Соседи и родня Оттавии Малевольти

–Значит, нынче быть слегка упитанной – совершать преступление против красоты.

Мать поучала:

–Не всегда нужно делать то, что тебе хочется. Научись приспосабливаться к жизни в любых условиях. И держи язык за зубами. «Что на уме, то и на языке» – это лозунг легкомысленных, ветреных повес, за слова отвечают не только короли, но и нищие, и порою за слова отвечают, как за действия. И главное: не доверяй никому, кроме себя, тайны свои и чужие, даже лучший друг может оказаться предателем или доносчиком.

–Мама, но мы – девушки, нам предстоит прятаться за могучей спиной мужа, потому, надеюсь, трудности жизни обойдут нас стороной,– возражала Умбриэль.

Через несколько дней Торнтоны опять посетили дом деда. Они нашли сестёр-близняшек в библиотеке с Артуром.

–Почему ревёшь?– поинтересовался у заплаканной Джессики Алан.

–Пустяки. Читаю книгу с грустным концом.

–Как Вы, женщины, любите нафантазировать драму на пустом месте.

–А ты что читаешь?– спросил у другой сестры Тим.

–Поэму «Храм природы» Эразма Дарвина.

–О-о, молодец.

–Мы пришли пригласить вас в зоопарк,– сообщил Алан,– Охотник и зверолов Фицджеральд Форсайт привёз в наш городок экзотических животных из Африки для показа перед публикой. Мы уже купили билеты для вас на это представленье.

И в условленный день молодёжь вошла на огороженную территорию зоопарка.

Артур с преувеличенно скучным видом шёл чуть впереди, лениво разглядывая павлинов.

Девушек привлекли забавные обезьяны.

–Джесс, ты хоть знаешь, чем отличается гиппопотам от бегемота?– с улыбкой спросил Алан.

–У бегемота хвостик чуть-чуть длинней,– в тон задире иронизировала девушка.

–А вот и вольера с бегемотом,– указал Тим в сторону.

Их компания приблизилась к огромному африканскому животному.

Джессика с ужасом взирала на мучения бегемота. Посудину, в которой он сидел, ничем, кроме корыта назвать было нельзя, он в ней помещался впритык. Его объёмное тело было погружено в воду лишь частично, спина торчала на воздухе и ссохлась на солнцепёке. Животное так горестно вздыхало, что у девушки побежали слёзы из глаз.

Какой-то разодетый в охотничий костюм подросток недовольно прокричал:

–Почему бегемот не разевает пасть?

И хлестнул спину животного кнутом. Бегемот вновь издал глубокий, скорбный вздох. Джесс вздрогнула, будто ударили её.

А бессердечные дамы возопили:

–Правильно, мальчик! Бей это чудовище! Мы заплатили деньги, чтоб на него посмотреть, а он не хочет раскрывать свою пасть! Возмутительно!

У Джессики от такой жестокости побежали слёзы из глаз.

Кто-то бросил в клетку со львом гальку, животное возмущённо, очень громко издало ужасный рык. От неожиданности Умбриэль села на пыльный тротуар и заплакала.

–Уйдёмте отсюда,– хныча, просила сконфуженная девушка.

Тим помог ей подняться.

–Какие вы нытики,– удивился Алан.

Артур взял обеих сестёр под руки и вывел из зоопарка.

Этим вечером Тим Торнтон окрашивал с подельниками лошадь в светлый тон яркой краской. Голову лошади оставили чёрной. Повозку увешали фонарями. Получилась призрачная, святящаяся повозка с безголовой лошадью. Контрабандисты довольно хихикали.

–Контрабандное бренди под надёжной защитой призраков,– оглядывая работу, хвастал Тим.

Он самолично сел за козлы и встряхнул поводьями.

12 июля.

Наяда вдоволь находилась по центральной улице Пикадилли с тётушкой, побывала с ней на приёмах и балах. Засыпала подарками родственников, получила кучу вещей сама, и слёзно простилась с роднёй. Но уезжать из столицы миссис Сэндлер не собиралась. Она сняла номер в гостинице на краю города и собралась вечером посетить сомнительный трактир. Ещё со времён Карла Великого и Артура с Лонцелотом вельможи переодевались в простолюдий и пилигримов, чтобы попасть в атмосферу народа. Для кого это приключение, развлечение, а порой и военная или революционная необходимость. Наяду будоражила мысль: примут ли её за свою или узнают сразу же «голубую» кровь?

И вот вечером, с замиранием сердца она вошла в трактир в одежде, что носят по выходным служанки. Косметику она на лицо не стала наносить, чтобы не сочли за проститутку. Заранее наменяла побольше фартингов, чтобы не вызвать подозрение более крупными монетами.

Мебель, если её так можно назвать, была неимоверно загрязнена, перекошена, и вообще не напоминала творение рук человеческих, будто в обширную берлогу какой-то медведь натолкал брёвен и пней. За этими столами сидел грязный и оборванный сброд.

Побаиваясь этого отребья, Наяда села поближе к столу трактирщика.

Хозяин заведенья умильно смотрел на толстушку за соседним столиком. Восхищенья срыть не смог, и шепелявым, смешным голосом излил ей свой комплимент:

–У, какая сочная ягодка.

Наконец, трактирщик обратил внимание и на новую посетительницу.

Наяда спросила:

–А салатик у Вас есть?

По округлившимся глазам мужчины, она поняла, что сморозила глупость. Улыбнулась и поправилась:

–Шутка. Принесите вина из бочек венгров.

–Сколько?

–Кружечку токайского и пару кусочков сыра.

«Вкушать еду надо без своей обычной помпы, делая вид, будто сижу на торжестве у министра культуры»,– решила вести себя более раскованно аристократка.

К ней подсел здоровяк, заказавший уйму закуски. Он без энтузиазма стал поглощать яства.