Амарант. История жеребенка

– В договоре указано, что лошади получают овёс три раза в день, – тихо, но твёрдо проговорила хозяйка Тётушки Бу. – Отруби и сено по мере проедания, не менее десяти кило…

– Они и получают!

– Но сегодня днём сена тоже не было, – пророкотал Кормилец. – Я заглядывал во все денники!

– Они всё съели.

– Где новое сено? – голос Зануды дрожал от ярости.

– Вы что, мне не доверяете? Я же сказал – привезут.

– Когда?

– Завтра. Или послезавтра. Откуда я знаю? Ночь на дворе!!

– Но ты начкон. И ты должен знать!

– Да привезут, я же сказал! Что вы трясётесь над ними?! Они что, золотые?! Постоят пару дней без сена, тоже мне беда!

– Этот разговор не имеет смысла, – Кормилец зашагал по коридору. – Помогите мне выгрузить сено. Нам очень повезло, что хозяева соседнего коровника вошли в наше положение и поделились своими запасами. И скажите спасибо, что этот коровник вообще нашёлся!

Кормилец, Зануда и хозяйка Тётушки Бу вышли. Бледноглазый пролетел по коридору, пнул со злости дверь мариковского денника и, ускоряя шаги, поспешил раствориться в зимнем вечере.

Не успели лошади опомниться и всё обсудить, как в конюшню вернулся Кормилец, держа в руках объёмистый мешок.

Вытряхнув в денник Марика охапку пыльноватого сена, он ушёл – видимо, к другим лошадям.

Марик набросился на еду. Сена оказалось ничтожно мало, но боль в животе немного утихла.

Скрипнула дверь, и в денник вошла Зануда, непохожая на себя, тихая и какая-то беспомощная. Мельком взглянув на жеребёнка, она отошла в угол и уселась там, глядя в пространство перед собой. По её лицу текли слёзы…

Марик никогда ещё не видел, чтобы люди вели себя подобным образом. Он наклонился, ободряюще подпихнув хозяйку носом. Зануда тихо всхлипнула, а потом, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.

Марик на всякий случай отошёл подальше и недоумённо уставился на неё.

– Увезу я тебя отсюда! Увезу!! Ты только подожди немножко!

Марик на всякий случай отошёл ещё дальше. Он не очень понимал, что такое увозить, а на то, чтобы подумать на эту тему, у него совершенно не оставалось сил…

Год второй

Глава 7, в которой Марик примеряет обновку, путешествует съеденным, а также узнаёт, что такое

коневоз

Сумерки спускались, обволакивая мглой каждое дерево в старом лесу. Огромный, мощный, словно налитый величавой силой, неслышно ступая по талому снегу, по лесу шёл конь. Его шерсть, посеребрённая сединой, тихо мерцала во тьме. Конь остановился под спящей берёзой и повёл тяжёлой головой, осматривая свои владенья. Прикрыл седыми веками глаза, упёрся мощными ногами в землю и замер на мгновенье. Затем, словно очнувшись, вздохнул. Сначала он дышал мягко, бережно, потом всё сильнее и сильнее. Ветер вырывался из его ноздрей – тёплый, ласковый, весенний. Снег оседал, серел, на нём чётко выступали опавшие еловые иголки, шелуха от шишек и старые звериные следы. Над снегом, колыхаясь причудливыми формами, поднялся плотный, тяжёлый туман. Конь-великан дул и дул, и зима отступала перед его дыханьем. Туман поднялся так высоко и стал таким плотным, что, казалось, полностью затопил собою весь лес. Он сгущался у ног своего создателя, клубился у крутых боков и мощной шеи. Конь прикрыл глаза и склонил голову, а затем тряхнул пышной гривой и громко, торжественно заржал.

В конюшне проснулся жеребёнок. Проснулся оттого, что сердце вдруг прыгнуло в груди и затрепетало, наполняя душу чем-то чистым, пронзительным, золотым или лазурным.

А огромный конь, окутанный туманом, тихо уходил вдаль, оставляя после себя влажный запах тающего снега да тёплый ветер, ласково играющий с ветвями деревьев.

– Весна пришла, – прошептал Марик, свернулся калачиком и снова уснул.

