Вторжение в Мидгард

Растопит солнца луч.

Растает и ручьем стечет,

Хоть был он и могуч.

Седобородый колдун продолжал напевать заклинание, и под вторым знаком начал появляться третий:

ГЕБО – величайший дар,

Исход всех талых вод,

Изведает блаженных чар

Лишь тот, кто отдает.

Закончив волшбу, Одноглазый сунул кинжал обратно за пояс и внимательно осмотрел стынущий клинок. Не отрывая глаза от трех магических знаков, он произнес:

– Девять долгих ночей провисел я на древе великом, чьи корни сокрыты в недрах неведомых, пронзенный копьем, отданный в жертву самому себе. Стеная от боли, на землю взирал я. Стеная от боли, руны я поднял.

Одноглазый замолк. Ветер яростно теребил распахнутую дверь, едва не срывая ее с петель. Огонь в печи давно погас, зимняя стужа стремительно занимала свое место в этом еще недавно неподвластном ее буйству островке тепла.

Ночной гость медленно перевел взгляд с меча на Хеовора, который напрягся под проникновенным взором светящегося глаза.

– Эта ночь, – заговорил Одноглазый, – станет зарей нового умения для всех потомков Манназа; зарей, которая откроет новую эпоху в их жизни. Зваться она будет эпохой рун, ибо этой ночью открыл я людям три первых знака, вырезав их на этом мече. И открою еще больше, чтобы дать людям знания и великое умение колдовать и предсказывать Нити Судеб. Чтобы вложить в эти знаки силу, должны они испить крови, и следует прочесть над ними заклинания, и жертвы великие принести, дабы изменить полотно грядущего, что ткут премудрые девы у Колодца Судеб. Ну а меч этот… – одноглазый бог вновь посмотрел на клинок, украшенный таинственными рунами, – его час впереди. Питать воронов он будет щедро, пока не придет ему время откликнуться на зов. Тогда пробудятся первейшие руны кровью Великой Жертвы, и воспрянет ото сна векового могучая сила, что сметет с лица земли всех недругов того, кого признает сей меч своим хозяином!

Словно в ответ на слова путника, руны на лезвии вспыхнули ярким пламенем, осветив прокопченные стены кузницы, и погасли. Седобородый метнул меч в чан, затянутый тонкой корочкой льда. Злой змеей зашипела вода, охлаждая раскаленный клинок.

Одноглазый повернулся к дрожащему от холода кузнецу и повелел:

– Заканчивай работу. Завтра отнесешь этот меч своему князю, Аури Ясноглазому из клана ильвингов. Ты не возьмешь с него никакой платы, но скажешь только, что этот меч крепче, чем любой другой, и он будет верным защитником его рода, пока владеть им будет князь. Меч этот должен переходить от отца к старшему сыну. Если спросит о рунах, поведай все, что услышал от меня, и добавь, что эти знаки вырезаны на благо его рода и однажды спасут жизнь его далекому потомку. А напоследок скажешь, что таков второй дар Воданаза его роду.

Хеовор молча кивал, запоминая слова бога. Одноглазый продолжал:

– Ты поработал на славу. За это получишь награду.

Он снял толстое золотое кольцо с запястья и бросил кузнецу. Человек поймал сокровище и с нескрываемым благоговением принялся рассматривать его.

– Это кольцо зовется Драупнир. Оно волшебное и каждую девятую ночь рождает восемь меньших колец, столь же прекрасных, как это. Сколько сокровищ оно народит, все твои, можешь оставить себе. Но не Драупнир! В ночь, когда на небе вновь засияет полная луна, ты выйдешь к берегу и будешь ждать высокой волны. На ее гребень забросишь Драупнир, и волна принесет его мне. Если не сделаешь, как велено, жди большой беды.

Хеовор покорно закивал, стараясь не встречаться со взглядом Седобородого.

– Мне пора, – проговорил Воданаз. – Прощай, Хеовор. И не забудь принести щедрые дары богам и богиням этой ночью. Ведь сегодня в Мидгарте началась новая эра. Прощай!

С этими словами Одноглазый взял посох и покинул кузницу. Яростно сверкнула молния, грянул гром такой силы, что Хеовор невольно присел и зажал уши. В следующее мгновение все стихло. Ветер унялся, а снежинки, некоторое время назад кружившиеся в стремительном вихре, стали медленно оседать на земляной пол кузницы. Дверь застыла, слегка приоткрытая; звездный свет начертил тонкую полоску на почерневших от копоти стенах.

