Вторжение в Мидгард

Ночную тишину разорвал боевой клич ильвингов, постепенно переходящий в волчий вой. Занеся Кормителя Воронов высоко над головой, Вульф рванулся вперед, словно выпущенная стрела, встречая ошалевших троллей скоростью урагана и яростью бешенного медведя.

Он рычал, словно зверь, и рев троллей тонул в звуке его голоса. Рунный меч отплясывал смертельный танец, срубая головы одних, пронзая тела других и рассекая животы третьих. Вульф вертелся вихрем, отбивая дубины и топоры, и, улучая момент, бросался вперед, чтобы нанести смертельный удар. Не чувствуя усталости, не ощущая ни времени, ни пространства, он метался из стороны в сторону, убивая и калеча турсов. Окруженный волнами отвратительного зловония, он позволил свирепой ярости волка ослепить его и взять контроль над мышцами и разумом. Безобразные морды троллей мелькали перед его затуманенным злобой взором, их маленькие красные глазки сливались в единый хоровод огней, который кружился вокруг него, раззадоривая все больше и больше. Глазницы волчьего черепа на шлеме ярко сияли, роняя ужас в сердца зеленокожих тварей. Три руны, выцарапанные на лбу, вспыхивали всякий раз, как острое лезвие Кормителя Воронов отправляло очередного тролля в холодный мир вечного забвения. Казалось, праздник свирепого безумства будет длиться бесконечно. Но всему в мире наступает конец.

Вульф потерял счет времени, как потерял счет убитым врагам. Отдаленным уголком сознания, который наблюдал за происходящим побоищем, он понимал, что конец близок, и каждый новый удар, высвобождающий фонтаны черной слизи из вен троллей, приближал его победу. Но когда ему показалось, что до победы оставались лишь считанные мгновения, тугая петля стянула ему горло и опрокинула на спину. Задыхаясь, Вульф попытался сорвать веревку с шеи и встать на ноги, но несколько троллей навалились на него, прижав тушами к земле. Последнее, что увидел Вульф, была дубина, опускающаяся на его голову.

***

Возвращение в мир реальности было медленным и болезненным. Кто-то плеснул водой ему в лицо, обжигающий холод помог очнуться и приоткрыть левый глаз. Попытавшись открыть правый, Вульф застонал от боли. Из раны над бровью обильно лилась кровь, заливая висок и щеку.

Вульф лежал на земле. Его руки крепко сковали и привязали к дереву; тугая веревка стягивала лодыжки до боли. Осторожно повернув голову вправо, он увидел возвышавшегося над ним инистого великана. Тот держал в волосатых лапах меч и шлем Вульфа. Рядом с ним стояли несколько троллей.

– Еще жив? – с издевкой поинтересовался хримтурс. – Хорошо. Надеюсь, доживешь до заката. Великий Трюм разгневается, если я принесу ему в жертву дохлятину.

С этими словами хримтурс повернулся и скрылся из виду. Тролли ушли следом, оставив плененного ильвинга одного.

Начинало светать. Свежесть раннего утра приятно холодила раны, успокаивая боль. Ночью, охваченный безумной яростью сражения, он не замечал ни утомления, ни увечий, ни собственной крови. Но сейчас усталость и боль нахлынули на него, словно утреннее недомогание после пьянки.

С усилием приподняв голову, он осмотрел свое тело. На груди и на левом боку алели порезы, из которых еще сочилась кровь, образуя небольшую лужицу на земле. Кроме этого, на теле имелось множество мелких царапин и ссадин. В горле першило и саднило от крика и рычания. Он опустил голову и закрыл глаза.

Вульф не мог ни двигаться, ни говорить, ни думать: истратив все силы в яростном вихре сражения, он лежал, будто тряпичная кукла, не в состоянии пошевелиться. Усталость сковала его сознание и утянула в забытье.

