниться в её принадлежности к служителям церкви. Волосы были зачесаны назад и открывали высокий, без намёка на морщины, широкий лоб. Огромные, издали тёмные глаза украшали длинные густые ресницы, а над ними, словно орлиные крылья, распустились на всю длину надбровных дуг ещё более великолепные, словно нарисованные талантливым художником, брови. Правильной формы тонкий нос со слегка раздвинутыми ноздрями и без намёка на горбинку можно было смело называть классическим греческим, именно такой я видел на лице Афродиты, живущей теперь в Эрмитаже. Скулы, суженные к подбородку и лишённые защёчных мешков, придавали облику незнакомки аристократизм и утончённость, а сочные притягательные губы, ни толстые, но и не тонкие, как раз такие, которые мне нравятся, слегка шевелились, будто шептали молитву.

Не в силах оторваться от этого дива, я долго любовался красотой девушки и ревниво думал, что какой-то счастливец спит с ней в одной постели. При этом я нисколько не умолял достоинств жены Светки, по – прежнему её любил и оторвал бы голову всякому, кто со мной был бы не согласен.

Красотой нельзя не наслаждаться, если её видишь, – это подпитка для здорового восприятия жизни. Она аккумулируется в нашем подсознании и создаёт идеальный образ предмета твоего поклонения и мощную энергию для её захвата. Красота принадлежит всем и никому, за исключением самого носителя, и ревность здесь неуместна.

Алька, этот неисправимый ловелас и дон Жуан, тоже заметил женщину в трауре, попытался с ней заговорить, но безрезультатно. Ей, очевидно, не нравились военные ниже своего роста. Я был на голову выше, но из – за врождённой закомплексованности боялся общения с девушкой – загадкой, опасаясь получить от ворот – поворот. Если такое случится, я перестану себя уважать.

Вскоре, однако, мне удалось выяснить фамилию и имя монашки. Её звали Валентина Вершинина. И сразу же возникли мысли, одна смелее другой. Вполне вероятно, что она – дочь Главнокомандующего ВВС, но, в таком случае, почему учится не в МГУ или в МГИМО, – самых крутых ВУЗах страны, где половина студентов составляли дети сильных мира сего? Если она действительно является родственницей Маршала авиации, то связываться с миссис предельно опасно. Такие люди, как правило, охранялись негласно, и любая попытка наладить с ней контакт будет чревата негативными последствиями. С другой стороны, знакомство с важной дамой в перспективе обещало головокружительную карьеру, если отношения с ней сложатся так, как я себе представлял. Шанс крохотный, молекулярный, но всё же он был. Может рискнуть? При хорошем раскладе – это как сюрприз, как химчистка для души и организма, как беспроигрышная лотерея. Но если не получится, – быть беде.

Совсем недавно я посмотрел индийский приключенческий фильм «Бродяга». Радж Капур, играющий в нём главную роль, произносил, ставшей расхожей в народе, фразу:

– Сын вора должен быть вором.