Буря улеглась. Покрывало черных туч неторопливо уплывало к горизонту, открывая россыпи звезд, по которым скакал восьминогий конь, несущий всадника в синем плаще к необозримым далям Асгарта.

Глава девятая

Была середина утра, когда Вульф наконец открыл глаза. Он попытался вспомнить свой сон, но единственное, что всплывало в памяти, был звук удара кузнечного молота, который продолжал доноситься из глубин его сознания.

Вульф привстал на лежаке, зевая и потягиваясь. Его взгляд упал на лежащего на земле Кормителя Воронов. Он вздрогнул, когда увидел три руны, выцарапанные на лезвии под рукоятью. Ему вспомнилось суровое лицо Одноглазого, склонившееся над раскаленным мечом, таинственные заклинания, спетые глубоким басом, острие кинжала, режущее магические знаки на все еще мягком железе. Одно за другим выплывали из забытья слова, сказанные мудрым Асом.

Вульф поднял меч, держа его за клинок, и погладил пальцами знаки.

– Второй дар Воданаза… – благоговейно прошептал он, рассматривая оружие. Он провел пальцем по линиям и произнес названия рун: – «Совило», «Иса», «Гебо» – «солнце», «лед», «дар».

Вульф поднялся с лежака и бережно повесил меч себе за спину. Тут послышался звук шагов, кто-то забарабанил в дверь.

– Вульф, проснись!

Вульф узнал голос Хигелака. Он сдвинул щеколду и позволил брату войти.

– Я не сплю. Что-то стряслось?

Хигелак кивнул, шевельнув двумя косичками, в которые были заплетены его длинные рыжие волосы, в серых глазах мелькнула тревога.

– Вернулись лазутчики хордлингов. Они пришли сюда по следам своей дружины.

– Идем!

Вульф и Хигелак вышли из комнаты и оказались в главном зале. Там, за одним из столов, сидели Сигурд и Хродгар, а между ними Сигни и Вальхтеов. На скамье напротив расположились Фолькхари, Гундхари и Иварр. Рядом сидели двое мужчин, один из которых был ранен. Повязка на голове темнела от крови.

Хигелак опустился рядом с Сигурдом, заняв последнее место на скамье. Вульф пододвинул стул и сел во главе стола. На морщинистом лице Фолькхари он уловил едва заметное смущение, которое тот всеми силами попытался скрыть, обращаясь к одному из лазутчиков.

– Расскажи все, что вы видели, Скарпхедин, – а потом добавил: – Вульф, сын Хрейтмара, теперь вождь ильвингов.

Скарпхедин, посмотрев с некоторым удивлением на Вульфа, сидящего во главе стола, заговорил:

– Мы прошли к северу вдоль гор, а затем наблюдали за горами на востоке. С севера по побережью, а также с востока шли тролли – много, очень много, и видели мы среди них немало хримтурсов. Потом, южнее Утиного Ущелья, отряды объединились в одно войско и продолжили двигаться на юг. Их было несметное количество, мы насчитали больше двадцати сотен, а с гор продолжали спускаться все новые отряды. Мы решили возвращаться в Ароти и по дороге нарвались на небольшую группу троллей. Храфнкель и Гицур погибли, а нам удалось добраться до нашего гарта… вернее того, что от него осталось. Поняв, что здесь произошло сражение и люди оставили селение, мы двинулись по следам и пришли сюда, в Этельруги.

Скарпхедин замолчал, разглядывая сосредоточенные лица ильвингов. После стольких лет вражды было непривычно сидеть с ними вот так, за одним столом, словно с близкими родичами.

– Как быстро они двигаются? – спросил Вульф.

– Позавчера около полудня они объединились возле Утиного Ущелья. Ходят вроде бы не быстрее людей. Все пешие.

Вульф кивнул и обреченно заключил:

– Значит, к вечеру они будут здесь.

Повисло тяжелое молчание. Серьезность положения постепенно доходила до сознания людей. Вульф смотрел на своих родных, на хордлингов, и в его голове проклевывался план, который казался единственным возможным здесь и сейчас.

Огненный хоровод пронесся перед его мысленным взором, ослепляя на мгновение.

– Мои худшие опасения подтвердились, – произнес Вульф, – до сих пор мы сражались всего лишь с разведывательными отрядами троллей, которые проверяли нас на прочность и выявляли наши слабые места. Теперь же сюда движется их основная армия. Хотя, быть может, и это не главные их силы. Но, в любом случае, война только начинается.

– Что ты предлагаешь? – осведомился Фолькхари.