Глава одиннадцатая

Летнее солнце стояло в зените, лаская землю теплыми лучами. В голубом небе парили птицы, их пение неслось над хутором, что расположился на лугу неподалеку от леса. Поодаль лениво паслись несколько коней и коров, пощипывая сочную траву. Хутор был невелик – три землянки, да загон для лошадей, – и людей в нем жило не много. Хетр с семьей и его брат Виль, а также их старики родители. Детей у Хетра было трое – два сына, Виг и Альви, и дочь Сванхвит. Мужчины работали в поле, а Сванхвит с матерью в землянке мололи муку. Когда намололи достаточно и высыпали в горшок, мать сказала:

– Надо бы ягод к столу. Сходи-ка, дочка, к малиновому ручью и набери пару лукошек.

– Да, матушка, – послушно ответила Сванхвит и направилась к двери.

После сумрака землянки яркий солнечный свет заставил ее сощурить глаза. Она подняла с земли два лукна и зашагала к лесу.

Пятнадцати зим отроду, Сванхвит выглядела почти как взрослая девушка. Небольшая, но упругая грудь, украшенная ожерельем из медвежьих когтей и зубов, подпрыгивала в такт ее шагам. Широкие округлые бедра скрывала короткая юбка из сученой шерсти, узкую талию стягивал кожаный пояс с большой круглой пряжкой. Длинные белокурые волосы развевались на ветру, а солнечные лучи приятно ласкали обнаженный торс. Сванхвит весело шагала через поле к лесу.

– Виг! Альви! – закричала она, махая братьям рукой. Юноши вскинули руки в ответ и вернулись к работе.

Сосновый лес встретил девушку желанной прохладой и свежестью. Она ступала по земле, покрытой толстым слоем мульчи, которая нежно щекотала ступни ног. Дойдя до поваленного грозой дерева, она свернула и продолжила путь к малиновому ручью. Вскоре девушка услышала журчание воды и ощутила жажду.

Когда Сванхвит вышла к ручью, она первым делом присела у бережка и вдоволь напилась холодной, ключевой воды. Затем принялась собирать малину, которая здесь росла в изобилии. Опустившись на корточки, она срывала ягоды и складывала их в лукно, не замечая пары серых глаз, пристально наблюдавших за ней из-за густых ветвей можжевелового куста.

Наконец встала и, удовлетворенно оглядев два наполненных доверху лукна, похвалила себя:

– Какая я молодец!

Сванхвит звонко рассмеялась и шагнула к опушке, но замерла на полпути, услышав шорох за спиной. Она обернулась и вскрикнула, лукошки выскользнули из внезапно ослабевших рук, рассыпая ягоды по земле. Девушка отступила на шаг, с ужасом глядя на неторопливо приближавшегося волка. Испуг и изумление охватили Сванхвит: она знала, что в этом лесу волки не водятся. Но страх, как ни странно, исчез, стоило ей взглянуть в жестокие серые глаза зверя. Она вдруг ощутила, что вместо страха ее душу заполняет иное чувство, – то, которое она порой испытывала перед сном, когда приятно томилась в мечтах о замужестве.

Околдованная пристальным взглядом хищных глаз, Сванхвит стояла, не в силах шевельнуться. Горячие волны возбуждения бежали по ее юному телу, колени слегка дрожали, в горле было сухо. Она не понимала, что с ней происходит. Каждый шаг, который приближал к ней хищника, откликался новой волной сладострастной истомы, заставляющей сердце биться быстрее.

Подойдя вплотную к девушке, волк замер. Сванхвит смотрела на зверя сверху вниз, ее грудь вздымалась и опускалась, вспотевшие ладони сжались в кулаки. Несколько мгновений они глядели друг на друга, а затем волк прыгнул с места и повалил девушку на землю. Его горячий мокрый язык заскользил по белому телу, острые клыки принялись покусывать шею и плечи, спускаясь вниз к груди и животу.

Сванхвит стонала от туманящего рассудок вихря сладострастия, ее руки ерошили в темно-серую шерсть зверя и прижимали сильное горячее тело к себе. Он издавал хриплое рычание и терся мордой о грудь девушки, доводя ее до исступления.

Так продолжалось некоторое время, а затем волк схватился зубами за юбку и, дернув головой, оставил девушку обнаженной перед своим похотливым взором. Сванхвит раздвинула ноги и позволила зверю приблизиться к ней вплотную. Она вскрикнула от переполнивших ее чувств, когда горячая плоть одним решительным рывком вошла в ее девственное лоно. Девушка не испытала боли, потому что в душе не осталось места ни для каких иных чувств, кроме всепоглощающей безумной страсти, которая с каждым толчком разливалась по ее трепещущему телу. Сплетя длинные белые ноги за волчьей спиной, она двигала тазом, приближая желанное облегчение.

Миг наивысшего блаженства заставил девичье тело содрогнуться одновременно с яростными толчками зверя, извергающего семя в ее лоно. Волк взвыл, задрав голову к небу, и высвободился из объятий Сванхвит.

Воя и скуля, он носился по поляне вокруг лишенной сил и тяжело дышавшей девушки, которая лежала на колючей мульче с закрытыми глазами. Кровь медленно стекала меж ее раздвинутых ног, но ликующий зверь не видел этого; покинув поляну, он несся сквозь лес, перепрыгивая через кочки и кусты. Низко висящие ветви хлестали по морде, но он не замечал ударов. Волк мчался во весь опор, так что ветер свистел в ушах.

Выбежав на соседнюю поляну, он замедлил бег и остановился. Его лапы вытянулись и превратились в человеческие ноги и руки, хвост исчез, а морда преобразилась в человеческое лицо. Темно-серая шерсть медленно обернулась темно-синим плащом, штанами и рубахой. Черная повязка на лице скрыла правый глаз.

Одноглазый подошел к своему восьминогому скакуну, который стоял, привязанный к дереву, и выжидательно смотрел на хозяина. Вскочив в седло, он бросил взгляд в ту сторону, откуда только что примчался в обличии волка.

– Итак, семена посажены, и скоро взойдет росток, из которого вырастет великое древо славного рода, чей потомок однажды спасет этот мир, – провозгласил он сам себе. После некоторого молчания торжественно добавил: – Я принес вам свой самый первый дар!

Лица и события грядущего пронеслись перед его взором. Он увидел девушку с выдающимся вперед животом, повивальную бабку и визжащего младенца; увидел обряд наречения девять ночей спустя и Сванхвит с малышом на руках – обрызгав его водой, она назовет его Ильвингом, то есть Волчонком, и никто не будет знать, почему. Никто, кроме нее одной.

Он пришпорил коня, и тот поскакал по поляне, чтобы оттолкнуться и вспарить ввысь в безоблачное голубое небо.

Глава двенадцатая

Когда Вульф открыл глаза, солнце уже стояло в зените, его сияющий диск просвечивал сквозь тонкий слой серых туч. Вульф долго смотрел в небо, пытаясь вспомнить, что произошло и почему он лежит на земле, привязанный к дереву. Повернул голову, и острая боль в правой ее части тотчас напомнила обо всех событиях прошлой ночи. Ему вспомнились слова хримтурса, которые тот произнес, взирая на плененного человека: «жертва Трюму, на закате…»

– Нет, – невольно вырвалось у Вульфа. Он удивился звучанию собственного голоса и вспомнил, как Сигурд прошлой зимой застудил горло. Тогда он говорил почти так же, как Вульф сейчас, – сипло, с присвистом.

В горле першило, мышцы ныли от усталости и ран. Два пореза на туловище пульсировали острой болью так, будто к этим местам приложили раскаленное железо. Руки и ноги были связаны и полностью обездвижены. До захода солнца оставалось еще достаточно времени, но он не видел никакого выхода, никакого спасения. Ему не хотелось верить в то, что он закончит свою жизнь, как жертвенное животное. Глупо надеяться, что товарищи вернутся и освободят его, – он приказал им спасать пленных и бежать отсюда. Сейчас они, должно быть, уже далеко.