***

На лес обрушилась невероятная суета. Тут и там сновали зверушки, галдели мелкие пичуги. Лес звенел от голосов. Леший ни минуты не сидел на месте, будил заспавшихся сонь, помогал пробиться первой травке на проталинах… На ярком, словно вымытом небе не было ни облачка, солнце беспощадно плавило почерневший и оседающий с каждым днём снег. Конееды, и те присмирели, ушли в тёмную глубь леса и почти не показывались на глаза.

Лошади принялись линять, и теперь по конюшне летали облака шерсти. Всё время хотелось почесаться. Марик завистливо глядел на старательно валяющегося Кая, хрюкающего от удовольствия и перекатывающегося с бока на бок. Но сам он валяться не решался. Марик толком не знал, почему, но, когда его посещали мысли о валянии, тело и ноги становились деревянными и совершенно отказывались слушаться.

Сено и овёс опять появились, но в меньших количествах, чем было раньше. Марик постоянно ходил голодный. Они часто обсуждали это с Каем, но так и не пришли к каким-то определённым выводам.

Стояло пронзительное весеннее утро. Марик проснулся и лежал на опилках, ожидая завтрака. Однако вместо конюха неожиданно появилась Зануда, кинула охапку сена и скрылась в проходе, даже не поздоровавшись.

А овёс? Марик бросился вдогонку, проскользнул в приоткрытую дверь и выбежал в коридор, едва не наткнувшись на спину Зануды. Та бросила на него недовольный взгляд, и Марик поспешил обратно в денник.

Со вздохом уткнувшись в сено, он едва не расплакался от несправедливости. Рядом ворчал Тунгус, тоже оставшийся без завтрака. Зануда, озабоченно войдя в денник, сняла со стены кормушку и соль. Марик заволновался. Уж не решила ли Зануда исчезнуть из его жизни так же неожиданно, как появилась в ней?

– Завтраком не покормили – дом поменяешь! – раздался из денника голос Тунгуса. – Примета такая.

– Подкову потерял – к отдыху! – Вставила Тётушка Бу. – Я много примет знаю!

– В зубы лезут – к ветеринару!

– В деннике долго стоишь – вьюшки пожалуют!

– Спину меряют – к обновке! – сказал Малаген.

– Гриву плетут – к соревнованиям!

– В попону кутают да хвост бинтуют – к дороге дальней!

– Хозяйка приехала – к сахару! – высунулась из денника Лилу.

– Вещи собирают – к коневозу!

От всех этих примет у Марика голова пошла кругом. Соревнования с вьюшками в подковывании коневозов совершенно сбили его с толку!

В денник снова ворвалась Зануда. На этот раз она вывела жеребёнка в коридор и поставила на развязки. Затем, покопавшись в каком-то мешке, достала жуткого вида плед с длинной болтающейся бахромой. Марик плед понюхал, погрыз и отвернулся. Слишком уж гадко он выглядел. Зануда со счастливой улыбкой развернула плед и положила ему на спину, объявив, что это попона.

Из денника Тётушки Бу донеслось хихиканье. Сгорая от стыда и возмущения, Марик стащил плед зубами и бросил на пол. Ещё и ногой наступил для верности. Зануда невозмутимо вытащила из-под ноги плед и снова водрузила его на спину Марика, завязав верёвочками на груди. Хихиканье усилилось. Марик втянул голову в плечи, жалея, что не может провалиться сквозь дощатый пол.

Зануда повела жеребёнка за конюшню, где находилась стоянка для машин. В самом центре её, возвышаясь над остальными, стояла огромная, раззявившая хищную пасть машина, каких Марик ещё никогда не видел. От неё остро пахло влажным железом, бензином и страхом. У машины, уныло опершись на метлу, стоял конюх. Марику стало не по себе.

Зануда уверенно направилась к машине. Дойдя до трапа, напоминавшего высунутый язык, Зануда начала подниматься. Марик неуверенно сделал два шага за ней и остановился в нерешительности. Вдруг чьи-то сильные руки подхватили его сзади и в два счёта внесли в пасть, поставив слева от разделявшей её изнутри перегородки. Сзади, отрезая путь к бегству, опустили ещё одну.

Зануда крепко привязала его и вышла. Жеребёнок испуганно завертел головой, но короткий чомбур не давал как следует оглядеться.

Сзади с трапа раздался грохот, послышались уговаривающие голоса людей и глухое ворчание Тунгуса. Сердце подпрыгнуло и замерло. Марик забился, натягивая верёвку, и громко закричал: