Смерть призрака

– Ну, а кто? У него в старом управлении и кабинет свой и сейф отдельный. Старинный. Ничего не сломано. Нарушений сигнализации нет. Кто же кроме него – размышляла Тамара Ивановна. Вдруг опомнившись, шепотом заговорила:

– Вы меня не выдавайте. Я вам ничего не говорила. Сейчас Жан Абрамыч сам вам скажет, что сочтет нужным.

Все в раздумьях кивали головами, переходя в кабинет директора. На планерке, которая проходила по средам, директор филиала с лицом, выражающим одновременно и недоумение и сожаление, но вместе с тем и некую решимость, начал речь приглушенным тоном. Время от времени он кашлял в кулак, как бы показывая, что последние события просто таки подорвали его здоровье.

– Я на заводе недавно. Характеризовать нашего председателя профкома – начал он глухо и тут же поправился, – нашего, только что ушедшего по собственному желанию, председателя профкома не буду. Многие из вас знают его, лучше, чем я. Ярлыков и кличек навешивать я тоже не буду. Скажу по сути. В кассе профкома недостача.

Он многозначительно помолчал. Продолжил голосом, каким говорят на поминках:

– Недостача большая. Каких-то реальных – он повысил голос на слове «реальных» – объяснений Алексей Алексеич нам не представил. По инструкции, да и просто по правилам, мы должны были сообщить об этом в соответствующие органы.

Он опять замолчал и затем громко почти выкрикнул:

– И я настаивал на этом. Я считаю, что нужно отвечать за свои поступки, даже в том случае, если ты популярен и любим нашими заводчанами. А именно таким и был ваш профсоюзный лидер.

В помещении стояла гробовая тишина. Лица присутствующих как будто бы даже посерели и вытянулись. Жан Абрамыч продолжал:

– Наш генеральный не захотел, видимо, выносить сор из избы. И как раньше все еще испытывает какую-то симпатию и жалость к этому человеку. Точно я Вам сказать не могу. Он был так потрясен и расстроен, что я не посмел лезти к нему с расспросами – почти оправдывался директор. – Я не слышал весь их разговор, а только конец. Сергей Фомич поставил условием уход с завода. Он сказал ему: помня твои заслуги, я постараюсь замять это дело, но работать с тобой больше не смогу. Благодаря своему авторитету, он сумел убедить проверяющих из районного комитета профсоюзов не давать делу ход.

Косулин опять замолчал и, как бы подводя итог, констатировал:

– На сегодняшний день мы имеем заявление Морозова об уходе по собственному желанию и свободную вакансию на должность освобожденного председателя профкома завода.

Присутствующие, сбросив с себя первое оцепенение, и как бы встряхнувшись, расслабились. Уже более мягким тоном с вкраплением сердечности оратор продолжал:

– Пережив все случившееся, я понял одну вещь, и хочу об этом поговорить с вами. Вы все являетесь лидерами в своих коллективах. За вами за всеми люди. Вот сейчас вы придете в свои цеха и отделы и будете говорить с работниками. О чем обязательно надо поговорить? – он оглядел всех присутствующий взглядом доброго учителя. Все молча слушали и глядели на него.

– Надо обязательно поговорить о Сергее Фомиче. О том, как ему сейчас нелегко. О том, как много он для нас всех сделал. Как он сумел изменить жизнь каждого из нас в лучшую сторону. Вот за эти хлопоты, за великие труды, за человеколюбие он получил такую пощечину. И от кого? От того, кто первым должен был помогать ему. Как вы думаете, что он сейчас чувствует?

Все молчали. Жан Абрамыч продолжал:

– А я вам скажу. Он думает о том, что если такой человек с виду совершенно положительный, как Алексей Алексеич, подложил ему свинью, то как же вы, все остальные, к нему относитесь. Может и все остальные тоже ждут своего часа, чтобы укусить руку, кормящую их. Спилить сук, на котором они же сами и сидят. Может все видят в нем только кормушку, а вовсе не человека? Вот так он и думает – почти зловеще прошептал Абрамыч.

Не сразу, но все встрепенулись. На лицах появилось что-то напоминающее смущение и негодование. Кто-то громко сказал:

– Ну что Вы такое говорите? Это совсем не так.

– Ах, не так? – живо подхватил оратор. – Тогда мы должны показать это нашему Сергею Фомичу. Мы должны его успокоить, и я не боюсь этого слова, ибо вкладываю в него самый положительный смысл, мы должны его пожалеть. Просто по-человечески, как дорогого нам человека, попавшего в неприятную ситуацию. Как уже совсем не молодого и не совсем здорового человека.

Директор филиала говорил с такой искренностью, что казалось, он может заплакать. В зале опять воцарилась тишина. Косунин продолжал:

– Да, он не молод, но какая голова! – его лицо озарилось восторгом. – Такую голову еще поискать. Как вы думаете, нам эта голова еще нужна? Или мы и без нее обойдемся?

Жалостливая главная плановичка, уже доведенная до почти нервного состояния, вдруг приподнялась со стула и с жаром, превосходящим пыл первого говорившего, начала возмущаться:

– Да что вы нас за советскую власть агитируете? Мы что, мы дети что ли, в самом деле? Да отец родной не сделает столько, сколько Сергей Фомич для нас сейчас делает. Да разве мы можем к нему плохо относиться. Да мы за генерального в огонь и в воду. Я правильно говорю? – она оглядела остальных.

Остальные тоже уже прониклись необходимыми чувствами и тоже с жаром поддержали коллегу. Несколько минут все галдели на разный лад. Жан Абрамыч, подняв вверх руку, призвал всех к вниманию:

– Так вот об этом я и хотел с вами поговорить. Вы должны объяснить вашим подчиненным, что нам надо не об Морозове думать. Не выяснять подробности случившегося. Бог с ним. Бог ему судья. Надо думать о себе. Нам жить не с Алексеем Алексеичем, а с нашим дорогим Сергеем Фомичем. Нам его надо беречь, а не досаждать расспросами, как там да что?

Директор повернулся к окну и, посмотрев недолго на улицу, снова обратился к присутствующим с видом человека, который много хотел сказать, но передумал.

– Ну, я думаю, вы все поняли. Что это я в самом деле сегодня какой-то расклеенный. – он улыбнулся и закончил – Вы все здесь умные люди, прекрасные руководители и сами знаете, что надо доложить своим подчиненным.

Он опять как-то неловко улыбнулся, как бы давая понять, что на сегодня это все. Начали вставать. Загремели стульями. Зал опустел. Жан Абрамыч, сидя за своим столом, набрал нужный номер телефона и, услышав в трубке знакомый голос, тихо сказал:

– Все прекрасно. Не забывайте о лице. Вы хотя и расстроенный, но герой.

Завод кипел. Разговоры, домыслы, эмоции, все, словно крутой кипяток переливалось из одних голов в другие. При каждой возможности начиналось обсуждение случившегося. Слова «Алексеич» и «вор» между собой никак не склеивались. Выдвигались разные версии: может, случилось что, и деньги срочно были нужны; может, ключ потерял; может, при подсчете ошибку допустили, а недостачи и нет вовсе. Все версии спотыкались на одном.

– Почему он ничего не объяснил? Почему так молча уволился? Неужели, правда, украл?

Вором назвать его никто не решался. В разговорах вместо привычного «Алексеич» все чаще звучало официальное «Морозов». Тут же вспоминали, что директор замял дело. Хвалили. Правильно, мол, сделал. Морозов, он хоть и плохо поступил, но все равно же наш. Все равно же жалко. Вынужден, видимо, был так поступить. А сейчас, когда все вскрылось, разве ж ему сладко. Вспоминали, как начальник генерального хвалил. Говорил, что обязаны мы ему хорошей жизнью. Кивали головами: – Это правда. Так и есть.

Кто-то из другого подразделения подхватывал, мол, да, и у нас тоже заведующая про Фомича говорила. Рассказывала, как сильно он переживает и что здоровьем из-за этой истории повредился. А что, мы же понимаем, не мальчик уже. Сходились на одном: с директором им сильно повезло. И чтобы везенье это не закончилось, беречь его надо. Не перечить, не давать поводов к обидам. Не спорить попусту. И все будет хорошо.

Итогами увольнения председателя профкома оба директора были довольны. Сидя в кабинете генерального в старом здании, они обсуждали сложившуюся ситуацию и дальнейшие планы.

– Я вчера был в министерстве – начал Жан Абрамыч, – там заверили, что все вопросы согласованы. Никто ничего дотошно выяснять не будет, какие бы мы бумаги не представили, даже фантастически неправдоподобные. Они пройдут безоговорочно. Условие одно: все подписи до последней должны быть подлинными. Никакого фальсификата. Это на случай с изменением власти. Если кто-то захочет исправить это дело, то не должно быть никаких зацепок. Решение добровольное. Вот подпись. Каждая подпись каждого акционера должна быть подлинной.

– Да, но те итоги, которых мы хотим добиться, трудно будет признать подлинными.

– Меня заверили, что это никого не удивит. По этой схеме уже акционировались другие предприятия. Не мы первые. В документах по приватизации такие чудеса порой фиксируют, что просто диву даешься. И ничего. Так что поразить нам никого не придется. Главное на последнем этапе не облажаться. Иначе затраты на этот рай будут не оправданы.

Он сплюнул три раза и постучал по подоконнику. Старый подоконник был деревянным. Жан Абрамыч с ностальгией в глазах оглядел старинное окно и продолжал:

– Слава богу, что утрясли все с этим Морозовым. Представляете, какой бы «ликбез» нам мог устроить этот борец с экономической безграмотностью. И каковы были бы последствия. Нам с ним даже повезло. Мало того, что не допустили этих разъяснений, так еще и представился такой прекрасный повод обсудить Вашу персону. Вернее возвысить до ангельских пределов. Вы у нас теперь просто народный герой.

– Вы серьезно или шутите? – генеральный вопросительно смотрел на собеседника.

– Какие шутки? Мне что, до шуток сейчас? Руководители всех наших подразделений – люди старой закалки и умеют выполнять поручения. Я постарался поручить им, а они постарались и выполнили мои поручения. В результате весь коллектив, а вернее сказать весь район в курсе, какой Вы молодец. Вы для всех просто отец родной.

Жан Абрамыч многозначительно посмотрел на Сергея Фомича и продолжил назидательным тоном:

– И я Вас очень прошу поддерживать этот имидж. Хотя бы ближайшее время.

– Конечно, конечно – откликнулся генеральный. – Я просто удивлен, как быстро все происходит, и как ловко это все получается.

– Ну, не надо недооценивать умственные способности нашей теперешней верхушки. Без помощи американских товарищей мы бы еще долго буксовали в этой теме. Какая-то часть решений просто копируется из их опыта. Немало разработано и специально для нашего случая. Ну, Вы понимаете: я имею в виду страну, а не наш завод.

– Да, да, конечно понимаю – закивал головой Сергей Фомич. Лицо его было насторожено. Смерив почти стеклянными глазами собеседника, спросил:

– А что со стоимостью акций? Что-то проясняется?

– Да тоже все нормально – заверил директор филиала. – Как Вам это странно не покажется, но в этой области уже есть свои специалисты.

– Уже навтыкались?