Вульф опустил голову на жесткую землю и закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Перед его внутренним взором проплыли картины теплого лета, широкого поля, покрытого сочной травой, полуобнаженной девушки, весело шагающей к лесу. Вульф вздрогнул; его разум осветился всполохами молнии, когда из памяти всплыло видение. Оно озарило истерзанный рассудок ответами на вопросы, которые донимали его с тех пор, как он испил из источника мудрости. Вульф вспомнил хищника, оставившего свое звериное семя в утробе юной девушки; вспомнил, как зверь обернулся богом Воданазом; он также припомнил могучего орла, который опустился на камень в ту ночь на берегу Ингвифьорда и превратился в многомудрого аса. Он видел своего далекого предка во плоти и ощущал сейчас, лежа связанный на каменистой земле, что в его человеческих жилах течет, порождая радугу доселе неведомых чувств, божественная влага, которая несет в себе крупицы безграничных знаний и магических умений древних.

Дрожь прошлась по всему телу ледяной волной, вызывая доводящую до безумия чесотку. Казалось, из кожи лезут сотни тысяч тончайших игл, превращаясь в острую, белую, как снег, щетину. Заболели суставы и сухожилия, где-то вытягиваясь в длину, а где-то сокращаясь; сердце забилось с силой кузнечного молота, который выбивал новый ритм жизни. Нос и челюсть вытянулись вперед, превратившись в волчью пасть с двумя рядами острых зубов и торчащими наружу клыками. Ногти на пальцах удлинились и изогнулись в когти, а все тело покрыла белая шерсть.

Веревка соскользнула с тонких волчьих конечностей, позволив Вульфу извернуться и встать на четыре лапы. Он огляделся по сторонам, принюхиваясь к несущимся отовсюду запахам. Отвратительная вонь турсов, от которой шерсть на загривке вставала дыбом, будила чувство тревоги, смешанной со злобой. Угрюмое рычание невольно вырвалось из звериной глотки, когда он заметил спящих вокруг тлеющего костра троллей. Вульф неторопливо подошел и наклонился над одним из чудовищ. Его темно-зеленое горло вздувалось и опускалось в такт дыханию, притягивая к себе своей соблазнительной беззащитностью. Приложив клыки к коже тролля, Вульф резко сжал челюсти. Раздался хруст, и горькая жидкость хлынула в рот оборотня. Он потряс головой, с отвращением сплевывая нечеловеческую кровь.

Стараясь не разбудить рычанием спящих врагов, Вульф бесшумно подошел к другому троллю. Хруст переломанных позвонков, хриплый стон, и еще один монстр остался лежать на земле с перекусанной шеей. Вульф облизнулся и недовольно затряс головой, фыркая и хрипя. Омерзительный вкус троллевой крови во рту вызывал судороги в желудке.

Белый волк не спеша обошел костер и приблизился к месту, где спали еще три тролля и инистый великан. Волчьи клыки сомкнулись на горле одной из зеленокожих тварей, затем другой, и, наконец, Вульф склонился над третьим троллем, который зашевелился во сне, видимо почуяв нависшую над ним гибель. Он приоткрыл маленькие злобные глазки и взревел, пытаясь дотянуться до оружия. Но острые когти оборотня вонзились ему в грудь, прижимая к земле, а испачканные в крови клыки вгрызлись в горло. Тролль задергался в судорогах, но быстро затих, раскинув скрюченные лапы в стороны. Однако его рев пробудил хримтурса, тот вскочил на ноги, и в его руке сверкнул топор.

