Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х

– Тех, что ему туда всю ночь гадили, – пояснил Леха. – Посмотрел на тёлу и «ну её нахрен»! Говорит, что сначала прятался от неё как от прокаженной, а потом пинками выгонял из дому. Типа, погуляли, потрахались, пора и честь знать.

Мы ржали. Не просто смеялись, а просто ржали, едва не расплескивая драгоценную жидкость своих стаканов.

– Неужели такая страшная, что даже Ветал?.. – не закончил я, сотрясаясь от истории и манеры их пересказывать Лехой.

– Ну да, – с легкой улыбкой, что означала у него крайнюю степень веселья, продолжал Лёха. – Ветал говорил, что поначалу подумал, мол, тёла противогаз одела. Ни волоска, ни морщинки – все гладкое и без волос. Даже там! – он указал вниз. – Даже там ничего.

– А ресницы, брови? – интересовался подробностями Жека.

– Говорю же – противогаз! – пояснял Леха. – Ни ресниц, ни бровей – вообще ни волоска! Ветал, наверное, как увидал её, так тут же протрезвел. А потом вдруг начал шарить в поисках презика. Использованного…

– А эт зачем? – жидкость явно опаляла руку Жеке и тот спешил её побыстрее употребить, но история тоже его не отпускала.

– Эт понятно, – смеялся Леха. – Тёла стремная, сама все сделала, а потом придёт и предъявит, мол, дитя твое, давай как-то решать, устраивать наши отношения и всё такое.

– Нашёл?

– Что нашел?

– Презик?

– Да вроде как нашел, – пожал плечами Леха. – Нашёл, и спрятался в туалете разрабатывать план спасения на унитазе.

– План спасения на унитазе, – Жека взорвался смехом и вновь едва не рухнул вниз, с борта раздолбанной гнилой лодки.

– Ага, – подтвердил Леха. – Толчок – он самое то место, где рождаются планы мирового господства, ну, или на крайняк, как избавиться утром от телы в противогазе?!

– И как? Выгнал? – было интересно и мне.

– Ну с нами сидел, веселый такой, наверное выгнал…

– Или сбежал, – выдвинул версию Жека.

– Или сбежал, – на сей раз едва не рухнул от смеха Лёха. Видимо такого поворота событий он не ожидал. Версию не рассматривал.

Наш смех разносился среди развалин некогда шумной лодочной станции. Справа рассыпалась металлическая конструкция, ещё не распиленная на металлолом – не пришло время. Слева лежало несколько рассыпающихся лодок – все более-менее держащееся на плаву давно растащили жители соседних частных домов.

Частные дома смотрели на нас своими садами, переходящими в заброшенные плодовые деревья лодочной станции, а далекий и такой близкий поросший травой берег приносил влагу и освежал нашим телам и разуму.

– Ну, за нас! – поднял тост Леха и мы чокнулись пластиком о пластик. Звона хрусталя не последовало, но нас это не особо и интересовало. Жидкость попала в рот, обожгла сначала все там, удушила своими испарениями и полилась огненным потоком вниз, всяк раз борясь с рефлекторными позывами организма вытолкнуть всю эту гадость назад, прочь… Минутная борьба с перекошенными лицами, уткнутыми носами в рукава и неистовым желанием победить – окончилась, естественно, нашей победой.

– Фух… – выдохнул Жека и тут же напал на наш скарб – зеленые яблочки. – Ух… – повторил он и проглотил целиком сразу несколько.

– Нам оставь, – прогундосил своим голосом бум-боксера Леха. – Нам оставь.

– Чё? – не понял Жека. – Я ничего не жрал, – налегал он на яблочки. – Целый день на огороде и ничего не жрал, – уминал он яблочки.

– Ты только на яблочки не налегай, – разливал по второй Леха из банки бурую жидкость. – А то будет как…

***

Следующим утром мня разбудил звонок. В дверь, естественно. Взглянув на часы и яркий свет солнца, тяжело связав меж собою девять утра, звонок и это неумолимое солнце, я поплелся к двери.

– Нахрена Вы меня отпинали? – задал мне тут же вопрос стоявший на пороге Жека. Для полноты и чистоты картины стоило бы пару слов заменить на исходно произнесенные Жекой, но они не умещаются в понимание правил приличия и относятся к матерно-неформальному лексикону.

– Не понял? – удивился я.

– Меня утром нашла сеструх, – округлял глаза Жека. – На лавочке. Нашла, – пыл его угасал. – Вся рубашка порвана, спина в крови, еб..о разбито. На асфальте кровь.

«О как!» – округлил теперь глаза и я. Я то был уверен совсем в ином.

– Мы тебя с Лехой отвели домой… – пояснял я.

– Я был на лавочке, возле подъезда… – пояснял Жека. – Рубашка порвана, перед лавочкой кровяра, вот такая лужа, нос – вот, – он показал свой нос.

– Мы тебя отвели домой, открыли тебе дверь, потом стояли на улице, смотрели на окна, – пояснял я Жеке. – У тебя загорелся на кухне свет…

– И я проснулся на лавочке…

– Ну уж не знаю, – развел руками я. – А ты вообще, хоть что-то помнишь?…

Оказалось, – не помнит! Вообще, после лодочной станции с Жекой, а точнее с его памятью, случился коллапс. И это было, одновременно, и весело, и печально.

– Херово, – выдохнул я и едва не рассмеялся, потому что, наверное, самое веселое, что может быть, это утром вспоминать и рассказывать перепившим друганам, что с ними прошлой ночью случилось.

– Пять минут. Заходи. И пошли к Лехе, – предложил я.

– Наху… ся? – встретил Жеку вместо приветствия Лехи и тут же рассмеялся заливистым смехом. – Нажрался? Яблочками закусывал опять? – не унимался он. Жека потерял весь свой запал желания выяснять отношения, потеряв под ногами не только почву, но и остатки самоуверенности.

– А что там? – поинтересовался он.

– А то, что ты нажрался и испортил нам праздник! – смеялся Леха.

Испортил ли Жека праздник? Ну, это спорно… То, что пошёл он не по тому плану, который мы предполагали и на который расчитывали – это да. Но вот испортил – наверное, нет! Ведь Жека доставил нам не только массу хлопот, но и возможность, исполняя эти хлопоты, от души поржать (именно поржать, а не посмеяться и да не улыбнуться, а именно поржать!) над ситуацией и телом, что не желало сначала просыпаться под деревом, а потом упиралось своей транспортировке домой до последнего.

И тут Леху понесло:

– А помнишь как яблочками закусывал и у меня банку с последней «дозой» отбирал?

– Не… – мотал головой потерянный Жека.

– А как с лодки упал, помнишь?

Тоже не помнил.

– А как: «Я знаю короткий путь! Тут недалеко!»? Помнишь?

Жека не помнил, зато мы прекрасно помним, когда при выходе с лодочной станции повернули не направо, как нам следовало бы, а, поддавший увещеваниям уже шатавшегося Жеки, пошли влево, вниз, к тому месту, что Жека знал как короткий путь. Путь, действительно, оказался коротким, но, если признаться, то путем или даже тропинкой это назвать было сложно. Едва ли не отвесная гора из меловых отложений, что не имела даже растительности – вот и весь короткий пути, по которому мы и трезвые едва ли взобрались бы, а вот с подвыпившим Жекой пришлось и того хуже. Жека всяк раз норовил рухнуть и покатиться вниз, потому Леха тащил того за руки вверх, я толкал руками в задницу. Жека же особо не содействовал в наших потугах, громко матерясь ещё мог перебирать ногами, время от времени пытаясь ногой достать Леху или пнуть меня.