Касьяниха

– Вообще-то у меня сегодня свидание, – хотя никакого свидания у меня не было.

Но в этот вечер с танцев я ушла с парнем, который вовсе мне не нравился, просто наперекор Валерке.

Утром мы поехали домой. Всю дорогу я ему объясняла, что я его не люблю.

Валерка остался у нас пожить.

– Может, Галя одумается? – говорил он. – Я не поеду домой, пока ты там.

Родителям Валерка очень понравился. Он был веселый, общительный, стремился помочь в чем-то. Но меня задело слово «своих». Каких «своих»?

Я решила приехать с парнем, который мне вовсе не нравится. А он таял, что я «соглашалась» быть его невестой. Это для Валерки. Мама устроила нам вечер. Накрыла стол. Генка очень нервничал, увидев Валерку, особенно когда я танцевала с ним. Валерка весь вечер объяснялся в любви. Но я твердо ответила, что никогда не буду его.

Утром я уехала в институт, так как закончилась моя практика. Валерка уехал к себе домой, сказав Машеньке, моей младшей сестре:

– Машенька, я напишу тебе, ты ответь, пожалуйста. Галя, может, одумается.

И вдруг в институт явился Генка, тот парень, что был громоотводом для Валерки. Он, оказывается, тоже влюбился в меня. Я не знала, куда от него деваться. Когда он приходил в общежитие, я отправляла девчонок сказать, что меня нет. Долго он ходил, но я все время избегала его.

Однажды я вдруг сказала девчонкам, что Валерка примчится ко мне, стоит мне его пальчиком поманить.

– Ну, уж так и прилетит…

– Спорим!

Я отправила открытку с короткой записью: «Приезжай!» Он действительно прилетел. Я немного растерялась. Но потом сказала, что я встречаюсь с парнем и сегодня мы идем с ним в кино. Конечно, этого ничего не было. Но надо же было как-то выкрутиться!

Я позвонила другу нашей компании Вовке:

– Вовка, выручай! Мне сегодня надо как-то отвязаться от поклонника. Помоги. Пойдем в кино!

Вовка согласился, но потом сказал:

– Ну, чего ты делаешь? Что ты издеваешься над парнем?

Валерка тоже пошел в кино и издали наблюдал за нами. А утром сказал:

– Ты мне назло?

Он, конечно, уехал, но пари выиграла я.

Как-то Машенька мне сказала:

– Галя, что ты издеваешься над парнем? Он же тебя так любит! Он мне написал, что чуть не сжег свою квартиру, так задумался о тебе. Поставил варить на плиту, и обо всем забыл. Очнулся, когда все было в дыму.

Но, видно, он был не моя судьба. Мне хватало одного какого-то слова, движения, чтобы расстаться с любым парнем, даже если он и нравился мне.

Познакомилась я как-то с одним журналистом. Он читал мне стихи. С ним было интересно. И однажды он сказал:

– Будь моим светильником.

Я рассмеялась и ответила:

– А что, в квартире света нет?

Я больше с ним не встречалась.

Почему-то я долго боялась слова «замуж». Видимо, страх был перед замужеством из-за отца, который пил, нас всех бил, буянил. Поэтому, как только начинали говорить о замужестве, я рвала всяческие отношения и больше не встречалась.

В те времена мы были воспитаны строго. Мы были инфантильными. Я даже боялась целоваться. Думала, что поцелуешься – дети будут. И боже упаси обниматься на улице! Еще увидят! Стыд какой! С парнями встречались, но дальше разговоров не шло.

Помню, пошли мы с моей подружкой детства Люськой Царкиной на каток вечером. Там после 21.00, по-моему, вход был бесплатным. Сидим мы с ней, переобуваемся, и тут подкатили к нам человек десять пацанов 14—15 лет. Мальчишки стали цепляться. Люська занервничала, стала грубить. Парни стали более наглыми. Я спокойно сняла коньки, и заметив, кто тут главный, отдала ему свои ботинки, сказав:

– Мальчики, может, проводите нас. Я боюсь по ночам.

Парни согласились. И шли нормально. И уже перед общежитием кто-то вдруг решил приобнять меня. Я размахнулась коньками:

– Я думала, вы нормальные, а вы… – не договорив, я резко повернула на крыльцо общежития.

Мои университеты

После 10-го класса мы с одноклассницей Люсей Тимофеевой поехали в Сестрорецк поступать в дошкольное училище. Первым экзаменом было сочинение. Этого я не боялась и была уверена, что сдам. Писала я грамотно, литературу знала хорошо. И как же я была удивлена, что экзамен этот я провалила. И в то же время мы с подружкой обрадовались этому известию. Хотя я, как мне сказали, допустила три синтаксические ошибки. А вообще, приезжих всех отчислили, не было общежития.

Мы на радостях отправились на взморье, в дюны. Кварцевый песок побережья проваливался, как снег. Ветер перегонял с места на место песчаные гребни. У берега бултыхались люди. Мы тоже забежали. Но море было нам по колено. Разве тут покупаешься? Мы побежали, чтоб было поглубже. Однако когда мы добрели, чтоб воды было по грудки, легли на воду, то почувствовали страшную тягу в море. Видимо, был отлив. Мы в испуге оглянулись и увидели, что берег отдалился до горизонта. Тут уж мы перепугались не на шутку. Изо всех сил рванули к берегу, пока не почувствовали ногами дно. Мы вскочили на ноги и рванули к берегу. Теперь нам стало понятно, почему люди плескались на мели. Больше мы сюда не приходили. Балтийское море теперь нас пугало. Да и вскоре мы уехали домой.

С осени мы с подружкой устроились помощниками маляра, а позднее стали малярами 6-го разряда и работали на стройке. С красками нам разрешалось работать не более 4-х часов. Но мы же были патриоты. И если взялись за дело, то стремились закончить как можно быстрее. Мы трудились по 10 часов. И однажды ночью я почувствовала дикие боли в животе. Меня всю выгибало, я покрылась вся «лепешками», словно меня хлестали крапивой. Утром меня забрала «скорая». Было сильнейшее отравление, отек Квинке, как результат, и крапивница высыпала.

После этого я очень долго не переносила никаких красок и даже растительного масла. Многие годы я не могла ничего есть на растительном масле, особенно жареное.

На стройке мы познакомились со многими замечательными людьми. Был там такой печник дядя Ваня. Без мата, казалось, он не мог и слова сказать. Но когда мы появлялись с Люсей, он говорил:

– Мужики, кончай материться, девочки идут.

И все смолкали.

Но над одним электриком мы издевались по полной. Узнав, что он был в плену, мы стали строить козни против него.

– А почему ты в плен попал? Почему не застрелился?

– Так я без сознания был, ранен, – терпеливо пояснял он нам.

Но мы не унимались:

– Почему же потом не бежал?

Мы в открытую его презирали: «Предатель!», – и издевались над ним, прятали его инструменты.

Как-то мы так его достали, что он не выдержал и закрыл нас в подсобке. Мы представляли себя партизанками, захваченными фашистами. Упорно искали лазейки, чтобы вырваться из плена.