Вульф отпрыгнул в сторону, не спуская глаз с оружия великана; тот выкрикивал проклятья и приближался к волку, вращая топором. Прыгнув вперед, он ударил, но промахнулся. Проворный оборотень отскочил, а затем ринулся вперед, метя зубами в бедро великана. Но хримтурс сделал шаг в сторону и пнул волка ногой. Удар откинул Вульфа на несколько локтей назад, перевернув на спину. На мгновение дыхание перехватило, он заскулил, но быстро оправился и вновь вскочил на лапы, зарычал и поскакал вперед. Хримтурс встретил противника еще одним мощным ударом ноги, за которым последовал взмах топором. Лезвие пронеслось на расстоянии волоска от волчьей головы и раскололо небольшой камень. В то же мгновение Вульф сделал рывок вперед и вонзил зубы в волосатый живот великана. Хримтурс взревел и ударил его кулаком по голове. Отлетев сторону, волк рухнул на землю. В глазах потемнело, но ему удалось сохранить контроль над сознанием. Он воздел себя на лапы, из его пасти выпал кусок хримтурсовой плоти. Оборотень повернулся к противнику, который тяжело дышал и медленно приближался, сжимая в одной лапе топор, а другой зажав рану на брюхе.

Вульф замер, следя за надвигающимся великаном, и зарычал от нетерпения вонзить клыки в его сердце. Он весь подобрался и напрягся, готовясь к решающему прыжку. Свирепые волчьи глаза застыли; пристальный взор хищника держал противника в фокусе, отмеряя расстояние, направление и силу прыжка. Вульф переминался с лапы на лапу, рыча и подвывая, пока инистый великан делал осторожные шаги к зверю. Подобно стрелку, берущему прицел и натягивающему тетиву лука, волк смотрел на свою цель: чуть выше широких плеч, чуть ниже квадратного подбородка. Теперь оставалось лишь выждать подходящий момент, что было самым трудным, – земля, казалось, горела под лапами, а шерсть встала дыбом от изматывающего нетерпения.

Великан сделал еще шаг вперед, в это мгновение Вульф взмыл в воздух, словно выпущенная стрела. Хримтурс среагировал слишком быстро, и волк, пролетев над лезвием топора, вонзил, наконец, клыки в горло врага. Великан не удержался на ногах и рухнул на землю, пытаясь сбросить с себя зверя. Но Вульф вцепился намертво, дробя позвонки и разрывая плоть. Он рычал и хрипел от обуявшей его ярости, от отвратительного запаха турсовой крови, грыз и жевал, раздирая горло великана на куски, пока голова не оказалась отделенной от туловища.

Вульф отошел от трупа, успокаиваясь и тяжело дыша. Его морда почернела от вражьей крови, а старые раны открылись вновь. Он лег на землю и закрыл глаза.

Силы медленно возвращались.

Оборотень встал и оглянулся – живых турсов больше не осталось. Те, кто пережил ночное сражение, лежали сейчас, разорванные волчьей пастью Вульфа. Тела мертвых троллей были раскиданы по всему ущелью, словно листья, сорванные с ветвей осенним ветром. Мерзкий привкус крови в пасти отзывался спазмами в желудке, пока наконец волка не вытошнило. Он изрыгнул нечеловеческое и побрел к ближайшей луже, оставленной прошедшим дождем.

Напившись вдоволь, оборотень двинулся к месту, где некоторое время назад спал великан. Там, как он и ожидал, нашлись его шлем и Кормитель Воронов, вложенный в ножны на ремне. Вульф замер над оружием, ощущая волчьими чувствами его сверхъестественную мощь. Он сомкнул веки, желая вернуть человеческое обличие, но ничего не вышло. Тогда открыл глаза и осмотрел себя. Вульф не понимал, как ему удалось превратиться в волка; сейчас его охватило отчаяние, поскольку он не представлял себе, как обратиться вновь человеком. Он задрал голову к небу и завыл, его унылый вой разнесся над горами и достиг слуха жителей занебесья.